Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

На картах, которые изучал Черчилль, были отмечены «рубежи регулирования», концентрические круги, расходившиеся от побережья в глубь континента, как рябь на воде. Они обозначали временной график запланированного расширения плацдарма высадки десанта в ближайшие дни и недели после дня «Д». Рядом с каждой отметкой была приписка: «Д +» и число. Кан, к примеру, планировалось взять в день «Д», отбросить противника с предмостных укреплений за реку Орн в день «Д + 1». К «Д + 9» войска должны были закрепиться на участке более 80 миль в ширину и 12 в глубину. К «Д + 17» (23 июня) планировалось захватить весь полуостров Котантен, включая Шербур. К тому времени союзники должны были удерживать линию фронта от Кана, Фалеза – реку Вир – до Гранвиля. Затем согласно плану в «Д + 20» прорыв с западного (американского) фланга, пока британцы и канадцы будут разворачиваться на восточном, Канском фланге. К «Д + 40» союзники рассчитывали находиться на полпути к Луаре. Приблизительно на это время была запланирована высадка в рамках операции «Энвил», которая предполагала наступление по долине Роны к Лиону и далее к Дижону, чтобы там встретиться с Нормандскими войсками, наступающими в восточном направлении. В «Д + 90» британцы должны форсировать Сену и выйти к Нидерландам, а американцы – к Вердену. Грандиозный план. Позже Эйзенхауэр и Монтгомери написали, что все задачи «Оверлорда» были выполнены. Задачи действительно были выполнены, но не в запланированные сроки. Фронт медленно, но верно стабилизировался. В первые несколько дней задержки измерялись часами, что неудивительно для такой сложной операции. Однако, как в случае с навигатором, отклонившимся с курса всего на один градус, время и расстояние способны превращать маленькие неточности в большие ошибки[2044].

Эйзенхауэр знал об этом. 10 июня на совещании с американскими начальниками штабов, приехавшими днем раньше, он задал почти тот же вопрос, что Черчилль Джейкобу: что делать в случае «стабилизации» фронта. На побережье высадилось уже шестнадцать союзнических дивизий – 400 тысяч человек. Но по меньшей мере шесть немецких танковых дивизий и 15-я армия (если Гитлер снова передумал) представляли реальную угрозу. Эйзенхауэр приказал планировщикам из штаба Верховного командования союзных экспедиционных сил заняться поиском решения этой проблемы. Джордж Маршалл прибыл в Лондон не для обсуждения вариантов, а чтобы потребовать как можно скорее приступить к осуществлению «Энвила», операции по высадке в Марселе, задуманной как дополнение к «Оверлорду». Но уже после двух совещаний британцев с американцами Маршалл согласился, что для осуществления «Энвила» необходимо дождаться более благоприятных условий. Брук не имел ничего против «Энвила», но только не в ущерб Итальянской кампании. Прервать наступление Александера, позже напишет в дневнике Брук, было бы «безумием»[2045].

Падение Рима и день «Д» заставляли спешить с принятием окончательного решения по «Энвилу». Это, в свою очередь, привело к расколу в рядах союзников. Черчилль, Рузвельт и Объединенный комитет начальников штабов сходились во мнении, что скорейшее поражение Германии является единственной военной целью. Но они расходились во мнениях, как наилучшим образом добиться этой цели. Эйзенхауэра больше всего заботило укрепление и обеспечение «Оверлорда». Он был готов рассмотреть альтернативы «Энвилу», включая «Халифа», направление войск в Бордо. Он был готов позволить Александеру использовать победы в Италии, чтобы оттянуть больше немцев из Франции. Его цель была сугубо военной, однако он в достаточной мере обладал политическими навыками для ее достижения, как обладавшие талантами в военной и политической сферах Черчилль и Маршалл. В Тегеране Маршалл обещал Сталину «Энвил» в значительной мере из-за очевидного недовольства Сталина тем, что его западные союзники появляются на его флангах (в его сфере влияния), наступая на север через Австрию, как рекомендовал Черчилль. Политическая стратегия Черчилля ничем не отличалась от сталинской стратегии; Черчилль хотел попасть в центр Европы раньше Советского Союза. Брук, как и Эйзенхауэр, стоял на чисто военной позиции, но при этом расходился во взглядах с Айком. Спор по поводу «Энвила» стал предпоследним крупным стратегическим спором, в который ввязался Черчилль; последним станет спор в завершающие недели войны, когда Эйзенхауэр откажется штурмовать Берлин. Эйзенхауэр и Монтгомери вскоре заняли разные позиции относительно стратегии широкого и узкого фронта в качестве лучшего способа форсирования Рейна и Эльбы, и им предстояло обсудить этот вопрос и принять решение в ближайшие месяцы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

11 июня Брук написал в дневнике, что Маршалл наконец понял значение Итальянской кампании, которую Брук отстаивал в течение года. «Я не думаю, что он [Маршал] обладает каким-либо стратегическим видением», – добавил Брук. Эйзенхауэр поддерживал «Энвил» на определенных условиях. Если плацдарм высадки десанта в Нормандии не будет расширяться в соответствии с графиком, высадка в Бретани обеспечит подкрепление Брэдли и 1-й армии. Если союзники вырвутся из Нормандии, то «Энвил», возможно, будет лучшим выбором. Айк, что было разумно, хотел подождать, посмотреть и сориентироваться по обстоятельствам. Маршалл, напротив, упорно настаивал на «Энвиле». Но после пятидневных обсуждений, с 9 по 13 июня, Объединенный комитет начальников штабов принял решение, устроившее всех[2046].

Согласно этому решению все союзнические войска должны быть развернуты для содействия «в успешном осуществлении операции «Оверлорд». С этой целью рассматривалось три варианта морских десантных операций для поддержки «Оверлорда», из которых предстояло выбрать лучший: в Бретани, на юге Франции или в верхней части Адриатики, чтобы отрезать Кессельринга в Италии, а затем устремиться к Вене. Третий вариант мог вызвать проблему, которая не замедлила возникнуть, как только высохли чернила. Фельдмаршал Александер и Джамбо Вильсон одобрили операцию в Адриатике под кодовым названием «Армпит», конечно придуманным американцами. «Энвил» тем временем переименовали в «Драгун», конечно придуманный британцами. Черчилль, который считал, что на побережье берут слишком много разнообразного снаряжения, утверждал, что, куда бы ни направлялись союзники, десантные суда должны быть заполнены солдатами и штыками, а не «стоматологическими креслами и членами организаций вроде Юношеской христианской ассоциации»[2047].

К 12 июня, когда Черчилль с Бруком пересекли Ла-Манш на борту британского эсминца «Келвин», союзники отставали от графика на несколько дней, но это еще не было проблемой. Непрекращающимся потоком шли через искусственные гавани солдаты и ресурсы; немцев в воздухе практически не было. Однако прогресс был столь незначительным, что Черчилль обедал на берегу, всего в 4 милях от линии фронта. Там Монтгомери разложил карты и снова сделал акцент на своей стратегии, которая была принята в январе: оттянуть немцев на свой участок фронта, чтобы американцы могли выйти из своей зоны. На Брука произвело впечатление не только экспертное заключение Монтгомери, но и тот факт, что французская глубинка выглядела так, словно не пережила пятилетнюю немецкую оккупацию и пятинедельные союзные бомбардировки. Черчилль описал это так: «Нас окружает тучный скот, который лежит на сочных пастбищах, скрестив ноги». Он вернулся на борт «Келвина» во второй половине дня, и после небольшой прогулки вдоль берега, во время которой «Келвин» дал несколько залпов в направлении немецких линий специально для Черчилля, корабль повернул в Англию. В прошлый раз, пять лет назад, покидая Францию, Черчилль сказал Исмею, что, скорее всего, им осталось жить три месяца[2048].

В тот день, за несколько минут до полуночи, когда Черчилль с Бруком приближались к Лондону на личном поезде премьер-министра, первые немецкие беспилотные летающие бомбы были выпущены с пусковых установок в Бельгии и Северной Франции. Они летели на высоте от 3 до 4 тысяч футов со скоростью порядка 350 миль в час. Каждая несла 1875-фунтовый заряд взрывчатого вещества. Они были нацелены на Тауэрский мост, но только четыре из двадцати семи, направленных ночью 12 и утром 13 июня на Большой Лондон, достигли цели. Часть упала в море, часть сбилась с курса над окраинами Англии, и так продолжалось до следующего месяца, когда из 2754 летающих бомб, сброшенных на Британию, только 800 попали в Большой Лондон. Многие были запущены с установок, которые на протяжении месяцев были объектами британских самолетов, некоторые с «Хейнкелей-111», без особого эффекта.