Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Эти адские машины, оснащенные пульсирующим воздушно-реактивным двигателем, издавали громкий, характерный звук, пролетая над головой. Их самой зловещей особенностью (не считая боевой части) был ужасающий визг, с которым они падали на землю. Они имели низкую точность попадания. В носовой части размещался миниатюрный пропеллер (лопастной анемометр), соединенный со счетчиком, на котором устанавливалась величина требуемой дальности полета; была известна частота вращения пропеллера во время полета с неизменной скоростью на определенное расстояние. При подлете к цели анемометр, вращаемый набегающим потоком воздуха, скручивал счетчик до нуля. Счетчик подавал команду на механизм руля высоты, и бомба пикировала вниз. Пульсирующий воздушно-реактивный двигатель издавал характерный звук, и лондонцы быстро разобрались, что если над головой слышно жужжание, то бояться нечего, а вот если двигатель замолкал, то следовало ждать беды. В Берлине эти бомбы назвали оружием возмездия, сокращенно «Фау-1». Лондонцы нарекли их летающими или жужжащими бомбами[2049].

14 июня Дафф Купер ужинал в «Дорчестере» с леди Кунард, которая, как и во время блица, отказалась покидать свою квартиру. Когда Купер рассказал ей, что новые атаки проводились беспилотными самолетами, она ответила, что это невозможно и что в «такую чушь» могут верить только глупцы. Служащий отеля, услышав это, сказал, что использование беспилотных самолетов хороший знак, поскольку «доказывает, что немцам настолько не хватает людей, что они вынуждены отправлять самолеты без летчиков». 19 июня на совещании начальников штабов Черчилль распорядился, чтобы с этого момента оружие называли не «беспилотными самолетами», а «летающими бомбами». Брук заметил, что в тот вечер Черчилль был «в очень хорошей форме, выглядел лет на десять моложе, а все потому, что из-за летающих бомб мы снова оказались на линии фронта!!»[2050].

Появление летающих бомб ознаменовало начало новой эпохи, вскоре получившей название «ракетный век», а учитывая, что все ракеты были у Гитлера, – и только у Гитлера, – это вызывало особый ужас. В ближайшие четыре недели 2754 Фау-1, направленных на Великобританию, убили 2752 человека и разрушили более 8 тысяч зданий. Так продолжалось до начала августа, когда Черчилль сказал в палате общин, что «на нас направили 5735 этих роботов, убивших 4735 человек, и 14 тысяч получили более или менее серьезные ранения». Черчилль рассказал палате, что, когда он осматривал расположенный по соседству разрушенный квартал, к нему подошел старик и спросил: «Что вы собираетесь с этим делать?» Я ответил: «Мы никогда еще не терпели поражения». Старика, похоже, удовлетворил ответ. Это все, что я мог обещать». Необходимость подвергнуть бомбардировке пусковые установки «Фау-1» в Северной Франции нарушила план операции в Нормандии и привела к сокращению количества полетов над Германией. Тем не менее если Гитлер летом 1944 года сбросил на Великобританию 4500 тонн взрывчатых веществ, то англичане с американцами сбросили на Германию 48 тысяч тонн, но ценой огромных потерь – более 14 тысяч летчиков погибли или пропали без вести. «Фау-1» не стали причиной гибели большого количества людей, но, поскольку они появлялись ежечасно, день за днем, неделя за неделей, нервы у всех были на пределе. «Я уверен в одном, – заявил Черчилль в палате общин, – Лондон никогда не будет завоеван и никогда не падет, и люди будут долго помнить, как победоносно он преодолевал все трудности». Но, как написал в дневнике Брук, «настоящую опасность представляют летающие ракеты с 5-тонной боеголовкой». Это были «Фау-2», о появлении которых в скором времени узнало британское высшее командование, но не британский народ[2051].

Когда над Лондоном появились «жужжащие бомбы», битва на побережье застыла на мертвой точке, и альянс, казалось, был готов самоликвидироваться. Основной спор велся вокруг «Энвила», вспомогательного вторжения во Францию. Маршалл, которого Брук и Эйзенхауэр убедили повременить с «Энвилом», чтобы сориентироваться по ситуации, в середине июня посетил Италию. Там он узнал от Александера и Вильсона, что они c нетерпением ждут операцию в Адриатике. В ответ он, как и другие американские начальники штабов, посоветовал укрепить позиции. «Энвил» должен был начаться не позднее августа. То, что раньше было спором, теперь превратилось в принципиальное разногласие. Александер и Черчилль доказывали британским начальникам штабов необходимость операции в Адриатике. Брук рассматривал любой удар в направлении Вены «безумной надеждой», главным образом по той причине, что подобную операцию было невозможно начать до сентября, и тогда бы они «начали кампанию в Альпах зимой!». На совещании 21 июня Черчилль, который, как написал Брук, «очевидно, хорошо позавтракал», «болтал 3/4 часа, перескакивая с темы на тему, высказывая множество идей, не имевших военного значения». В ближайшие несколько дней Черчилль с британскими начальниками штабов набросали практически идентичные записки для Рузвельта и его начальников штабов. Они призывали не ослаблять силы Александера, то есть фактически намекали на отмену «Энвила». 27 июня важность, которую британцы придавали Италии, подтвердили расшифровки «Ультра», выявившие намерение Гитлера защищать Северные Апеннины, поскольку прорыв там привел бы к «неисчислимым политическим и военным последствиям». Черчилль доказывал в длинной записке, что «Оверлорд» невозможно усилить, не ослабляя армию Александера. Он закончил записку словами: «Давайте не будем губить одну грандиозную кампанию ради победы в другой». Рузвельт, по мнению Брука, ответил грубо. Американцы настаивали на «немедленном запуске «Энвила». Самым неприятным в ответе Рузвельта, по мнению Брука, был последний абзац: «Наконец, исключительно из политических соображений, я бы не потерпел малейшей задержки «Оверлорда», если бы стало известно, что крупные силы переброшены на Балканы»[2052].

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но британцы не просили перебрасывать силы, они всего лишь хотели продолжать наступление в Италии. Черчилль написал гневный ответ, в котором была такая строчка: «Вся кампания в Италии рухнет, и ради чего?» И это для того, чтобы, как он считал, десять в основном необученных дивизий, включая семь французских, состоявших преимущественно из североафриканских негров, «пять месяцев наступали по долине Роны». Он предложил вылететь в Вашингтон, на Бермуды, в Квебек, в любое место, где Рузвельт согласен встретиться с ним, чтобы найти выход из этого тупика. Но в итоге Черчилль не отправил эту телеграмму. У него не было рычага воздействия. Как Брук сказал Черчиллю 30 июня, все сводилось к тому, чтобы просто заявить американцам: «Ладно, если вам угодно быть чертовыми идиотами, то, вместо того чтобы с вами ссориться, что приведет к губительным последствиям, мы будем изображать чертовых идиотов вместе с вами и постараемся справиться с этой ролью чертовски хорошо»[2053].

К середине июня на Восточном фронте уже шесть недель наблюдалось относительное затишье. Восточный фронт стабилизировался, и перед русскими встала проблема выбора стратегии в отношении трех немецких групп армий: «Север», «Центр» и «Юг». Наступление в самом южном секторе давало возможность продвинуться в глубь Румынии в направлении Бухареста, Белграда и Будапешта. Из-за огромного выступа у Минска, образованного группой армий «Центр», правый фланг Красной армии окажется незащищенным. То же самое на севере, если Красная армия перейдет в наступление к западу от Эстонии в направлении Риги, оставив Балтику справа, группа армий «Центр» будет угрожать ее левому флангу. В любом случае Красная армия не может рассчитывать на то, что ей откроется прямой путь к Берлину; наступление в южном направлении закончится на Балканах, наступление в северном – в Восточной Пруссии[2054].