Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин

шестом варианте. Мы с Юрием Александровичем понимали, что наш эскиз – красивая бумажка, создать рабочий проект на данном участке будет практически невозможно.

Однако Рецептер, в отличие от нас, воспринимал все это по-другому. Мечту претворяя в действительность, он был уверен, что можно эту его задумку воплотить в жизнь. Наверняка эта уверенность помогла ему при разговоре с губернатором. После встречи с ним Володя радостно позвонил мне и сообщил, что Глава города внимательно выслушал его, рассмотрел эскизные наработки и принял решение передать флигель «Пушкинской школе».

– Ты понимаешь Михаил, он эскизный проект одобрил! – со счастливой улыбкой школьника-отличника воскликнул мой друг.

– И о чем это говорит, Володя?

– Значит, можно строить.

– Можно строить после получения Разрешения на строительство.

– Так зачем же дело встало?

– Дело, Володя, будет вставать постоянно, из-за решения многих вопросов.

– Но ведь первый шаг сделан.

– Первый сделан. Удивлен, как у тебя все получается, Володя.

– Ну, с вашей помощью, конечно, Михаил, – друг перешел на «вы», подчеркивая свое почтение ко мне и в благодарность за помощь.

– Мы-то тут сбоку припека, – постарался я сдержанным тоном нивелировать свое участие.

– Не будем измерять, кто больше, кто меньше.

– Хорошо, хорошо. Ты прав был, Володя, тебе чертовски везет.

– И ты прав, Михаил, благосклонность госпожи удачи многого стоит, – с хитрецой в лучистом взоре ответил Владимир.

Совсем скоро, после небольших формальностей, флигель по улице Набережная Фонтанка, 39 был передан театру – студии «Пушкинская школа».

2

После инфаркта поездка на любом виде транспорта стала для меня проблематичной. Бывали дни, когда объезжая объекты в области, будучи уверенным в достаточной крепости организма, я доводил себя до обморочного состояния.

Вроде никакого напряга – сидишь в комфортабельном современном автомобиле, тепло, не чувствуются ни ухабы, ни ямы, в салоне звучит любимая музыка. Однако проходит полчаса, и уже клонит ко сну. Но сна нет, дрема изнуряет, в полусне внешний шум, шуршание колес, скрип тормозов, сигналы встречных машин кажутся громче, воспринимаются мучительнее. Выходишь из машины усталым, как после стайерской дистанции. Я знаю – это от давления. Принимаю лекарство. Но рабочая необходимость не обращает внимания ни на давление, ни на другие сбои моего организма. Надо – значит надо!

Однажды пришлось срочно ехать в Москву. Жена снарядила меня как на Северный полюс, да еще упросила старшую дочь меня сопровождать. Взяли отдельное купе на двоих, за окном ночь. Стук колес убаюкал, но вдруг от какого-то внешнего или внутреннего толчка я резко проснулся и уже уснуть не смог. Сложный шум заключил меня в свои объятья, как в тиски: скрежещут колеса, скрипят двери соседних купе, гудят встречные поезда. К утру на часок я все-таки забылся тяжелым сном. Вышел из вагона разбитый, конечно, недовольный. Всё, как всегда. Шум в голове, мелькание мушек перед глазами, кровь постукивает в висках, щеки пылают.

Зашли с дочерью в зал ожидания, нашел свободный диванчик, проглотил таблетку, запил водой. Доченька взяла за руку, проверила пульс.

– Дорогая моя, все нормально, не волнуйся, – попытался я утешить взволнованную дочь. – Сейчас отдышусь, закреплюсь на твердой земле. А ты пока сходи в буфет за водой.

– А как же ты тут без меня будешь? – заботливо проговорила дочь.

– Так мне уже лучше, скоро все мои недомогания совсем пройдут, они боятся солнечного света и рабочего настроения.

– Хорошо, я быстро, папа, – улыбнувшись задорно, по-девчоночьи, поторопилась она выполнять мою простую просьбу.

– Не торопись, доченька.

Я прикрыл глаза, откинулся на спинку дивана. Мысль пугала: что же с моим сердцем происходит? Почему не хочет работать ритмично? Знать бы… На этом месте мои невеселые размышления прервал чей-то оптимистичный голос.

– О, какие люди встречаются в зале ожидания Ленинградского вокзала!

Голос я узнал: тембр насыщенный, модуляции теплые. И не ошибся – это был Рецептер. Я почтительно встал, бодро и радостно поздоровался.

– Володя! Ты что здесь делаешь?

– Я… мимо прохожу, – пошутил друг с улыбкой.

– Это понятно. А в Москву – по каким делам?

– Приехал тебя искать, Михаил, а то в родном городе нет времени встретиться.

– Ладно тебе, ты тоже хорош, захотел бы встретиться, нашел бы способ.

– Ну не сердись, пошутили и хватит. Ты кого, Михаил, здесь ждешь?

– Доченьку, она ушла за водой, а я давление усмиряю. А оно, как норовистый конь, никак под узду не хочет. Ничего, сейчас таблеточки его угомонят. Надолго ли?

– Прости меня за шутки, не знал, что тебе нездоровится.

– Уже простил, Володя. Садись рядом, поговорим, пока дочь не вернется.

Одну минуту мы молчали. Володя заметно сочувствовал моему нездоровью. Я стал его утешать.

– Вроде отпускает, – для убедительности трогая затылок руками, уже пободрее отрапортовал я. – Да, точно, полегче стало. Так ты откуда, Володя? И куда?

– Да оттуда же, откуда и ты, – с поезда. Вышел не торопясь, в буфет зашел, в газетный киоск заглянул, потому и задержался. А ты зачем в Москву, Михаил Константинович?

– Да вопросов много поднакопилось, без начальства не разрешить, надо и в Министерство заглянуть.

– Вам-то, бизнесменам, что в Министерстве делать? Вы же не государственные служащие.

– Ты прав, Володя, особых дел в Министерстве у меня нет, позвонили, попросили словом мудрым переброситься. Совет мой профессиональный, наверное, понадобился.

– Ну ладно, Михаил, не хочешь говорить, не говори.

– Ты, Володя, зря обижаешься. Нечего мне сказать. Какие тайны у меня от тебя могут быть? А тебя какой леший сюда привел?

– Меня этот леший каждую неделю сюда приводит.

– Чего так?

– Мы ведь не бизнесмены. У нас всегда чего-то не хватает.

Подошла дочь, вопросительно посмотрела на меня.

– Ну как, папа?

– Уже лучше, даже совсем хорошо, доченька. Вот и человек дорогой помог забыть о недомогании. Познакомься – это мой друг, просветитель, не побоюсь сказать – мой и еще многих питерцев кумир. Кумир – в смысле любимый театральный артист и режиссер.

– Здравствуйте, – поклонилась Владимиру дочь. – Я вас знаю с детства. А ты, папа, дай мне руку, я проверю твое отличное самочувствие.

Она взяла мое запястье, посчитала пульс.

– Нормально, нормально, доченька, – отмахнулся я и, продолжая разговор с Рецептером, спросил:

– А чего у вас не хватает? Такой прекрасный театр, популярный, известный.

– Конечно, денег, Михаил.

– Тебе, Володя, в Министерство к которому часу?

– К двенадцати.

– Мне нужно к одиннадцати. Сейчас всего ничего, – отметил я, взглянув на часы. – Здесь за углом я знаю неплохой ресторанчик, пойдем, позавтракаем и поговорим, а то давно не виделись.

– Михаил, я позавтракал в буфете, есть не хочу.

– Пойдем, посидишь с нами, чаю или кофе выпьешь.

– Уговорил, дорогой друг, пошли. Да и мне с тобой посоветоваться тоже надо.

– Видишь, и дело нашлось.

Мы вышли из вокзала и повернули направо.

– Вот сюда и заглянем, – сказал я, показывая на вывеску, – прекрасное место. Имя у него весьма аппетитное.

Рецептер с деланным почтением прочитал название.

– «Картоха». Да, сколько раз бываю здесь, ни разу не обращал внимания, ты-то как такие заведения находишь?

– Вот так и нахожу, – сами на глаза попадаются. А тебе «Картоха», наверное, не по чину будет, тебе элитарные