Экстра: Новый Кабалион - Илья Новак

— Клёво, — сказал он и перевел взгляд на Опанаса.

— Ты — новый хозяин? Извиняй... — Тощий шагнул в сторону, поднял все еще работающий магнитофон и швырнул его в костер. Несколько секунд магнитофон продолжал играть, потом голос, читающий задом наперед, стал тянуть слова, загнусавил и смолк.

— Никогда не любил эту музыка, — пояснил Тощий свои действия и взглянул под ноги Опанаса. Тот перевел взгляд.

Девчонка лежала, съежившись, прикрыв голову руками. Свитер задрался, обнажив бедра.

— Хочешь ее? — с любопытством поинтересовался Тощий.

— Тебя как зовут?

— А зови Буратино. У того нос длинный был, а у меня... — Буратино ухмыльнулся. — Тогда она — Мальвина, правильно?.. Она немая, только мычит. Слышь, Мальвина, вставай. Новый хозяин пришел... — он шумно втянул носом воздух, принюхиваясь к запаху горело мяса и плавящейся пластмассы, которые начали распространяться от костра. — Отойдем куда-нибудь, шеф? Воняет...

В сумочке-«кенгуру» на ремне Опанаса было три тысячи долларов. Возле машины, получив треть, Буратино воскликнул:

— Ну, ты даешь!

Он обнял Мальвину, прижавшуюся головой к его плечу. В его глазах была радость, в глазах Мальвины — удивление, но, кажется, страха ни один из них не испытывал.

— Это вам на расходы, — пояснил Опанас. В сумочке лежала еще пара мобильных телефонов, один он передал Буратино. — Куда ехать, я уже объяснил. Что делать — тоже.

Он окинул взглядом стоящие в ряд машины, шагнул к потрепанной зеленой ‘оке’ с тонированными стеклами и легко открыл ее.

— Возьмете эту тачку. Оружие ясно где раздобыть? Вы должны задержать их до моего возвращения. Если будут трудности — свяжетесь. Я в дороге по радио свяжусь со Стрелком и пришлю его вам на подмогу. Вопросы?

— Только один, шеф. Куда ты направляешься?

— Тут рядом, — пробормотал Бокор.

Глава 8

Над головой был потолок в пятнах ржавчины. Некоторое время Егор Адамов рассматривал его, лежа на спине, затем медленно сел. Что-то звякнуло.

Егор находился в длинном, просторном металлическом коридоре — почему-то это напомнило ему звездолет. Вроде такой здоровенной космической баржи, перевозящей тысячи поселенцев от одной звездной системы к другой.

На полу валялись обрывки бумаги, куски пластика, осколки стекла. И еще рядом лежал человекообразный робот. Адама огляделся, но пирамиды не увидел — исчезла.

Робот пошевелился, потом сел.

Скорее не робот, а роботесса. Бывают роботы женского пола? Во всяком случае, у нее имелось нечто вроде бюста, соединенного с нижней частью узкой гибкой ‘талией’ вроде массивной пружины. Да и черты лица... если, конечно, сочетание динамиков и фотоэлементов можно назвать лицом...

— Ты кто? — спросила она.

Когда Егор поднялся на ноги, вновь раздалось звяканье. Он оглядел самого себя, увидел блестящий торс, металлические ноги, длинные ступни с закруглениями — там, где раньше были пальцы.

— Вот черт! — Егор уставился на роботессу и неуверенно спросил: — Ли?

— Троечка, — поправила она. — Ли — это мой ник в ‘Кабалионе’, а обычно я подписываюсь...

— Мы общались пару раз в игровых форумах, — сказал Егор. — Я тебя помню, хотя плохо.

— Я тоже тебя помню, — она огляделась. — Вот значит как... Теперь мы роботы.

— Ага. Причем ты... — он замолчал.

— Что? — Троечка оглядела саму себя. — Что такое?

— Я хочу сказать, из тебя получилась вполне, гм, симпатичная... роботиха. То есть роботесса.

— Ясное дело! Я и в реальности вполне ничего. Но где мы?

— Ну, мне кажется, это космический корабль. Помнишь какие-нибудь игры с ними?

— Полно, только не онлайновые. Хотя нет, были ‘Star Wars Galaxies’, а еще...

— Пирамида исчезла, — сообщил Егор. — Нигде нет.

Из глубины коридора донесся приглушенный лязг.

— Что это там? Пошли посмотрим?

Коридор освещали утопленные в потолок плоские лампы. Пол был усеян мусором.

— Все-таки не похоже на звездолет, — заметила Троечка через несколько шагов. — Во-первых, посмотри, здесь же все ржавое. Во-вторых, на звездолетах мусор должны как-то утилизировать. Сжигать или в космос выбрасывать, а не сваливать на пол.

Лязг стал громче. Он звучал ритмично, будто... будто чем-то железным колотили по чему-то железному. Послышались неразборчивые восклицания, затем ругань.

— Что там происходит? — Троечка ускорила шаг. Коридор изогнулся, и они очутились на свалке.

Зал с высоким потолком-куполом заполняли горы мусора. Здесь шел дождь: из широких отверстий в куполе то и дело что-нибудь вылетало. Более крупные предметы — детали каких-то устройств, тяжелая рухлядь — проносились подобно метеорам и с грохотом падали среди завалов, взрываясь мелкими обломками; ошметки пластика, куски бумаги и металлическая труха наполняли пространство рваными хлопьями, которые планировали, лениво покачиваясь, словно грязные снежинки.

А еще в воздухе парили прозрачные чешуйки.

Под стеной два робота били третьего. Он лежал, прикрыв голову руками, дергался, иногда принимался ругаться визгливым голосом. Те, кто его бил, более всего напоминали тумбочки на гусеницах. Они откатывались, наезжали на жертву и вновь откатывались.

— Вы что делаете? — крикнула Троечка и пнула одного из них в зад. Робот качнулся на узкой платформе, правая гусеница зашипела, в то время как левая оставалась неподвижной. Развернувшись, он манипуляторами ухватил Троечку за пружинную талию. Второй робот продолжал заниматься своим делом.

— Эй, эй! — Адама подскочил к ним.

Троечка размахивала руками и ногами. Робот приподнял ее, поворачивая, рассматривая со всех сторон. Адама прыгнул ему на спину, вцепился в манипуляторы и резко развел в стороны. Троечка упала на пол.

Робот дернулся, пытаясь высвободиться, и тогда Адама со всей силы заехал ему кулаком по макушке. Из головы робота донесся низкий протяжный звон.

Егор отпрыгнул. Гусеницы вновь зашипели, крутясь в разных направлениях, робот начал вращаться на месте, дергая манипуляторами. Второй робот наконец заметил неладное и оглянулся.

В корпусе первого что-то переклинило: вихляя гусеницами из стороны в сторону, он вдруг сорвался с места и влетел в мусорные завалы. Несколько секунд фонтаны взлетающих отбросов и треск сопровождали его передвижение по свалке, затем все стихло.

Подняв кулак, Егор шагнул ко второму роботу. Тот попятился, развернулся и исчез в коридоре, через который они вошли.

— П’асипа, п’ратан!

Адама чуть не подскочил, услышав скрежещущий голос. Так могла бы разговаривать старая циркулярная пила.

Жертва поднялась на ноги. Егор уже сообразил, что сейчас скорее годятся слова вроде ‘манипуляторы’, или ‘конечности’, но решил, чтобы не путаться, думать о них как о привычных руках и ногах. Если бы этот робот был человеком, то скорее всего — бродягой-дистрофиком. Напоминающие веточки ножки, казалось, могли сломаться в любое мгновение, хотя вес, который им приходилось нести, был совсем невелик. Тощие руки состояли из потемневших стержней и перепутанных проводов, голова покачивалась на кривой шее. Левый фотоэлемент прикрывала полоса разлохмаченной черной изоленты. В разных местах из тела торчали обрывки изоляции, обнаженные контакты, спирали проводков.

— Г’рла! — какой-то дефект мешал бродяге связно произносить слова. Периодически в его горле раздавались щелчки, будто клемма искрила, и тогда робот глотал отдельные звуки. — Ни х’я себе!

Он выпучил единственный глаз-фотоэлемент, разглядывая Троечку сквозь медленно падающий мусор.

— Йо! Редко сюда зап’редают такие т’лки.

— Кто? — Троечка вопросительно посмотрела на Егора. — Что он сказал?

— Ни-ни! — бродяга примирительно поднял руки. Ладони у него были широченными и плоскими, похожими на лопаты, а ступни напоминали ржавые жестяные ласты. — Все в ажуре, рып’ка, это был к’мплимент.

Голоса разносились по всему залу. Кроме них тишину нарушал лишь тихий шелест мусорного снега. Егор наконец задал вопрос, который давно надо было задать.

— Ты кто такой?

— М’ня звать... — рука-лопата хлопнула по груди, подняв рыжее облачко ржавчины. — Рипа.

— Где мы? — спросила Троечка. — Как называется это место?

— Как это — где? — Рипа оглянулся. — С’ма не видишь, что ли?

— Э... Рипа, мы не отсюда, — пояснил Егор. — Пришли издалека, понимаешь? Объясни толком, где мы находимся.

В глубине свалки упало что-то тяжелое, взметнув облако трухи.

Робот поднял руки. Внутри него защелкало, сквозь щели в помятом нагруднике посыпались искры. Двигался Рипа так, что казалось — основные усилия он тратит на борьбу с собственными суставами. Ноги, судя по всему, давным-давно разучились сгибаться.