Весь Генри Хаггард в одном томе - Генри Райдер Хаггард

на большом пиршестве в его честь; с тех пор он без ума от тебя; а тут еще недавно прибывший принц Азиэль разжег в нем безумную ревность. Сегодня он потребовал аудиенции; меня предупредили, что он намеревается просить твоей руки и в случае отказа объявит войну нашему городу, с которым у него старые счеты. Да, царь Итобал и есть тот самый Меч Господень, который, по словам пророка, висит над нашим городом. Если этот меч обрушится, причиной будешь ты, Элисса.

— Пророк назвал другую причину, он сказал, что это будет кара за грехи нашего народа, за его идолопоклонство.

— Не все ли равно, что он сказал? — поспешил перебить ее Сакон. — Какой ответ мне дать Итобалу?

— Ответь ему, — со странной улыбкой сказала Элисса, — что он прав в своей безумной ревности к принцу.

— Что? — удивился отец. — У него есть основания ревновать тебя к чужестранцу, который сегодня говорил с тобой так грубо?

Элисса ничего не ответила, только кивнула, глядя прямо перед собой.

— Есть ли у кого-нибудь еще такая своевольная дочь! — продолжал Сакон в раздражении и замешательстве. — Верно говорят люди: женщины любят тех, кто осыпает их побоями и бранью. Конечно, я с куда большим удовольствием выдал бы тебя замуж за принца Израиля и Египта, чем за этого полукровного варвара, но армии Соломона и фараона далеко, а сто тысяч копьеносцев Итобала у наших ворот.

— К чему этот разговор, отец? — сказала Элисса, отворачиваясь. — Даже если бы я и хотела стать женой принца, он ни за что не пожелала бы связать свою судьбу с жрицей Баала.

— Если бы все упиралось только в различие в религии, это еще можно было бы уладить, — сказал Сакон. — Но есть другие препятствия, непреодолимые. Могу ли я сообщить Итобалу, что ты согласна стать его супругой?

— Я? — воскликнула она. — Чтобы я стала женой этого дикаря, чье сердце столь же черно, как и его кожа! Отец, ты можешь ответить ему все, что хочешь, но знай, что я предпочту смерть супружеству с Итобалом.

— Но, доченька, — взмолился Сакон, — подумай, прежде чем дать окончательный ответ. Ты принадлежишь к роду, хотя и знатному, но не царскому; выйдя за него замуж, ты станешь царицей и матерью царей. Но если ты отвергнешь его предложение, мне придется употребить свою отцовскую власть, чего бы я очень не хотел, и выдать тебя насильно, чтобы предотвратить назревающую кровопролитную войну, подобной которой наш город не знал в течение многих поколений, ибо Итобал и его племена ненавидят нас уже давно и по многим причинам. Пожертвовав своим счастьем, ты будешь способствовать установлению мира, если же ты отклонишь его предложение, прольются реки крови и этот город, возможно, будет разрушен до основания, а если и уцелеет, то уже не будет процветающим торговым городом, а все его богатства будут разграблены.

— Ничто не может отвратить начертаний судьбы, — спокойно ответила Элисса. — Эта война назревает уже много лет, а что до меня, то я, как и всякая женщина, должна думать прежде всего о себе, и только потом о судьбе городов. По своей доброй воле я никогда не соглашусь выйти замуж за Итобала. К этому мне нечего добавить, отец.

— Хорошо, допустим, тебя в самом деле не тревожит, что станет с нашим городом, но подумала ли ты обо мне и обо всех, кого мы любим? Неужели мы все будем разорены, а может быть, и убиты из-за твоего девичьего своеволия?

— Этого я не говорила, отец. Повторю только, что по своей доброй воле я никогда не выйду замуж за Итобала. Пользуясь своей отцовской властью, ты можешь отдать меня ему, но знай, что, поступив так, ты обречешь меня на смерть. Может быть, это и будет наилучшим выходом.

Сакон хорошо знал свою дочь, он даже не взглянул на ее решительно поджатые губы, чтобы еще раз убедиться, что она ни за что не отступится от сказанного.

— Воистину я в трудном положении; ума не приложу, что мне делать, — сказал он, закрывая лицо руками.

Элисса слегка прикоснулась к его плечу.

— Отец, зачем отвечать ему немедленно? Попроси месяц отсрочки, а если он не согласится, хотя б неделю. Кто знает, что случится за это время.

— Ответ вполне разумный, — воскликнул он, цепляясь за протянутую ему соломинку. — В три часа пополудни, доченька, вместе со своими служанками будь в большой зале для аудиенций; мы должны принять Итобала без каких-либо признаков страха, со всей подобающей пышностью и учтивостью. А сейчас я пойду к жрецам Эла, постараюсь вызволить из их рук левита и узнать, кого прочат на место госпожи Баалтис. Вероятнее всего — Месу, дочь покойной Баалтис, хотя многие и против. О, если бы не жрецы и женщины, править этим городом было бы куда проще. — И, раздосадованно махнув рукой, Сакон вышел из комнаты.

* * *

В три часа пополудни большой зал для аудиенций заполнился пестрой, богато одетой публикой. Кроме самого правителя города с его ближайшими советниками, тут были принц Азиэль и его свита, включая Иссахара, которого отнюдь не укротили полученные им в храме побои: его глаза лучились обычной горделивостью; тут были представители жреческой общины; многочисленные знатные женщины, жены и дочери вельмож и богачей, в нижней же части зала собрались зрители из всех сословий, ибо город облетел слух, что последняя аудиенция, предоставляемая Саконом Итобалу, может сопровождаться бурными объяснениями.

Все это многочисленное общество было уже в сборе, когда глашатай возвестил, что Итобал, царь племен, накануне возвращения домой хочет засвидетельствовать свое почтение правителю Зимбое Сакону.

— Пригласите его в зал, — велел Сакон, который сидел с усталым, встревоженным видом. Когда глашатай поклонился и ушел, он повернулся и что-то шепнул на ухо Элиссе. Загадочная, словно сфинкс, она стояла за его троном, вся в великолепных сверкающих одеяниях и золотых украшениях, с которых Метем не спускал довольных глаз, ведь отныне они являлись его собственностью.

Под звуки варварской музыки в зал вступил Итобал. Облачен он был в дорогие пурпурные тирские ткани и весь увешан золотыми цепями; на голове же у него красовался золотой обруч