Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

Фенешанги даже не шелохнулись, когда друзья собрались в кружок у расстеленного прямо на песке плаща. Несколько сангасоев недавно поохотились, и весьма удачно. Теперь всем предстояло оценить их кулинарные способности, весьма, кстати, развившиеся после общения с бароном Вентоттеном.

— Как там наш барон? — вздохнул Номмо. Мысли его текли по извилистому, но знакомому руслу: еда — приправы — рецепты — салат Вентоттена — барон Вентоттен.

— Как там мы? — внушительно заметил Куланн и обернулся к Барнабе:

— Я правильно понял, что погоню мы задержать не сможем?

— Я не всесилен, — буркнул тот.

— Я не утверждаю, а только спрашиваю. Если нет, то после еды нам необходимо прыгать в седла и мчаться к горе Нда‑Али. Иначе я не ручаюсь за нашу безопасность.

— Ездить верхом на полный желудок — вредно, — вздохнул Магнус. — И я соглашаюсь с Куланном под давлением обстоятельств и с глубокой скорбью. Глубокую скорбь прошу отметить отдельно.

— А с этими что делать? — спросил Номмо, указывая головой в сторону мирно отдыхающих фенешангов.

Могаллан и Кобинан переглянулись.

— Если верить преданиям, — начал Могаллан, — то это самые древние жители Иманы, древнее эльфов. Они им чем‑то сродни, тоже волшебники, тоже практически бессмертны. Но их постепенно уничтожили, одного за другим, — этих и в помине не должно быть.

— И что это нам дает? — спросила Каэ. — Ладно, нужно их позвать к столу. Послушаем, что они сами о себе скажут.

Она встала с видимым трудом, и Куланн подумал, что по‑настоящему ей следовало бы отдохнуть неделек этак несколько возле благословенного моря, поплавать в теплой, крепко‑соленой воде.

— Присоединитесь к нам? — Каэ присела на корточки возле отдыхающих фенешангов.

— С удовольствием. Если не помешаем, — ответил один из них. Если ей не изменяла память, то Римуски.

Через несколько минут они уже управились с солидными порциями мяса (это была какая‑то гигантская рептилия, что никого не обескуражило — жаркое вышло отменное).

— Мы вам сочувствуем, — сказал Тотоя. — Мы бы сами на вашем месте чувствовали себя неуютно. И мы просим прощения за то, что создали вам дополнительную трудность, но у нас не было другого выхода.

— А сейчас? — спросил Могалланг

— А сейчас есть. — Мешеде расцвел в ослепительной улыбке. — Мы ведь были пленниками, рабами. Но мы были рабами не человека Чаршамбы Нонгакая, что бы он сам ни думал по этому поводу. Мы были рабами того кошмара, который он носил на груди. Когда Магнус снял с него талисман Джаганнатхи, мы не могли не последовать за ним, и это было нам на руку, — кто знает, что сделал бы с нами во гневе король. И только когда Каэ уничтожила талисман, мы стали свободными в полном смысле этого слова. Теперь внутри нас свободно все: наши мысли, чувства, умения. И мы хотим воздать вам за это доброе дело.

— Мы проведем вас к горе Нда‑Али и поможем во всем, — предложил Фэгэраш. — Сейчас во дворце Чаршамбы начнутся поиски, но паники не будет. И сам Чаршамба Нонгакай, и его Старший магистр Харманли Терджен не те люди, которые теряют голову или поддаются унынию и тоске. Они примут решение взять из пещеры Ишбаала второй талисман, на силе которого зиждется могущество дома Нонгакаев и власть хассасинов над этой землей. И уже с его помощью попытаются разыскать тот, который только что был уничтожен.

— Итак? — заинтересовался Куланн.

— Великая богиня должна спешить. Ее путь лежит на гору Нда‑Али, в пещеру Ишбаала, где заживо похоронен этот грозный бог.

— Что значит «заживо похоронен»? — удивилась Каэ.

— Если вы ничего не знаете об этой истории, то мы ее расскажем, но только по дороге, — сказал Тотоя.

— Дельное предложение. — Куланн поднялся на ноги, дожевывая кусок сочного мяса, отряхнул песок с одежды. Затем дал сигнал всем собираться в путь.

Сангасои кинулись седлать лошадей, засыпать песком кострища, уничтожать малейшие следы своего пребывания на берегу. Барнаба, кряхтя, отправился к своему коню — жаловаться на скорбную свою жизнь. Номмо и Магнус ни на шаг не отходили от фенешангов — настолько те казались им чудом.

— Посажу вас за спину солдатам, — сказал Куланн, обращаясь к темнокожим. — Где‑нибудь, если подскажете где, купим вам коней.

— Нам не нужны кони, воин, — мягко улыбнулся Фэгэраш. — Мы побежим рядом.

Если Куланн не поверил ему, то не высказал своих сомнений вслух. Когда все уже были в седлах, Каэ встревоженно предложила фенешангам выбрать, с кем они поедут, но те снова отказались, ослепительно улыбаясь и качая прекрасными своими головами. Сангасои тронули коней, и маленький отряд двинулся в путь.

— Знаешь ли ты, богиня, что Мелькарт и Ишбаал — суть две половины одного целого? — спросил ее Тотоя.

Он легко бежал рядом с Вороном, не опережая коня, не отставая от него, и при этом светски беседовал. Дыхание его оставалось легким и спокойным. Глаза Каэ медленно округлялись.

— Тебя удивляет наша выносливость? — Она энергично закивала. — А нас удивляет твоя способность прозревать истину. Мы этого делать не умеем, оттого на многие тысячелетия стали рабами Нонгакаев. Если ты пожелаешь, мы научим тебя бегать — это нетрудно.

Каэ опять заработала головой, которая стала уже немного уставать от этих упражнений. Но голос отказывался прорезаться.

— Про Мелькарта и Ишбаала мне рассказали, — произнесла она не без усилия.

— Кто?

— Гном.

— Гномы — прекрасные существа, — улыбнулся Тотоя. — Они заслуживают уважения, дружбы и прочих теплых чувств. Не сомневаюсь, все, что они сообщили тебе, это правда от первого и до последнего слова.

— У нас, правда, было не слишком много времени, поэтому я ничего не слышала о том, что Ишбаал заключен в пещере.

— Это очень древняя история, — сказал Мешеде. Он бежал столь красиво, что Тод, пристроившись возле него, не сводил глаз со странного человека, который с легкостью его обогнал с минуту назад.

— Лоллан Нонгакай — основатель рода Нонгакаев — был человеком кристальной честности и глубоких убеждений. Он одним из первых на Арнемвенде получил в свои руки опасный дар Мелькарта — талисманы Джаганнатхи. И был первым, кто смог отказаться от того могущества и власти, которые обещал ему повелитель Мелькарт. Сейчас на Имане его почти никто не вспоминает. Хассасины‑хранители и матарии считают его виновником всех последующих бед, обрушившихся не только на континент, но и на весь мир. Единственное, что о нем знают, — это то, что он является основателем проклятого и преступного рода Нонгакаев, принесших много горя людям. В Эль‑Хассасине его не любят, потому что он отказался от такой силы, о которой его потомки только мечтают. Вся история Безумных хассасинов — это одна затянувшаяся на века попытка вернуть некогда утраченное.

Мелькарт подарил Лоллану два талисмана: один для него самого, другой — для его сына. И тут непогрешимый, прекрасный герой Иманы — Лоллан Нонгакай совершил свою первую и главную ошибку в жизни, которая стала роковой. Он мог уничтожить опасные предметы, но предвидел множество бед, могущих обрушиться на его земли, и решил, что не худо иметь под рукой такое оружие. Он полагался на то, что его дети и потомки будут столь же разумными и честными.

Единственный раз Лоллан Нонгакай воспользовался подарком Мелькарта — когда поймал и посадил в темницу его второе Я, Ишбаала. Того самого, которому поклонялись все его потомки, рассчитывая вымолить прощение и наконец открыть тайну Лоллана. Если кто‑нибудь из них сумеет освободить Ишбаала, то власть повелителя Мелькарта неизмеримо возрастет как здесь, так и по всему пространству Вселенной.

После трагической и внезапной гибели Лоллана его дети сумели захватить один из талисманов. Второй так и остался в пещере Ишбаала, замурованный в ней вместе со страшным богом. Но и силы одного предмета было достаточно, чтобы поработить нас, фенешангов.

— Скажи, Тотоя, — обратилась к нему Каэ, постепенно привыкавшая к его способности бежать наравне с конем, — если тебя не обидит этот вопрос: кто такие фенешанги?

— Мы вымершее племя, — с грустью отвечал темнокожий. — Мы дети прежних богов и смертных. Наши предания говорят, что когда‑то, когда Ан Дархан Тойон пребывал в прекрасном теле, он посетил Иману. И влюбился здесь в смертную женщину из Игуэя. Игуэй — Древняя земля. Так что смертная тоже была не простых кровей.

Ан Дархан Тойон надолго поселился на Имане. Здесь родились его дети; здесь появилось их многочисленное потомство — народ фенешангов. От матери фенешанги унаследовали темную кожу, а от отца — белые волосы и синие глаза. Мы считались полубогами, и нас почитали. Земли Игуэя были объявлены заповедными: туда приходили за советом, за исцелением и помощью.

Но после Первой войны с Мелькартом все в мире изменилось. Ан Дархан Тойон и его брат Джесегей хоть остались живы, во всяком случае так говорят. Остальные погибли в сражении или умерли от ран вскоре после него. Когда темная тень Ишбаала простерлась над половиной Иманы и поглотила множество государств и народов, нас стали истреблять. Нас убивали унгаратты и матарии. Безумные хассасины и простые люди, которые очень боялись всего необычного. В конце концов осталось только четверо…