Проданная замуж - Самим Али

Привычное течение жизни нарушалось одним исключительным обстоятельством: иногда, когда я возвращалась после игр во дворе, третья кровать в нашей комнате, что стояла рядом с моей, вдруг оказывалась застеленной простынями и одеялами. Я бежала вниз и стучала в кабинет тетушки Пегги, где она уже ждала меня вместе с моей сестрой. Когда Мена оставалась в детском доме, радости не было предела — это событие было важнее Рождества, важнее поездки к морю. Со мной был кто-то мой и только мой, и от этого я чувствовала себя особенной.

Когда она осталась в детском доме первый раз, перемены в комнате озадачили меня, и я не знала, что за странная девочка стоит рядом с тетушкой Пегги. Мне вовсе не казалось, что мы похожи: она была меньше меня ростом, носила что-то вроде длинного платья поверх мешковатых штанов. Хотя волосы девочки были такими же темными, как мои, они были заплетены в тонкую косичку, болтавшуюся за спиной, а глаза ее были широко раскрыты; она так вцепилась в тетушку Пегги, будто ее вот-вот могло унести в открытое море. Я была очень рада новой девочке, с которой можно поиграть, но она оказалась такой стеснительной!

— Сэм, это твоя сестра Мена, — сказала тетушка Пегги. — Она немного поживет с нами. Поздоровайся с ней.

Моя сестра? Конечно, я понимала, что это означает, но я ничего не знала об этой девочке. Я улыбнулась Мене, которая настороженно поглядывала на меня. Я подошла ближе и пожала ей руку.

— Привет, — сказала я.

Она по-прежнему молча на меня смотрела.

— Почему бы тебе не проводить Мену наверх и не показать ей, где она будет спать? — произнесла тетушка Пегги. — Мы положили кое-какую одежду в нижний ящик комода. Почему бы тебе не помочь Мене переодеться? Возможно, она поиграет с вами, но не захочет пачкать свою красивую домашнюю одежду.

Что значит — домашняя одежда? Она ведь сейчас дома, не так ли? Но взрослые иногда говорили странные вещи, поэтому я развернулась и, держа Мену за руку, зашагала вверх по лестнице.

Я так гордилась! Моя сестра — моя собственная сестра! Больше ни к кому в детском доме не приезжала в гости сестра. Мне повезло, что она здесь, со мной, и я пылала от радостного волнения. Первым делом я покажу ей свою комнату, похвастаюсь ею перед Амандой, а потом мы пойдем во двор и будем резвиться, качаться на качелях. Быть может, она знает что-то такое, во что можно поиграть в лесу, чего не знаю я.

Мы поднялись на второй этаж, и Мена села на кровать, позволив мне доставать из ящика одежду. Она решала, что будет носить, а что нет. Мы выбрали несколько брюк, потому что Мена не хотела оголять ноги, и яркую кофточку с длинными рукавами. Аманда вошла в комнату и остановилась в дверях. Я предложила ей поздороваться с моей сестрой. Потом мы побежали вниз по лестнице и направились сразу в сад. Сердце мое едва не разрывалось от волнения и гордости. Я показала сестре качели, и та осторожно вскарабкалась на сиденье. Мена не знала, как отталкиваться ногами, чтобы раскачаться, поэтому я стала сзади и начала толкать.

— Не так сильно! Не так сильно! — Она взвизгнула, напуганная скоростью и высотой.

Мне хотелось сесть рядом и покататься вместе с сестрой, но она не могла раскачаться сама, а я не хотела, чтобы ее толкал кто-то другой.

— Эй! — крикнула я, бросившись бежать по лужайке. — Давайте играть в прятки.

Аманде пришлось искать нас обеих, потому что Мена не хотела прятаться в одиночку. С ней было трудно играть даже в салки: когда она водила, мне приходилось бегать медленнее и позволять себя «запечатывать», потому что ей не под силу было нас догнать. Но все это не имело значения; она была моей сестрой, и я знала, что должна заботиться о ней здесь, где для нее все чужое.

Я не спрашивала, почему она здесь, откуда она приехала и знала ли до сегодняшнего дня, что у нее есть сестра. Это был мой дом, мой мир, а она приехала ко мне в гости. Точно так же, как отец приезжал и привозил мне сладости. Мена пришла и осталась со мной в моей комнате.

Мена была старше меня, старше на целых два года, но я чувствовала, что должна все ей показывать и всему учить. Она казалась мне очень стеснительной и совсем не храброй; мы с Амандой любили перед сном рассказывать истории о гоблинах из Кэннок Чейза, но Мена так пугалась, что заставляла нас закрывать окно, поэтому мы приучились не рассказывать при ней страшилок. Она появлялась у нас раза два в год; я точно не знаю, подолгу ли она оставалась с нами — может, на несколько недель, а может, и на все лето.

Жизнь в детском доме сделала меня храброй, потому что я не знала там ничего такого, чего можно бояться. Я никогда не страдала от холода или голода. Моя одежда постоянно была чистой, а когда я возвращалась домой из школы, меня всегда тепло встречали. Моя жизнь была идеальной.

Пока я не встретилась с матерью.

2

Должно быть, это произошло на каникулах: я не ходила на занятия в школу, и со мной была Мена. То был последний день ее очередного визита, и мы знали, что папа уже приехал ее забрать, поэтому мы обе спустились в кабинет, когда настало время ей уходить. Однако на этот раз отец был не один и не стал наклоняться ко мне, чтобы погладить по щеке и угостить конфетой, как это обычно бывало. Вместо этого он поднял мою руку и вложил ее в ладонь женщины, что приехала вместе с ним. Она была худее и немного ниже папы и не улыбалась мне, а, казалось, внимательно меня изучала. На ней была такая же странная одежда, как и на Мене, когда та приезжала в детский дом и еще не успевала переодеться в джинсы. А еще ее голову покрывал шарф. Я решила, что она выглядит очень серьезной и умной.

— Самим, — сказал папа, — это твоя мать. Поздоровайся с ней.

Мать даже не сделала попытки обнять меня; она слабо удерживала мою руку в своей, и я подняла на нее взгляд.

— Здравствуйте, — вежливо промолвила я.

Правильно ли я поступила? Я понятия не имела. Во всех историях, которые мы читали, были мамы, но те жили вместе с детьми, обнимали и целовали их на ночь, как делала тетушка Пегги. Моя мать, похоже, не собиралась ни обнимать, ни целовать меня, а вместо этого просто смотрела на меня. Вдруг она повернулась к отцу и издала какие-то исковерканные звуки — для моего уха они были резкими, странными и немного пугающими, поэтому я чуть попятилась. Мена стояла прямо за мной, и я натолкнулась на нее спиной; судя по всему, ей тоже не хотелось выходить вперед и обнимать маму. Мать крепче сжала мою руку, снова повернулась ко мне и заговорила мягче. Она протянула ко мне вторую руку, и, подталкиваемая сзади Меной, я шагнула вперед и последовала примеру матери. Та снова заговорила с отцом, который улыбнулся мне и сказал:

— Она говорит, что ты очень изменилась с тех пор, как она видела тебя последний раз. Ты выглядишь совсем взрослой и большой.

Я настороженно улыбнулась матери: что она собирается делать дальше?

Она посмотрела поверх моей головы и произнесла еще несколько таких же странных слов, обращаясь к Мене. Мена, стоявшая у меня за спиной, вышла и ответила ей, а потом развернулась и пошла наверх. Мне захотелось уйти вместе с сестрой, но мать продолжала держать меня за руки. Я запомнила это лучше всего, какое-то новое ощущение захлестнуло меня; в этот момент я почувствовала себя по-другому. У меня появилась мать, которой никогда раньше не было, и она приехала, чтобы повидаться со мной. Я снова подняла взгляд на женщину, а она посмотрела на меня и — впервые за все время — улыбнулась мне. Я улыбнулась в ответ. Когда она снова заговорила, слова уже не звучали резко или странно; это же говорила Мать, как могло быть иначе? Я ответила: «Хорошо». И хотя я абсолютно не поняла, что она только что сказала, такой ответ казался мне правильным. Не успела я опомниться, как Мена оказалась рядом, снова одетая в свой чудной наряд, и все мои гости уехали. Я не жалела, что они уехали, — в конце концов, это был мой дом. Но с тех пор мать стала самым важным моим посетителем. Мать Аманды вообще никогда ее не навещала. Когда со мной начала оставаться сестра, я почувствовала себя принцессой, а когда мать приехала туда, где я живу, я ощутила себя королевой. Пожалуй, я идеализировала ее, и, когда она приезжала меня навещать, я всегда с радостью сидела рядом с ней и держала ее за руку.

То обстоятельство, что мать приезжала только тогда, когда нужно было забирать Мену, совсем меня не беспокоило; а вот папа приходил ко мне и только ко мне. Все эти годы папа навещал меня почти каждую неделю, а мать приходила, только когда Мене пора было возвращаться домой.

Происходило все следующим образом: я подходила к матери, брала ее за руку и стояла рядом. Мать опускала на меня взгляд, склоняла ко мне голову и произносила: «У тебя все хорошо?» Я отвечала: «Да», — и на том наша беседа завершалась. Папа ободряюще мне улыбался. Как только Мена заканчивала переодеваться, все трое уезжали. Меня никогда не интересовало, почему меня не берут с собой, так как считала детский дом именно тем местом, где мне и положено быть.