«…Миг между прошлым и будущим» - Зацепин Александр Сергеевич

— Нам же нужен хит, — отвечаю, — чтобы людям нравилось!

Позвонила мне Вера, его жена:

— Саша, ну, что ты? Гайдай же принял, а ты!..

— Мы что, — спрашиваю, — песню лично для Гайдая делаем?.. Если она потом не будет звучать, Гайдай скажет: «Что же вы песню такую сочинили?» А вы приняли слова! «Так надо было спорить! Надо было доказывать свое!»

Я позвонил Гайдаю:

— Леня, я тогда напишу другую музыку под эти слова. Не хочу эту мелодию отдавать с таким текстом!

Гайдай замялся:

— Ну, хорошо, пусть напишет что-нибудь другое!..

А потом, когда мы записывали уже с «зайцами», я Дербеневу говорю:

— Давай, если хочешь, запишем и с тем текстом!

Он:

— Ну, ладно, ладно!..

Он был очень веселым и остроумным, помнил массу анекдотов. Его, бывало, спросишь:

— Леня, а можешь, к примеру, рассказать про обои?

Он несколько секунд думал и тут же начинал рассказывать анекдот про обои. У него была огромная библиотека, он всю ее перечитал. И читал в два раза быстрее, чем я.

За год до смерти он выиграл автобусную поездку во Францию. По радио разыгрывался приз, надо было ответить на вопрос: в частности, как называется китайская водка? Он позвонил и первым ответил! И с женой поехал на автобусе в Париж. Потом проклинал, как это было мучительно — сидеть в одном положении столько времени, и поспать нормально невозможно! Пытался ложиться на пол… Приехал, позвонил мне. Мы встретились, я повозил его по Парижу.

Получилось почти буквально: «Увидеть Париж и умереть»…

А самолетов он страшно боялся. Мы как-то ездили в Таджикистан (он же писал стихи и к фильму «Отважный Ширак», откуда песня «Волшебник-недоучка»). Так он приезжал поездом! Три дня в пути. Правда, тогда он еще выпивал. И когда он все-таки решил лететь со мной, я ему говорил:

— Сейчас такие самолеты, уже не разбиваются!

Но потом, когда мы сели, говорю:

— Смотри, Леня, крыло как-то подозрительно болтается!.. Бывает, оно обламывается, самолет начинает крениться, и тогда его уже выровнять невозможно…

Он:

— Ну, хватит, хватит!..

А я продолжаю:

— Чего ты боишься? Я, например, мечтаю умереть в самолете. Мгновенно! И никаких родственников не будет над твоим телом стоять!

— А пока падаешь?..

— Ты же почувствуешь невесомость! Мы же с тобой можем тридцать секунд полетать в невесомости, как космонавты! Это же прекрасно!..

А он опять:

— Хватит, хватит!..

И в иллюминатор на крыло косится…

Посидели, поокали и… записали песню

В начале семидесятых мой приятель Виталий Клейнот, хороший музыкант, помогавший мне тогда делать аранжировки к таджикскому фильму «Отважный Ширак», говорит:

— В ДК Горбунова проходит финал смотра самодеятельности. Там будет певица Алла Пугачева. Послушайте ее, может, она вам понравится.

Я пошел туда. Пугачева, кажется, пела «Посидим-поокаем» и что-то еще. И она мне понравилась. И голос понравился, красивый, и эмоциональность.

Я подошел к ней, поздравил и предложил работать.

— Давайте, — сказал, — запишем одну песню, а потом для кино будем записывать!

Она сразу же согласилась. И мы записали первую песню «И кто виноват». Я был очень доволен, как она спела. Песню крутили по радио.

Работать с ней было приятно. Я ей звонил:

— Зайди, у меня к новому фильму две песни есть!

Сижу за роялем, играю мелодию, напеваю своим противным, скрипучим голосом. Она слушает, очень быстро запоминает, память у нее колоссальная! Потом садится за рояль, тут же сама играет эту песню, находит себе тональность — выше или ниже. Она говорит:

— А можно вот тут в припеве добавить еще что-то, чтобы ярче было?

Бывало, две-три ноты исправлю или показываю другие варианты: есть еще и такой запев, и такой припев. И мы вместе находим лучшее. Потом приходит Леня Дербенев, я записываю ему кассету. Он говорит:

— Ты запиши мне подлинней! Куплетов десять. Я включаю магнитофон, хожу, курю и слушаю. А когда отматываю назад — отвлекаюсь.

Иногда мы «рыбу» составляли. У него было пять слов, из которых он делал «рыбу»: мой милый, дорогой, родной, любимый.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Эти слова, — объяснял он, — меня не отвлекают. А то ты пишешь: «синее, синее небо, зеленая трава»… Это мешает!

Потом я делал аранжировку, и мы записывали. Иногда аранжировку делал вместе с другими музыкантами. Например, к «31 июня» втроем работали: объем был большой, сроки поджимали, а хотелось сделать как можно лучше. Прекрасный музыкант Сережа Рудницкий, руководитель ансамбля «Аракс» со своими музыкантами, Виталий Клейнот (он приглашал других музыкантов) и я.

И вот аранжировка есть, тональность подобрана. Тут я звал Аллу. Она приходила уже подготовленная. Мелодию знала, стихи ставила перед собой, чтоб не забыть. Она сначала напевала, за рояль садясь. Потом вставала к микрофону, и я записывал на пленку. Потом приходила в аппаратную, и мы слушали.

— Нет, нет, — говорила она, — мне тут что-то надо найти, манеру другую!..

Она думала, искала. Например, как спеть «Волшебника-недоучку»? Сидела за роялем минут десять, напевала, искала правильное решение. При записи ошиблась в аранжировке, был лишний такт, которого она не ожидала, и вступила раньше. И хихикнула. А я это все оставил. Даже интереснее получилось. Будто так и задумано.

Или вот она записала «До свиданья, лето». Мы слушаем: там три раза повтор последней строчки, и у нее каждый раз эта фраза звучит по-разному. Алла говорит:

— Вот первая — хорошо, а вторую я, может быть, перепою.

Было жалко стирать. Я сказал, что оставлю на всякий случай, мне нравится. И она сделала несколько дублей. Послушали, однако на этот раз оставили первый вариант, он был ярче, проникновеннее.

У нас хватало времени: студия-то была моя. Никто не гнал, мы могли выбрать самое лучшее. Я брал из одного дубля один кусочек, из другого — другой, потом все это сводил. Она слушала и, бывало, говорила:

— Вот этот куплет мне очень не нравится! Я бы его перепела…

И перепевала.

Шлифовать — так до золотого блеска!

Она была худенькая, очень скромно одета. Очень талантливая! Я таких просто не видел.

Алла была в то время в разводе, у нее росла дочь. Потом она вышла замуж за музыканта Павла Слободкина. У нее еще не было пластинок, она была, как сейчас говорят, нераскрученная. Но мне было безразлично, известна певица или нет. Главное — поет прекрасно и к делу серьезно относится. Поэтому работал с ней с большим удовольствием.

Тогда еще не было такой техники, как сейчас. Например, дабл трек — двойное звучание. Раньше надо было спеть два раза, потом делали наложение, получается очень красиво. Так вот, большинство певиц не могли два раза спеть одинаково! То чуть короче, то чуть длиннее. А у Пугачевой с первого раза все точно, без ошибок.

Обиды приходят и уходят

Однажды, когда мы уже записали с ней примерно песен пятнадцать, произошел такой случай. Она пришла и говорит:

— Александр Сергеевич, у меня, к сожалению, только пятнадцать минут!

А раньше такого не было. Сколько надо, столько и работали. Я говорю:

— Алла, если ты плохо запишешь, будет не только для меня плохо, но и для кино, для песни, да и для тебя ведь тоже не очень хорошо…

В итоге мы просидели полтора часа, хотя никто ее не заставлял.

Вообще, звездность (даже не по отношению к Алле, а абстрактно), как и полагается болезни, подкрадывается к человеку незаметно и начинает его разрушать. Мало кто имеет иммунитет против звездности и остается самим собой. Прививок же против нее пока не изобрели…

Потом Алла спела «Арлекино» (это не моя песня), выпустила пластинку. Потом на фильме «Женщина, которая поет» произошла наша размолвка.

Как-то она пришла и сказала:

— Я написала пять песен. Не можете ли мне помочь их записать?

Я говорю:

— Конечно. Для тебя — пожалуйста!