Курс чудес - Кеннет Уопник

5. Молитва — отход в сторону, отпуск всего, тихое время любви и слушания. Ее не нужно путать с мольбой о чем–либо, ибо она есть путь воспоминания о твоей святости. Зачем же святости молить, когда она имеет право на всё, что может предложить любовь? Это к Любви ты обращаешься в молитве. Молитва — это подношение; отказ от самого себя ради единобытия с Любовью. И не о чем просить, ибо не остается ничего, чего бы стоило желать. А это «ничего»становится Господним алтарем. И исчезает в Нем.

6. Подобный уровень молитвы доступен еще не всем. Тем, кто еще не достиг его, необходима твоя помощь, поскольку их прощение пока не обусловлено приятием. Помощь в молитве вовсе не означает, что некто стал посредником между тобой и Богом. Но эта помощь означает, что некто стоит подле тебя и помогает тебе возвыситься до Него. Тот, кто осознал Господню благодать, молится без страха. А тот, кто молится без страха, не может не достичь Его. Поэтому он может достичь и Его Сына, где бы тот ни был, какую бы, казалось, форму ни принимал.

7. Моление Христу в ком бы то ни было есть истинная молитва, поскольку она — дар благодарности Его Отцу. Просить Христа быть им самим — не мольба. То — песнь благодарения за твою суть. В этом вся сила молитвы. Она не просит ничего и получает всё. Эту молитву можно разделять, поскольку она получает ответ для всех. Молиться с тем, кто знает, что это истина, значит получить ответ. Возможно, конкретная форма решения конкретной проблемы придет к одному из вас, к кому — неважно. Возможно, она явится к обоим, если вы истинно в созвучии друг с другом. Она придет, ибо вы осознали, что Христос — в вас обоих. В том и заключена ее единственная истина.

II. Лестница молитвы

1. Нет у молитвы ни начала, ни конца. Она — часть жизни. Однако она меняется по форме и с постижением растет, покуда не достигнет своего бесформенного состояния и не сольется в полном общении с Богом. В своей форме просьбы ей вовсе не нужно обращаться к Богу или даже подразумевать веру в Него. На этом уровне молитва — просто желание, продиктованное ощущением недостаточности, нехватки.

2. Подобные формы молитвы или же просьбы–из–нужды всегда предполагают ощущение слабости, чувство несоответствия; так не молился бы Божий Сын, зная, Кто он такой. Следовательно, никто из тех, кто знает свое Тождество, не может пользоваться в подобной форме. Но так же верно и то, что сомневающимся в своем Тождестве не избежать молитвы в этой форме. Молитва нескончаема, как сама жизнь. Каждый молится беспрерывно. Проси, и ты получишь, поскольку ты определил, чего желаешь.

3. Возможно также достичь высшую форму просьб–из–нужды, поскольку в этом мире молитве свойственная коррекция, а посему она должна включать в себя уровни постижения. Просьба в ней адресована Богу с искренней верой, хотя еще и без достаточного понимания. Неясное и, как правило, неустойчивое чувство собственного тождества в общем достигнуто, но часто затуманивается глубоко укорененным ощущением греховности. На этом уровне возможно продолжать просить о вещах сего мира в различной форме, но можно также просить и о таких дарах, как доброта и честность, и в особенности — о прощении многих источников вины, которые неизбежно лежат в основе любой молитвы–из–нужды. Ведь без вины нет недостаточности. Безгрешные нужды не знают.

 4. На этом же уровне приходит и любопытное терминологическое противоречие, известное как «моление о врагах». Противоречие заключено не в самих словах, а скорее в том, как они обычно интерпретируются. Покуда ты веришь, что у тебя есть враги, ты ограничил молитву законами этого мира и теми же узкими рамками ограничил свою способность получать и принимать. Но если у тебя есть враги, то есть и великая нужда в молитве. Что означает эта фраза? Молись за себя, молись, чтобы не сделать узником Христа, тем самым утратив осознание собственного Тождества. Не становись предателем кому–то, иначе станешь им по отношению к себе.

5. Враг — это символ Христа, заточенного в неволю. Но кто Он, если не ты сам? Молитва за врагов становится таким путем молитвой о твоей собственной свободе. Теперь в ней нет противоречия. Она становится утверждением единства Христа и признанием Его безгрешия. Теперь, признав Сына Божьего таким, каким он сотворен, молитва стала святой.

6. Чрезвычайно важно постоянно помнить, что молитва на любом уровне — всегда о тебе самом. Соединяясь с кем–либо в молитве, ты делаешь его частью себя. Враг — это ты, и враг — Христос. Прежде чем стать святой, молитва становится выбором. Но ты не выбираешь за кого–либо другого. Всё, что ты можешь, это сделать свой собственный выбор. Искренне молись за своих врагов, ибо в этом — твое собственное спасение. Прости им свои грехи и будешь воистину прощен.

7. Молитва — это лестница, устремившаяся к Небесам. Там, наверху, ее преображение подобно твоему, ибо молитва — часть тебя. Всё что ни есть земное осталось позади и полностью забыто. Нет просьб, поскольку нет ни в чем нужды. Отождествление с Христом полностью признано как вечное, вне искажений и изменений. Свет уже не мерцает, он больше не померкнет никогда. Теперь, в отсутствии любого рода нужд, в убранстве чистой безгреховности — дара Всевышнего тебе, Его возлюбленному Сыну, молитва снова может стать тем, чем ей предназначалось быть. Ибо теперь она взмывает песней благодарения Творцу, песней без слов, без мыслей, без пустых желаний и без нужды в чем бы то ни было. Так она простирается, как ей и надлежало. И за такое подношение Сам Бог благодарит.

8. Бог — цель любой молитвы, что делает ее вневременной, а не конечной. Но у нее нет и начала, поскольку цель ее не изменилась. Молитва в своих ранних формах есть просто иллюзия, поскольку, чтобы кому–то прийти туда, откуда он никогда не уходил, не нужно лестницы. Но молитва остается частью прощения, покуда прощение, само по себе иллюзия, не достигнуто. Молитва связана с учебой, покуда цель учебы не завершена. Тогда всё вместе преображается и незапятнанным возвращается в Господень Разум. Поскольку подобное состояние вне постижения, его не описать. Важно, однако, осознать необходимость этих фаз для достижения подобного состояния, если покою суждено восстановиться в Божьем Сыне, ныне живущем с иллюзией смерти и в страхе перед Богом.

III. Моление о других

1. Уже было сказано, что молитва — всегда о самом себе, и это правда. Зачем тогда молиться за других? А если это необходимо, то как это делать? Моление за других, правильно понятое, становится средством, дающим тебе возможность снять с брата проекции собственной вины и наделить тебя способностью признать, что вовсе не он — виновник твоих страданий. Губительную мысль о том, что он и есть твой враг, твой злонамеренный двойник, твое возмездие, нужно оставить прежде, чем ты найдешь спасение от вины. Средство для этого — молитва с ее восходящими целями и силой, которая растет, покуда не достигнет Бога.

2. Ранние формы молитвы, у самого подножия лестницы, не свободны от зависти и злобы. Они взывают к мщению, а не к любви. Они исходят от того, кто не осознает, что в этих формах — призыв к смерти, из страха произносимый теми, кто дорожит виной. Они взывают к мстительному богу и, как им кажется, тот отвечает им. Нельзя просить об аде для другого, не угодив в ад самому. Лишь пребывающие в аду могут просить об аде. Ведь те, что прощены и приняли свое прощение, не сотворят такой молитвы.

3. Тогда учебной целью на этих уровнях должно стать понимание, что молитва принесет ответ только в той форме, в которой сотворена сама молитва. Этого достаточно. Отсюда легче сделать шаг к следующим уровням. Дальнейшее восхождение начинается с признания:

«То, что я попросил для брата, —не то, чего желал бы я себе.И так я превратил его в своего врага».

Совершенно очевидно, что этой вехи не достичь тем, кто не видит ценности или же преимуществ для себя в освобождении других. Эта задержка способна оказаться довольно продолжительной, ибо в подобном воззрении можно усмотреть скорее опасность, нежели милосердие. В глазах виновных наличие врагов кажется реальным преимуществом, и с этой воображаемой выгодой надо расстаться, чтобы освободить своих врагов.

4. От вины следует отказаться, а не скрывать ее. Это не безболезненный процесс, и за мелькнувшим милосердием такого шага может последовать глубокое отступление к страхе. Любые формы защиты, диктуемые страхом, пугают сами по себе, а узнанные, они приносят с собою страх. Но что за выгода для узника в иллюзии побега? Его реальное избавление от вины лежит лишь в осознании того, что вина ушла. Но как о том узнать, пока он прячет ее в ком–то другом, не видя, что она есть его собственная вина? Боязнь побега затрудняет приветствие свободы, а обращение врага в тюремщика, кажется, обеспечивает безопасность. Как же освободить его, не испытав безумного страха за себя? Ты превратил его в свое спасение, в свое избавленье от вины. Твоя заинтересованность в подобном избавленьи глубока, и страх освобождения от нее силен.