Флот обреченных - Кристофер Банч

Кайс впал в уныние от сознания собственной уязвимости. Он не видел возможности приостановить процесс. Крах казался таким же неизбежным, как остановка завода его биологических часов. И тогда Кайс начал думать об императоре. О вечном императоре. И понял, что в названии его титула не было ни единого лишнего слова.

Кайса обуяла зависть. Именно в то время Танз Сулламора и начал нашептывать ему на ухо.

После Дюрера нашептывания сменились громким недовольным бормотанием. Поначалу Сулламора лишь сокрушался о том, что жесткий график работы, составленный императором, мешает ему консультироваться с членами Тайного совета и высказывать свои мысли по поводу того, как справиться с депрессией, неизбежно последующей за окончанием военных действий. Члены совета не только поддакивали Сулламоре, но и набрались мужества сетовать на то, что император игнорирует их рекомендации.

— Взять, к примеру, меня, — сказал Волмер. — При последнем разговоре с императором я решительно настаивал на том, что нам следует начать планирование прямо сейчас. Хорошую пропагандистскую кампанию за одну ночь создать невозможно. Мы должны выступить со своим сообщением перед широкой общественностью. Настроить аудиторию. Придумать формы, в которых можно будет подать это сообщение различным слоям населения. И затем, собственно, преподнести его в хорошо аранжированной манере.

Сообщение в том виде, в каком его представлял себе Волмер, звучало примерно так: «Надежда через пожертвование. Каждый из нас будет призван пожертвовать собственным благополучием на благо империи. И благополучием наших детей. И детей наших детей».

— Мне нравится, — одобрил Ловетт, сразу же подумав об инфляции и связанным с ней взвинчиванием цен, о предельном потолке которых нужно будет позаботиться в случае любой неожиданной деноминации. — И что он на это ответил?

Волмер помрачнел.

— Он спросил меня, что лично я намерен принести в жертву. Он сказал: для того чтобы подобное сообщение сработало, нужно, чтобы люди увидели, что их лидеры тоже хоть немного страдают… Страдание! Какое отвратительное слово! Он сказал: легче всего призывать других к самопожертвованию… Как бы то ни было, я ясно дал ему понять, что это бредовая идея. И спросил его: разве что-нибудь изменится, если люди увидят, какие трудности и лишения мы испытываем? — Волмер и его коллеги развели руками. — На кого людям надеяться, как не на нас? Мнение императора рушит всю концепцию.

Члены совета единодушно поддержали Волмера. Каждый из них мог припомнить подобную жуткую историю. Мэлприн хотела понизить зарплату и установить предельно высокие цены. Краа желали безнаказанно обходить законы. Сулламора жаждал добиться получения одностороннего тарифа для укрепления своей торговой империи. Что же касается Кайса, г’орби пока молчал. Ну что ж, временами он вообще не разговаривал.

Все члены Тайного совета, за исключением Сулламоры, были обеспокоены тем, что г’орби не потянулся за своим куском пирога. Они не могли знать, что при всем своем согласии с ними он уже имел все, что хотел. Мало того, Кайс уяснил для себя главное: пожелай он чего-то еще, добиться этого не составило бы для него труда, причем добиться своими методами, без извлечения пользы из интервенции империи. И все же было одно «но»…

Лишь через несколько совещаний Кайс выставил вперед свою первую пешку. Когда он говорил, все уважительно молчали, ожидая, что г’орби вот-вот раскроется. Они не остались разочарованы.

— Возможно, мы оказываем нашему императору плохую услугу, — медленно, словно рассуждая вслух, произнес он. — Раззадориваем своими идеями со всех сторон. А у него сейчас так много на уме!.. Но как он может склеивать кусочки, не видя единого целого?

Коллеги одобрительно закивали, сгорая от нетерпения, когда же Кайс доберется до сути дела.

— Давайте упростим ему задачу, — продолжил Кайс. — Все мы должны быть заодно, чтобы выразить общее мнение. А затем иметь основание провести необходимые реформы. Совместно с императором, конечно, — быстро добавил он.

— Совместно с императором… конечно, — пробурчали остальные.

То, что предлагал Кайс, было на первый взгляд просто. Тайный совет должен был апеллировать к парламенту, а затем и к императору для создания квазипубличного агентства, состоящего из присутствующих здесь членов совета, которое могло бы действовать независимо от причуд императора, прихотей и давления любой группы населения, преследующей собственные интересы.

Вышеуказанное агентство проявит предусмотрительность в управлении экономикой, будет осторожно и разумно расходовать АМ-2, чтобы не подорвать доверие императора, не спускать глаз с жизненно важных отраслей промышленности и сельского хозяйства, гасить разногласия в правительстве, служить в качестве столь необходимого контролера и противовеса между сторонами, придерживающимися полярно противоположных позиций… Короче говоря, будет работать на благо процветания мира, бизнеса и единого общества.

Возражений не возникло. Решили, что займется этим делом Сулламора, как человек, напрямую связанный с парламентом.

Первый шаг должен быть очень осторожным. Основа предложенного агентства будет захоронена в резолюции «рассудительного парламента», который император не сможет положить на обе лопатки, не наделав много шума, поскольку его члены лично не заинтересованы в вышеуказанном проекте. Хитрость заключалась в представлении дела таким образом, чтобы никто — в особенности императорские низкопоклонники, рядовые депутаты парламента — не догадался о готовящемся перевороте. Тайный совет решил, что лучше восхвалять Цезаря, нежели проклинать его. Восхваление приняло форму слишком пространного документа, в котором императора чрезмерно поздравляли с победой над таанцами в системе Дюрер. В этом документе содержался и призыв вести войну дальше, до последней капитуляции, и так далее, и тому подобное.

При поверхностном рассмотрении документ не казался голословным. Он был составлен таким образом, чтобы вызвать одобрение и у сторонников императора, которые были какое-то время настоящим проклятием Тайного совета. Если все получится так, как задумано, люди Сулламоры смогут без опасения выкручивать руки каждому, кто встанет на пути квазиагентства. Полученная резолюция ударит и в спину нейтралам.

Сулламора был уверен, что добьется поддержки императора. Эксперты Сулламоры призваны были объединиться в особую секцию с целью принуждения парламента «оказывать любую помощь» императору в его «правой и мужественной борьбе». Сулламора отвел независимому агентству роль притаившегося в болоте аллигатора.

Аналитики Сулламоры углубились в составление документа, придя в конце концов к соглашению, что никто никогда никоим образом не вычислит местонахождение аллигатора в витиеватой мешанине слов — в них просто никому не придет в голову вчитываться и уж тем более к ним придираться. Как сказал однажды некий патриарх парламента: «Если бы все знали, за что голосуют, нам бы никогда не выйти из зала заседания живыми».

Когда великий момент настал, Сулламора лично вызвался представить резолюцию, выступить с речью, предложенной Волмером. Речь гарантированно должна была вызвать бурные аплодисменты.

Сулламора ходил взад-вперед в маленькой приемной, ожидая вызова на трибуну. Во время этих расхаживаний он мысленно репетировал речь, размахивая в такт правой рукой.

Дверь за спиной Сулламоры раскрылась, и он развернулся, слегка удивившись, почему это его вдруг вызывают на пять минут раньше. Но вместо ожидаемой огромной, при полном параде, фигуры парламентского караульного сержанта Сулламора увидел низкорослого темнокожего человека с длинным ножом на портупее.

Сулламора затаил дыхание. Это был гурк, один из личных телохранителей императора. Гурк из вежливости отвесил ему поклон и вручил послание. В нем содержалось предложение сдаться. Вечный император вычислил аллигатора.

Император представлял собой образец самой небрежности — ноги задраны на антикварный стол, в руке — бокал с алкогольным напитком. Перед Сулламорой стояла бутылка. Император часто брал в руку бокал во время разговора, казалось, делал глоток и ставил его обратно на стол. Но Сулламора заметил, что уровень содержимого бокала императора не убавлялся.

— …Я ценю твои добрые намерения, Танз, — говорил император. — И собираюсь лично поблагодарить каждого члена моего кабинета за приложенные усилия и выдвинутые идеи. Хотя…

Император не закончил фразу, акцентировав последнее слово, и снова сделал глоток. В этот самый момент Сулламора понял, что не забудет этот разговор до конца своих дней.

— Я не подвергаю критике концепцию независимого агентства, — сказал наконец император, спокойно подняв руку, как будто Сулламора хотел возразить. Танз даже пикнуть не осмелился бы. — Знаю, ты можешь думать, что я недальновидный политик, хотя о подобных вещах можно судить только по конечным результатам. Все дело в том, что я представляю собой театр одного актера. Всегда действовал подобным образом. И надеюсь, всегда буду. Вы, ребята, говорите о предусмотрительности. Что ж, должен сказать с высоты своего положения, что у вашей дальновидности нет будущего.