Мой покойный муж (СИ) - Бакулина Екатерина "Фенек"

— Нет. Даже не думай сейчас. И в окна к ней не лазить. И не надо мне тут… — грозно шикает, когда Кит пытается возразить. — Это ты думаешь, что можешь тихо и незаметно. Но даже я уже знал, что ты лазил, в ту же ночь, в Кетнахе перед судом. Мне Джон сказал. А ты подумай, сколько людей знало кроме Джона? Тебе позволили влезть и поговорить, потому что так было нужно, и Майрет должна была сказать тебе все, что сказала. А теперь вряд ли позволят. Или позволят, но используют это как-то иначе, в своих целях. Правды ты все равно не узнаешь. Лучше не рисковать. Подожди с этим.

— Я должен поговорить… — Киту не нравится.

— Нет. Сейчас нельзя ошибаться, Кит. От этого не только твоя жизнь зависит, — Нэт смотрит на него, — но и жизнь Майрет тоже. Ты подумай, как ей потом со всем этим жить? Если ты геройски погибнешь, кто потом спасет ее? Думаешь, ее брак с Аланом будет по любви? Ее используют, а потом, когда она станет ненужной — избавятся.

— Я не позволю…

— Вот и не позволь, — говорит Нэт с нажимом. — Только чтобы не позволить, ты должен остаться жив.

Кит сопит сердито, но он понимает. И он постарается. Дури у него много, через край, но если эту дурь отбросить — Кит умный парень, ответственный. Если надо — он сделает.

Долго молчит.

— А этот Мартин, — вдруг спрашивает он, — говорит, что ты его нанял.

Нэт чуть улыбается. Потому что все, договорились, и теперь без глупостей — о делах.

— Да. Нанял. Посмотри, чтобы у его людей было все необходимое, они уже сражались за нас. А нам сейчас любые союзники нужны.

Кит кивает. И смотрит так странно, на меня, потом на Нэта.

— Мартин говорил, что ты маму так защищал…

Нэт фыркает с усмешкой.

— А не должен был?

У Кита еще больше краснеют уши.

— Должен, — говорит неуверенно. — Я просто… не знаю…

Просто если мы с Нэтом не ругались, то старались и вовсе не замечать друг друга. Всегда так было удобнее.

— Ладно, Кит, — Нэт улыбается, уже весело и широко. — Давай, иди, разбирайся там — кто что видел. Утро почти.

— А ты?

— Маленький ты еще, все тебе рассказывать. Если твоя мама не против, я где-нибудь здесь посплю, а то нет сил уже куда-то идти и прятаться.

— Не против, — говорю я, подхожу, ерошу его волосы на макушке. Он прижимается ко мне щекой.

Уши у Кита краснеют окончательно.

— Да, — поспешно говорит он, вскакивает. — Я пойду.

Интересно, что теперь о нас думает?

И только когда он уходит, Нэт с трудом встает на ноги. Видно, что ему больно и тяжело, но перед Китом этого показывать не хотел. А я… я и так все понимаю.

— Тебе врача надо, — говорю я.

— Да ничего, сейчас полежу, и пройдет, — он оглядывается. — Ну что, мне можно с тобой, или на диванчике?

Мне смешно.

— А ты сюда лез, чтобы на диванчике поспать?

— Да я вообще спать не собирался.

Он пожимает плечами, улыбается. Потом как-то не очень весело, сосредоточенно пытается сделать шаг, сжимает зубы.

Попытаться помощь ему предложить, так он просто огрызнется, не захочет.

Но на ногу наступить может, и то хорошо…

И это сегодня, а что завтра будет?

— Слушай, — говорю я, — надо Мартину сказать, чтобы Турун позвал, если она так хорошо раны лечит. Нам сейчас ведьма не помешает. А то ты с такой ногой далеко не уйдешь.

Он смотрит на меня, и все это ему совсем не хочется. И заботы моей, и признаться, что без этой заботы не обойтись, и Турун — скорее всего тоже.

— Надо, — вздыхает, наконец. — Завтра я скажу ему.

— Сейчас схожу и скажу, вряд ли он спит. Пусть кого-нибудь пошлет. Надо было с Китом передать, но не важно. Не стоит терять время.

— Айлин… — ему очень хочется возразить, но возражать нечего.

А я накидываю плащ.

— Ты ложись, Нэт. Я скоро вернусь. И не спорь со мной, ты же знаешь, со мной не стоит спорить.

Все же, в том, что мы женаты двадцать три года — есть свои преимущества, многое становится проще.

Глава 19. О разбитых чашках и давних дуэлях

Много лет назад, я окончательно перестала бояться мужа после смерти отца. Ну как смерти? Это Нэт…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Бояться перестала, но видеть долго не могла, так что нашим отношениям это ничего хорошего не дало. Зато поняла, что не буду больше молчать, что могу ответить. И главное — что имею право ответить и высказать все ему в лицо.

Киту было года четыре тогда, Нэт еще не был герцогом.

Мы приехали погостить к моим родителям. Такое случалось нечасто, Нэт моего отца не переносил, и мне самой не очень-то хотелось приезжать туда, но иногда хотелось увидеть маму и показать ей внука.

Я потом даже винила себя, что в тот раз не убедила Нэта остаться дома… ничего бы не случилось.

Но дело не в Нэте.

Мы сидели пили чай вечером, все вместе. Не помню уже, о чем говорили, но Кит носился по гостиной, нарезая круги. Обед и ужин он еще кое-как спокойно за столом выдержать мог, а когда мы собрались просто пообщаться и попить чаю, сидеть спокойно уже не хватало сил.

Отец тогда многое высказал мне, о том, как я неправильно воспитываю ребенка, позволяю слишком многое. Нэт ругать меня не позволял, говорил, что это его решение, и что если мальчику нужно бегать, пусть бегает, и что он воспитывает будущего герцога, которому однажды придется командовать и принимать решения, а не послушного исполнителя чужих приказов. Но Нэт тогда сам был еще очень молод и отец не воспринимал его всерьез.

Мама наливала папе чай, ему нравилось, когда это делала именно она, а не слуги. И так вышло, что пробегающий мимо Кит что-то задел, мамин стул, кажется… У мамы дрогнула рука и она пролила немного мимо, на белую скатерть.

— Ты что, не видишь, что делаешь!? — заорал нее отец.

От испуга руки у мамы задрожали еще больше, крышечка с фарфорового чайника соскочила, упала, и прямо в папину чашу, ударившись, вдруг расколов ее надвое, и чай разлился по столу, и папе на колени… Он подскочил, заорал что-то страшное, схватил маму за руки, она уронила чайник, разлила весь оставшийся чай на себя… там не кипяток уже, но все равно горячий. Думаю, не будь нас с Нэтом, отец бы ударил, он замахнулся уже…

Но Нэт тогда в один прыжок оказался рядом, встав между ними.

— Назад! — рявкнул он так, что посуда на столике запрыгала. — Если вы поднимите руку на жену, то вам придется за это ответить!

Отец аж стал пунцовым от ярости. Мне кажется, он уже плохо понимал тогда…

— Да как ты смеешь, щенок! — заорал он. — Ты в моем доме! Это моя жена! И я имею право делать здесь все, что считаю нужным!

И по закону он был прав. Его дом и его жена, и он тут хозяин.

А я не могу правильно воспитать ребенка…

Но у Нэта было другое мнение. Он тогда уже знал, как отец привык вести себя. Я испугалась, и мама испугалась еще больше. И была бы драка и… Дуэль. Нэт столько раз дрался на дуэлях, это не очень-то одобрялось, но ему прощали, обычно все заканчивалось без серьезных ран.

Но сейчас не обойдется, это слишком далеко вышло за рамки мальчишеских игр и драк. Я не могла позволить, и не могла представить, чем обернется…

Я кинулась к Нэту, просила его успокоиться, все хорошо… и мама просила тоже, она плакала, и я плакала тоже. Мне самой было так страшно, что просто трясло. И как можно вот так орать на моего отца? Я же боялась его всю жизнь.

Это сейчас понимаю, что Нэт был прав, а я не права, но тогда не могла поверить.

Но нам с мамой удалось Нэта оттащить, убедить не вмешиваться, хоть немного успокоить. Спорить с женщинами Нэт плохо умел. Сдался. Он сгреб в охапку меня и Кита и тут же ушел, мы уехали, и даже пока слуги собирают наши вещи — дожидались на улице.

Я была неправа. Не стоило.

Не стоило мешать ему.

Потому что следующим утром, в трактир, где мы остановились, принесли вести о том, что мама умерла. Упала с лестницы. Так нам сказали.

Что там случилось на самом деле — я не знаю, но догадаться несложно.