Все романы в одном томе - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

в двенадцать, он разделся и буквально провалился в глубокий сон.

Телефонный звонок он проспал, но очнулся сам ровно в два, отдохнувший и свежий. Распаковав чемодан, отправил белье в стирку, костюмы в глажку, побрился, с полчаса полежал в горячей ванне и позавтракал. Солнечный свет уже заливал виа Нацьонале, и он впустил его в комнату, раздвинув портьеры, звякнувшие старинными медными кольцами. Ожидая, когда принесут отутюженный костюм, он развернул «Коррьере делла сера» и узнал о выходе «нового романа Синклера Льюиса “Уолл-стрит”, в котором автор анализирует общественную жизнь маленького американского городка». Потом отложил газету и стал думать о Розмари.

Поначалу ничего конкретного не приходило в голову. Она была молода и привлекательна, но то же самое можно сказать и о Топси. Он догадывался, что за последние четыре года у нее были любовники, которых она по-своему любила. Никогда ведь точно не скажешь, какое место ты занимаешь в жизни других людей. Однако постепенно из тумана стали проступать его собственные чувства. Ничто так не связывает людей, как осознание стоящих между ними преград, несмотря на которые хочется сохранять отношения и дальше. Мысленно наплывало прошлое, и Дику захотелось, чтобы ее откровенная готовность отдаться оставалась внутри своей бесценной раковины, пока он не захлопнет ее, навсегда сохранив только для себя. Он попытался собрать все, что могло привлечь ее в нем. Теперь этого оказалось куда меньше, чем четыре года назад. Ее восемнадцать смотрели на его тридцать четыре сквозь дымку юности; двадцать два увидят его тридцать восемь с беспощадной ясностью. Более того, тогда, четыре года назад, Дик находился на эмоциональном пике после предшествовавших чувственных переживаний; с тех пор накал его чувств значительно поутих.

Когда принесли костюм, он надел белую сорочку, повязал черный галстук и заколол его жемчужной булавкой; шнурок от пенсне был пропущен через другую такую же крупную жемчужину, которая словно бы невзначай красовалась дюймом ниже первой. После освежающего сна его лицо восстановило красновато-коричневый цвет многолетнего загара, приобретенного на Ривьере. Чтобы размяться, он постоял на руках, опершись на сиденье стула и выронив при этом из кармана авторучку и мелочь. В три часа он позвонил Розмари и был приглашен подняться к ней в номер. Чтобы унять головокружение от акробатических упражнений, он зашел в бар и выпил джина с тоником.

– Доктор Дайвер, привет!

Только связав его присутствие с пребыванием в отеле Розмари, Дик вспомнил, что это Коллис Клей. У парня был тот же самодовольный вид благополучного человека и та же массивная подвижная челюсть.

– Вы знаете, что Розмари здесь? – спросил Коллис.

– Да, я случайно встретил ее утром.

– А я был во Флоренции, на прошлой неделе прочел, что она здесь, и вот тоже приехал. Нашу паиньку теперь не узнать! – Почувствовав излишнюю развязность в собственном тоне, он более сдержанно пояснил: – Я имею в виду, что она была маменькиной дочкой, а теперь стала женщиной в полном смысле слова, если вы меня правильно понимаете. Поверьте, уж она вьет веревки из этих римских парней! Да еще как!

– Вы учитесь во Флоренции? – поинтересовался Дик, чтобы сменить тему.

– Я? Ну да, конечно, я там изучаю архитектуру. В воскресенье еду обратно – задержался здесь из-за скачек.

Дику с трудом удалось отбиться от настойчивых попыток Коллиса Клея записать выпитый им джин на свой счет, который был у него открыт в баре.

XX

Выйдя из лифта, Дик пошел по извилистому коридору и в конце свернул на знакомый голос, доносившийся из приоткрытой двери. Розмари была в черной пижаме; сервировочный столик еще не увезли, она пила кофе.

– Вы по-прежнему красивы, – сказал Дик. – Даже немного красивей, чем прежде.

– Хотите кофе, юноша? – спросила она.

– Прошу прощения за свой непрезентабельный утренний вид.

– Да, выглядели вы неважно. Теперь отдохнули, все в порядке? Хотите кофе?

– Нет, благодарю.

– Сейчас вы прекрасно выглядите, как всегда. А утром я даже немного испугалась. На следующей неделе приезжает мама, если, конечно, съемочная группа будет еще здесь. Она все спрашивает меня, не виделась ли я с вами, будто здесь все живут по соседству. Маме вы всегда нравились, и она считала, что мне следует поддерживать знакомство с вами.

– Приятно, что она меня помнит.

– Разумеется, помнит, – заверила его Розмари. – Еще как помнит.

– Я несколько раз видел вас на экране, – сказал Дик. – Однажды даже устроил себе персональный просмотр «Папиной дочки»!

– В нынешнем фильме у меня хорошая роль, если, конечно, не порежут.

Она прошла к телефону за спиной Дика, коснувшись рукой его плеча, позвонила, попросила, чтобы убрали столик, и устроилась в большом кресле.

– Я была совсем еще девочкой, когда мы познакомились, Дик. Теперь я взрослая женщина.

– Я хочу знать о вас все.

– Как поживает Николь? И Ланье с Топси?

– Прекрасно. Они часто вас вспоминают… – Зазвонил телефон. Пока она разговаривала, Дик листал лежавшие на тумбочке возле кровати романы Эдны Фербер и Альберта Маккиско. Пришел официант и увез столик; в опустевшем посередине комнатном пространстве Розмари в своей черной пижаме выглядела сиротливо.

– …У меня гость… Нет, не очень. Потом мне нужно ехать на примерку костюма, и это надолго… Нет, не сейчас…

Словно почувствовав себя свободней после того, как увезли столик, Розмари улыбнулась Дику так, будто им удалось наконец избавиться от всех мирских забот и спокойно уединиться в их персональном раю…

– Ну вот, все в порядке, – сказала она. – Вы понимаете, что весь последний час я готовилась к встрече с вами?

Телефон снова прервал ее. Дик встал, чтобы переложить шляпу с кровати на подставку для чемоданов, и Розмари, прикрыв трубку ладонью, испуганно прошептала:

– Вы ведь еще не уходите?

– Нет.

Когда она повесила трубку, он попытался стянуть расползавшееся время, сказав:

– Я теперь стараюсь избегать общения со случайными людьми.

– Я тоже, – откликнулась Розмари. – Человек, который только что звонил, когда-то был знаком с моей троюродной сестрой. Вам бы пришло в голову счесть это поводом для звонка?

Теперь она явно старалась притушить свет в ожидании любви. Иначе зачем было заслоняться от него всякой ерундой? Он же посылал ей слова, как письма, оставляя себе время, пока они дойдут до нее.

– Очень трудно быть здесь, так близко к вам, и не поцеловать.

Стоя посреди комнаты, они поцеловались страстным поцелуем. Она тесно прижалась к нему на миг и вернулась в кресло.

Поддерживать милую непринужденность атмосферы и дальше было невозможно. Либо вперед, либо – назад. Когда телефон зазвонил в третий раз, Дик направился в альков, лег на кровать и открыл роман Альберта