Гангутцы - Владимир Рудный

Антоненко не любил быть просителем, он тут же терял дар речи.

— Разрешите по личному делу, — неловко произнес он, входя к Расскину в политотдел.

— Прошу, капитан. Садитесь.

За летние месяцы Антоненко похудел. Китель свободно висел на нем.

— Дело не совсем личное, — начал Антоненко. — Касается нашей авиачасти. Тут, на Ханко, погиб мой друг. Хочу найти его тело и похоронить. Разбился на истребителе.

— Вы хотите сказать — не разбился, а направил свой самолет в финскую батарею?

— Точно, товарищ бригадный комиссар! — Антоненко обрадовался, что Расскин в курсе дела. — Седьмого февраля Указом Президиума Верховного Совета Борисову присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно.

— Читал Указ. Даже дважды; второй раз — в документах боевой истории Гангута. На линкоре. Но кроме того, о его подвиге мне рассказывали очевидцы.

— Вы видели летчика Белоуса?

— Нет. Я узнал об этом от врагов.

— От финнов?

— Да. Они даже ставили себе в заслугу, что похоронили Борисова как воина. Геройский подвиг вашего друга оказался для вражеского командования страшнее бомбы… — Расскин подробно рассказал Антоненко все, что узнал от Экхольма.

— Иудины это почести, — сказал Антоненко. — На Карельском перешейке раненым советским летчикам они звезды на спинах вырезали. У меня к ним еще большой счет… Надо, товарищ комиссар, Ваню Борисова по-нашему похоронить.

— Трудно найти его могилу. Где тот летчик, которого вы раньше называли, — он был в полете с Борисовым?

— Я полгода его искал. Это ведомый Борисова, Леонид Георгиевич Белоус. Теперь он капитан. Он тогда при возвращении разбился и сильно обгорел.

— В строй вернется?

— Вернется. Ему заново врачи все лицо делают. А красив был! Дочурка — красавица!..

— Ну, такой наверняка добьется назначения к нам.

— Я тоже так думаю. — Антоненко вспомнил, как он сам стремился на Гангут.

— Жаль, нет сейчас с нами Белоуса. Он смог бы точно указать место, где упал Борисов.

— Место я знаю, товарищ комиссар. Вот карта.

Расскин склонился над развернутой Антоненко летной картой с обугленными краями.

— Ах, вот это где! Густавсверн! Мы тут садились на лед в марте. Рядом с сожженной нашими летчиками шаландой. Да, там есть финское батарейное кладбище. Уж не Борисова ли это работа?

— Разрешите мне с лейтенантом Бринько сходить на это кладбище? Мы оба знали Борисова.

— Это даже необходимо сделать. Сейчас прикажу дать вам в помощь людей и катер.

Прах Борисова искали неделю. Тела летчика не было ни на батарейном кладбище, ни в отдельных финских могилах, Похоронив летчика при оружии, финны, как и приказал Экхольм, сровняли его могилу с землей. Пришлось перекопать весь остров, чтобы найти безвестную могилу.

Останки Борисова перевезли в город. Было решено похоронить его на площади перед Домом флота.

В центре площади собрались на траурный митинг представители гарнизона и все гражданское население Ханко.

Над могилой Расскин сказал:

— Иван Борисов открыл страницу новой славы Гангута. Он погиб за нас, за наше счастье, за успех того дела, которое творит советский народ, которое мы защищаем. Пусть же эта площадь отныне носит имя Ивана Борисова.

К концу митинга из-за леса донесся рев авиационных моторов. Над могилой промчалась эскадрилья капитана Антоненко. Прощальный салют.

Площадь в центре Гангута и главную улицу городка назвали именем Героя Советского Союза Ивана Дмитриевича Борисова.

Глава девятая

Перед грозой

Настали трудные для полковника Экхольма времена. Русские укреплялись на Ханко. Обстановка на Балтике резко изменилась. Русские корабли находились не только в порту Ханко, но и в Таллине, Риге, Либаве и у балтийских островов. Друзья Экхольма из прибалтийских стран разбежались кто в Швецию, кто в Берлин, кто в Лондон. А Экхольм торчал в Таммисаари, обучал диверсантов и шпионов и засылал их на Ханко. Он был теперь начальником действующей против Ханко разведки. Но на Ханко у Экхольма не было никакой опоры. «Сами же лишили себя опоры, изгнали оттуда все население!» — негодовал Экхольм. Маннергейм боялся влияния русских на финнов. А внутри страны? Разве он уберег финнов от этого влияния? Даже в Таммисаари, где Экхольм считал себя безраздельным хозяином, появилось отделение Общества друзей Советского Союза.

Осенью в Берлине Гитлер вел тайные переговоры с финским послом о транзите фашистских войск через Финляндию в Норвегию и о снабжении финской армии оружием. В эти дни Экхольму внезапно приказали выехать в порт Ваазу, на побережье Ботнического залива. Это был акт доверия. Только Маннергейм и ограниченный круг лиц в правительстве знали, что 10 сентября из Германии вышел первый пароход с двумя тысячами гитлеровских солдат. Экхольму доверили то, чего не могли доверить, считаясь с мирным договором, даже министру внутренних дел: принять солдат Гитлера на земле Суоми.

Вновь все начиналось с Ваазы. В этом же порту в 1917 году Экхольм формировал батальон шюцкора. Отсюда Маннергейм двинулся в кровавый поход против финской революции. И сейчас, когда на причалы Ваазы вступили рослые солдаты вермахта, Экхольму показалось, что он снова видит Железную дивизию фон дер Гольца, егерей, кровь толпы, в последнее время пугающей его повторением революционных событий семнадцатого года. Нет, теперь запахло восемнадцатым годом. Какой, к черту, транзит — пусть об этом болтают дипломаты. Эти войска не уйдут!

И он был прав. Фашистские дивизии, разумеется, оставались в Финляндии. В Ваазе обосновался германо-финский штаб, названный «Штаб обороны Ботнического залива». В пунктах высадки фашистских войск шюцкор создавал германо-финские общества. Экхольм видел, с какой решительностью действует Гитлер. Началось с транзита войск. На высадку первых двух тысяч солдат в порту Вааза Берлин требовал от финского президента телеграфное «да». В дальнейшем никакого «да» не требовалось. Гитлер почувствовал себя хозяином Финляндии. Он посылал войска и требовал передачи германским концернам разработок никелевой руды. В Хельсинки заколебались: никель вне компетенции Маннергейма, никелем интересуется канадо-американская фирма. Но на этот раз «да» пришло из-за океана. Маннергейм понял, что и там одобряют его действия.

Дальше все развертывалось по-военному. В Хельсинки маннергеймовцы исполняли все, что требовал Берлин. 30 января 1941 года генерала Хейнрикса, начальника финского генерального штаба, вызвали в подземную резиденцию германского штаба — в Цоссен. К тому времени был уже разработан план «Барбаросса». Хейнриксу показали пункт третий второго раздела и один пункт третьего раздела этого плана:

«Финляндия должна прикрывать наступление немецкой группы „Север“ (группа 19-я), идущей из Норвегии. Финляндия будет сотрудничать с этими войсками. Кроме того, Финляндия будет ответственна за уничтожение Ханко». Против этого пункта стояли три росписи, одна под другой: Йодль, Кейтель, Гитлер.

В разделе третьем «Оперативные планы» финнам ставилась конкретная задача на первые дни войны:

«Основной массе финляндской армии — сковать наибольшие русские силы, атакуя западнее и по обеим сторонам озера Ладога, и захватить Ханко». И здесь три подписи: Йодль, Кейтель, Гитлер.

Уточнили порядок и сроки мобилизации маннергеймовской армии, скрытой мобилизации, как было внушено Хейнриксу в Цоссене. Хейнрикс прочел для высшего фашистского командования лекцию об опыте советско-финской войны и поделился данными о будущем общем противнике.

Хейнрикс записал инструкции плана «Барбаросса», вернулся в Хельсинки и разработал три варианта совместного германо-финского наступления на русских: «Голубой песец», «Северный олень», «Черно-бурая лиса».

Зимой в Хельсинки из Берлина приехал генерал Бушенхаген, одобрил эти варианты и обещал похлопотать перед фюрером, чтобы Финляндия в будущей новой Европе получила достойное для нее место — до Белого моря. Маннергейм отблагодарил гитлеровского генерала за любезность командорским крестом «Белая роза», таким же, каким в свое время был награжден английский генерал Кирк.

Всех закулисных подробностей Экхольм не знал. Но когда он вернулся из Ваазы в Таммисаари, его ждал боевой приказ — вербовать финскую и шведскую молодежь в шюцкоровские отряды для будущих десантов на Ханко.

За зиму его штаб сколотил несколько таких отрядов. Инструкторы учили шюцкоровцев лазить по деревьям, прыгать в холодную воду залива, стрелять на ходу, лежа, с колена, цепляться за скалы, штурмовать острова.

Из Германии прибыли крупповские мастера для реконструкции старых дальнобойных батарей на островах. Они меняли прицелы и приборы, на каждом орудии аккуратно ставили дату и немецкое клеймо. На всех островах спешно строили наблюдательные вышки. Цейсовская оптика появилась на маяках и на чердаках высоких зданий в Таммисаари.