Император Траян - Игорь Князький

Думается, главная причина здесь — непримиримость к Риму Децебала и верной ему дакийской элиты, что усугублялось прочностью самого царства. Таким образом, в глазах Траяна недобитая Дакия оставалась постоянной угрозой Риму на его дунайских рубежах. С этой точки зрения даки были опаснее зарейнских германцев. Те никогда не могли создать сколь-либо прочного объединения государственного типа. Более того, вражда германских племён между собой всегда была на руку римлянам. Они видели, как рухнуло царство Маробода, лишь на время объединившее свевов и маркоманов, как погиб в междуусобной борьбе славный Арминий, истребивший три римских легиона в Тевтобургском лесу. Дакия же выглядела царством стабильным, и даже смена царя не обещала римлянам какого-либо добрососедства. Наконец, не забудем о «завещании Цезаря». Траян держал в голове грядущий восточный поход во исполнение плана-мечты божественного Юлия. А таковой был бы делом рискованным, сохрани Дакия хоть малейшую способность к государственному и, значит, и военному возрождению.

Что ж, с римской точки зрения, беспощадные действия Траяна в Дакии были совершенно логичны и интересами Империи полностью обоснованы. А брошенная на лестницу Гемоний голова Децебала представлялась римлянам справедливым концом дерзкого варвара.

Удивительный парадокс истории заключается в том, что, спустя долгие и долгие столетия, имена Траяна и Децебала — смертельных врагов, люто ненавидевших друг друга, оказались равнопочитаемыми, да и остаются таковыми в государстве Румыния, занимающем территорию бывшей римской провинции Дакия и сохранившем римское имя: Romania. В румынской исторической ментальности Траян и Децебал в равной степени «отцы-основатели» нации. Что лежит в основе столь удивительной исторической метаморфозы?

Здесь должно обратиться к временам становления теорий происхождения восточных романцев. Возникновение таковых относится к XVII веку, когда эти теории нашли своё отражение в трудах молдавских и валашских летописцев.[358] Толчком к исследованию этой, безусловно, важнейшей для обоих княжеств — Молдавии и Валахии — проблемы стали записки ватиканского миссионера в Молдавском княжестве Марко Бандини. Представитель римской курии безаппеляционно и столь же бездоказательно написал, что восточные романцы — прямые потомки разбойников и прочих преступных элементов, коих римские императоры, освободив из-под стражи, выслали во вновь завоёванную провинцию к северу от Дуная.[359] Понятное дело, такая оригинальная «концепция» вызвала острую реакцию в обоих княжествах. Но чем объяснить подобную неприязнь ватиканского миссионера к предкам современных ему молдаван и валахов? Скорее всего, совершенным провалом его католической миссии. Надо заметить, что восточные романцы исторически всегда отличались стойкой приверженностью к православию. Даже в Трансильвании, бывшей тысячелетие во власти католиков-венгров, а с конца XVII в. одновременно и католической же Австрии, местные восточные романцы — волохи — сохранили свою веру, не поддавшись настойчивым попыткам окатоличивания. Более того, булла римского папы Григория IХ от 14 ноября 1234 г. свидетельствовала о том, что в области Барца (юго-восток Трансильвании) многие местные католики под воздействием тамошних «схизматических» епископов переходят в православие.[360] Можно потому полагать, что «версия» Бандини своего рода месть упорным «схизматикам».

Естественно, записки Бандини вызвали целую волну опровержений, суть которых заключалась в позиционировании утверждения, что восточные романцы происходят от «благородных римлян Траяна». Об этом писал знаменитый молдавский летописец второй половины XVII в. Мирон Костин.[361] Специальным опровержением измышлений Бандини, попавших и в молдавские летописи, в частности, в труды Григоре Уреке, занимался великий историк Дмитрий Кантемир. Он доказывал, опираясь на источники, что дакийское население было полностью истреблено, а новая провинция заселена римскими колонистами.[362] В дальнейшем происхождение восточных романцев исследовалось молдавскими, валашскими, трансильванскими историками, причём быстро обозначились острые противоречия между восточнороманской и венгерской историографиями, острота которых сохранилась и в наши дни.[363] Здесь основа спора — автохтонность романского населения к северу от Дуная со времён Траяна, или же миграция его с Балкан в Средние века после того, как в 271 г. при Аврелиане (270–275 гг.) римляне очистили Дакию, и всё без исключения римское население покинуло провинцию. Естественно, автохтонизм ближе румынским историкам, миграционизм — венгерским. Предмет спора — Трансильвания и чьё население там более исконно. В то же время серьёзную эволюцию мы наблюдаем и в самой румынской историографии. Если изначально она исходила из постулата происхождения восточных романцев от римских колонистов, то во второй половине XIX в. формируется теория о двух этнических предках: римских колонистах и гето-даках, подвергшихся романизации. Наиболее последовательное обоснование эта теория нашла в трудах румынского учёного А. Д. Ксенопола.[364] С его точки зрения, романизированное население проживало не только в собственно римской провинции Дакия, но и на всей земле гето-даков от Тиссы до Днестра.[365] Взгляды Ксенопола немедленно встретили острую критику другого румынского учёного Дмитрия Ончула, опубликовавшего свой труд в том же 1885 г., когда вышло первое издание исследований Ксенопола.[366] Ончул, опираясь на первоисточники, показывал, что романизация Дакии не могла выходить за пределы Баната, Трансильвании и Олтении.[367]

С того времени спор двух позиций продолжается и едва ли прекратится в обозримом будущем. Его перманетность, как справедливо отметил А. Голдсуорти, связана с поворотами политической ситуации.[368] И здесь, надо сказать, что линия Ксенопола намного представительнее линии Ончула. Наиболее полное воплощение первой мы видим в трудах классика румынской исторической науки Николае Йорги.[369] Линия вторая полнее всего представлена исследованием А. Филиппиде.[370]

Окончательно, можно сказать, завершил формирование теории происхождения румынского народа от двух этнических компонентов и на всей территории не только исторического, но и современного проживания восточных романцев Г. И. Братиану. Его перу принадлежат труды, обосновавшие то, что принято называть «крайним автохтонизмом» и «континуитетом».[371] Суть этого направления — непрерывное развитие одного и того же этнического субстрата на одной и той же территории на протяжении более, чем двух с половиной тысячелетий, начиная с эпохи проживания в Карпато-Дунайских землях от Тиссы до Днестра северных фракийцев. Субстрат этот являл собой своеобразный этнический монолит, о каковой разбивались все иноплеменные вторжения. Переломный момент — романизация Дакии в эпоху римского господства (106–171 гг.), когда и начинается, собственно, история уже восточных романцев.[372] Тот факт, что реальных доказательств ни такого автохтонизма, ни того же континуитета нет, представителей направления, именуемого ныне «национально-патриотическим», не смущал ещё с XIX века.[373]

Второе направление, условно называемое «социально-критическим» продолжает существовать в современной Румынии. Оно группируется вокруг «Института социальной теории» в Бухаресте и журнала «Societate și cultura».[374] Однако влияние и общественное значение этого направления резко уступает национально-патриотическому.[375] Траян и Децебал в сознании большинства румын — два «отца-основателя» нации.

Разумеется, это классический случай исторической мифологии, каковая, кстати, присуща в той или иной мере всем народам мира. Вопрос лишь в соотношении между ней и чисто научным подходом. Таковой, разумеется, во всех странах разный.[376]

В конкретном румынском варианте прочность мифологии уходит корнями в многовековые трагические страницы истории восточных романцев. Здесь и полутысячелетнее османское иго, и тысячелетнее господство венгров, затем и австрийцев в Трансильвании, исторически позднее (с XIV в.) формирование восточнороманских княжеств Молдавии и Валахии, а далее и непростое их объединение в 1859 г. Сказывается также сложность существования молодого, относительно небольшого государства в окружении трёх империй — Османской (до 1879 г.), Российской и Австро-Венгерской (до 1918 г.). Оторванность от румынской государственности ряда восточнороманских земель (занятие Австрией Буковины в 1775 г., присоединение Бессарабии к России по Бухарестскому миру с Турцией в 1812 г.),[377] что также болезненно воспринималось в княжествах, — всё это вполне благодатная почва для появления, развития и долговременной жизни исторических мифов. С этой точки зрения — отказаться от северных фракийцев как прямых предков нации невозможно. Ведь они уже во времена Геродота занимали земли между Тиссой и Днестром, то, что ныне — территория Румынии и Молдавии.