Когда Ницше плакал - Ирвин Ялом

На этом Брейер остановился. Он знал, что это был сильный ход. Он едва удерживался от торжествующей улыбки.

Ницше сглотнул слюну, прежде чем ответить. «Я прекрасно понимаю, что вы хотите сказать, доктор Брейер. Однако я никак не могу принять ваше предложение. Я не согласен с вашим планом и формулировкой хода лечения, и несогласие это имеет под собой глубинные, фундаментальные основы. И это не говоря уже о приземленном, но, тем не менее, важном препятствии — деньгах! Даже при наилучшем раскладе месяц интенсивного медицинского наблюдения поставит меня в крайне ограниченное финансовое положение. На данный момент это невозможно».

«О, профессор Ницше, неужели вас не удивляет, что я задаю так много вопросов о самых интимных аспектах вашего тела и вашей жизни, однако, в отличие от большинства терапевтов, воздерживаюсь от вторжения в ваши финансовые дела?»

«Вы были излишне осторожны, доктор Брейер. Я совершенно спокойно говорю о деньгах. Деньги мало для меня значат, пока мне хватает на то, чтобы продолжать работать. Я живу скромно, и, за исключением нескольких книг, я трачу ровно столько, чтобы поддерживать в себе жизнь. Когда я уволился из Базеля несколько лет назад, университет назначил мне небольшую пенсию. Вот и все мои деньги! У меня нет никаких сбережений или средств к существованию — ни состояния, унаследованного от отца, ни жалованья от покровителей — могущественные враги позаботились об этом, — и, как я уже говорил, мои книги не принесли мне ни пенни. Два года назад Базельский университет немного повысил мне пенсию. Думаю, что первая премия предназначалась для того, чтобы я уехал, а вторая — чтобы я не возвращался».

Ницше засунул руку в карман пиджака и вытащил письмо. «Я всегда думал, что эта пенсия назначена пожизненно. Но сегодня утром Овербек переслал мне письмо от моей сестры: она подозревает, что моя пенсия в опасности».

«А что случилось, профессор Ницше?»

«Некто, кого очень не любит моя сестра, распускает обо мне слухи. Я пока не знаю наверняка, справедливы ли эти обвинения или же моя сестра преувеличивает — что с ней случается довольно часто. Но, как бы то ни было, суть в том, что на данный момент я не могу принять на себя финансовые обязательства».

Это возражение Ницше обрадовало Брейера, и он почувствовал облегчение. Это препятствие было легко преодолимо. «Профессор Ницше, мне кажется, что мы с вами одинаково относимся к деньгам. Я, как и вы, никогда не испытывал к ним особой эмоциональной привязанности. Однако, по чистой случайности, я оказался в ситуации, которая в корне отличается от вашей. Если бы ваш отец нажил состояние, у вас были бы деньги. Хотя мой отец, известный преподаватель древнееврейского языка, оставил мне лишь скромное наследство, он устроил мне брак с дочерью одной из богатейших еврейских семей в Вене. Обе семьи остались довольны: недурственное приданое в обмен на ученого-медика с хорошим потенциалом.

Все это я говорю к тому, что ваши финансовые затруднения — это не проблема вовсе. Семья моей жены, Олтманы, имеют в Лаузоне две бесплатные койки, которые я могу использовать по своему усмотрению. Так что вам не придется платить ни за клинику, ни за мои услуги. Я становлюсь богаче с каждой нашей беседой! Итак, хорошо! Все решено! Я должен сообщить в Лаузон. Мы отправим вас туда сегодня же?»

ГЛАВА 9

НО РЕШЕНО БЫЛО ДАЛЕКО НЕ ВСЕ. Ницше долго сидел с закрытыми глазами. Затем, резко распахнув их, он решительно произнес: «Доктор Брейер, я отнял уже достаточно много вашего драгоценного времени. Вы делаете мне щедрое предложение. Я запомню это, но я не могу его принять — и не сделаю этого. Есть причины выше причин». — Он говорил так категорично, словно ничего больше объяснять не собирался. Приготовившись уходить, он защелкнул застежки на своем портфеле.

Брейер был ошеломлен. Этот разговор напоминал скорее игру в шахматы, чем профессиональную консультацию. Он сделал ход, предложил свой план, на что последовал немедленный ответный ход Ницше. Он отвечает на возражение только для того, чтобы услышать от Ницше очередное. Они что, были неисчерпаемы? Но Брейер, набивший руку на больничных проблемах, переходил теперь к приему, который редко его подводил.

«Профессор Ницше, я хочу попросить вас немного побыть моим консультантом! Представьте, пожалуйста, интересную ситуацию; может, вы сможете помочь мне разобраться в ней. Я столкнулся с пациентом, который довольно долго был сильно болен. Он испытывает радость уже тогда, когда его состояние остается терпимым хотя бы один день из трех. Он предпринимает долгое, тяжелое путешествие для того, чтобы проконсультироваться со специалистом-медиком. Консультант профессионально делает свое дело. Он обследует пациента и ставит соответствующий диагноз. Между пациентом и консультантом устанавливаются вполне определенные отношения, основанные на взаимном уважении. После чего консультант предлагает всесторонний план лечения, в эффективности которого он полностью уверен. Однако этот план не вызывает у пациента ни малейшего интереса, ни даже любопытства. Наоборот, он сразу же отказывается от этого предложения и создает одно препятствие за другим. Вы можете помочь мне разобраться в этой таинственной истории?»

Глаза Ницше расширились. Хотя его явно заинтриговал это забавный гамбит Брейера, он промолчал.

Брейер настаивал: «Может, нам стоит разгадывать эту загадку постепенно? Почему этот пациент, который не хочет, чтобы его лечили, вообще просит о консультации?»

«Я пришел потому, что мои друзья оказывали на меня сильное давление».

Брейера расстроило, что его пациент не захотел подыграть его небольшой шалости вести беседу в том же духе. Хотя в книгах Ницше чувствовался незаурядный ум, хотя в них он превозносил смех, было ясно, что герр профессор не любил играть в игры. «Ваши друзья в Базеле?»

«Да, профессор Овербек и его жена — мои близкие друзья. Еще мой близкий друг в Генуе. У меня не так много друзей — следствие моего кочевого образа жизни, так что тем более удивительным был тот факт, что все они единогласно уговаривали меня посетить консультанта. И что имя доктора Брейера буквально не сходило с их губ».

Брейер узнал ловкую руку Лу Саломе. «А как же, — сказал он, — их беспокойство вызвано серьезностью состояния вашего здоровья».

«Или, например, тем, что я слишком часто говорил об этом в своих письмах».

«Но тот факт, что вы говорите об этом, отражает вашу собственную обеспокоенность этой проблемой. Иначе зачем вам писать такие письма? Чтобы вызвать волнение, не так ли? Или сочувствие?»

Хороший ход! Шах! Брейер был доволен собой. Ницше пришлось отступить

«У меня слишком мало друзей, чтобы я мог позволить себе терять их. Оказалось, что в знак дружбы я должен приложить все усилия, чтобы они перестали беспокоиться. И вот я в вашем кабинете».

Брейер решил согнать его с удобных позиций. Он сделал более дерзкий ход.

«Вас совершенно не беспокоит ваше состояние? Невероятно! Более двухсот дней мучительной недееспособности в год! Мне доводилось видеть слишком много пациентов в разгаре приступа мигрени, чтобы недооценивать боль, которую вам приходится испытывать».

Великолепно! Еще одна вертикаль на шахматной доске закрыта. Какой ход сделает его противник на этот раз, думал Брейер.

Ницше, прекрасно понимая, что ему придется играть другими фигурами, обратил свое внимание на центр доски. «Меня по-разному называли: философом, психологом, язычником, агитатором, антихристом. Мне даже давали массу нелестных эпитетов. Но я предпочитаю называть себя ученым, так как краеугольным камнем моего философского метода, как и любого научного метода, является неверие. Я всегда подхожу ко всему с максимально строгим скептицизмом, и сейчас я скептичен. Я не могу последовать вашим рекомендациям относительно психического обследования на основании мнения авторитетов в области медицины».

«Но, профессор Ницше, мы говорим об одном и том же. Единственный авторитет, к которому необходимо прислушиваться, — это голос разума, и рекомендации мои построены на разуме. Я могу с уверенностью говорить только о двух вещах. Во-первых, что стресс может стать причиной болезней, что подтверждается многочисленными клиническими наблюдениями. Во-вторых, что стресс в значительной мере присутствует в вашей жизни—я говорю не о том стрессе, который связан с философскими изысканиями.

Давайте проанализируем информацию вместе, — продолжал Брейер. — Вспомните письмо, полученное вами от сестры. Здесь мы видим стресс, вызванный клеветой. И, между прочим, вы нарушили наш договор обоюдной честности, не сказав об этом клеветнике ранее. — Теперь Брейер отбросил былую осторожность. У него не было другого выхода — терять ему было нечего. — Разумеется, стресс кроется и в страхе потерять пенсию, единственный ваш источник обеспечения. А если эта история — не больше, чем преувеличение вашей паникерши-сестры, то появляется стресс, связанный с сестрой, которая хочет напугать, встревожить вас!»