Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры - Владимир Борисович Айзенштадт

его не могли принимать в нем более нежного участия [чем арзамасцы]; особенно Жуковский, восприемник его в “Арзамасе”, казался счастлив, как будто бы сам Бог послал ему милое чадо. Чадо показалось мне довольно шаловливо и необузданно, и мне даже больно было смотреть, как все старшие братья наперерыв баловали младшего брата…

Его хвалили, бранили, превозносили, ругали. Жестоко нападая на проказы его молодости, сами завистники не смели отказывать ему в таланте; другие искренно дивились его чудным стихам, но немногим открыто было то, что в нем было, если возможно, еще совершеннее, – его всепостигающий ум и высокие чувства прекрасной души его…

Его спасали от заблуждений и бед собственный сильный рассудок, постоянно в нем пробуждающийся, чувство чести, которым весь он был полон, и частые посещения дома Карамзина, в то время столь же привлекательного, как и благочестивого…

Из людей, которые были его старее, всего чаще посещал Пушкин братьев Тургеневых; они жили на Фонтанке, прямо против Михайловского замка»[97].

Именно запискам Вигеля обязаны мы рассказу о том, как, разлегшись на длинном столе, стоявшем под окном, Пушкин написал оду «Вольность». В воспоминаниях дочери Петра Павловича Каверина высказывается предположение, что «поводом к сочинению оды “Вольность” послужил разговор поэта с Кавериным: проезжая с ним ночью на извозчике мимо Инженерного замка, – может быть на Фонтанку, к Тургеневым, – Пушкин вызвался написать стихи на это мрачное здание…»[98]. Это было в декабре 1817 года.

Братья Тургеневы знали Пушкина еще ребенком в Москве, общаясь с Сергеем Львовичем и Василием Львовичем Пушкиными. Именно по совету Александра Ивановича Пушкин был определен в Царскосельский лицей. Он часто посещал лицеиста и следил за его развивающимся литературным талантом. По окончании лицея Пушкин постоянно общался с братьями в кругу «Арзамаса», у общих знакомых, в литературных кругах, просто у них в доме. В переписке Александра и Николая Тургеневых с братом Сергеем, находившимся за границей, содержатся многочисленные упоминания о Пушкине. «Мне опять пишут о Пушкине, как о развертывающемся таланте, – записывает тот в свой дневник 1 декабря 1817 года. – Ах, да поспешат ему вдохнуть либеральность и вместо оплакиваний самого себя пусть первая его песнь будет: СВОБОДЕ»[99].

Именно ода «Вольность», долгие годы не печатавшаяся, носила в устной традиции и другое название – «Ода Свободе».

«1817–1820 гг. имеют в русской истории особую, ни с чем не сравнимую физиономию, – пишет Ю. М. Лотман. – Счастливое окончание войн с Наполеоном разбудило в обществе чувство собственной силы. Право на общественную активность казалось достигнутым бесповоротно. Молодые люди полны были жажды деятельности и веры в ее возможность в России. Конфликт на этом пути с правительством и “стариками” уже вырисовывался»[100].

Нравственный идеал Союза благоденствия, тайной политической организации, был окрашен в тона героического аскетизма. Истинный гражданин мыслился как суровый герой, отказавшийся ради общего блага от счастья, веселья, дружеских пиров.

Однако просвещение XVIII века создало и иную концепцию Свободы. Свободный человек – это человек кипящих страстей, раскрепощенных внутренних сил, имеющий дерзость желать и добиваться желаемого, поэт и любовник. И Пушкин был глубоко связан с культурой Просвещения XVIII века. Почти одновременно с одой «Вольность» он пишет мадригал Е. И. Голицыной – своего рода манифест таких взглядов.

Краев чужих неопытный любитель

И своего всегдашний обвинитель,

Я говорил: в отечестве моем

Где верный ум, где гений мы найдем?

Где гражданин с душою благородной,

Возвышенной и пламенно свободной?

Где женщина – не с хладной красотой,

Но с пламенной, пленительной, живой?

Где разговор найду непринужденный,

Блистательный, веселый, просвещенный?

С кем можно быть не хладным, не пустым?

Отечество почти я ненавидел —

Но я вчера Голицыну увидел

И примирен с отечеством моим[101].

Это – осознанная программа, а не просто уступка темпераменту.

Голицына жила на Миллионной улице, в доме № 30. Она была человеком, близким кругу «Арзамаса». Посылая ей оду «Вольность», Пушкин сопровождает ее следующим обращением:

Простой воспитанник природы,

Так я, бывало, воспевал

Мечту прекрасную свободы

И ею сладостно дышал.

Но вас я вижу, вам внимаю,

И что же? слабый человек!..

Свободу потеряв навек,

Неволю сердцем обожаю[102].

Сам факт того, что Пушкин послал Голицыной эту оду и тем более посвящение, говорит об огромном его уважении к адресату как личности и тем высоким духовным интересам, в сфере которых она жила.

Пушкин познакомился с ней в доме Карамзиных. 24 декабря 1817 года Карамзин пишет о нем Вяземскому: «Он у нас в доме смертельно влюбился в Пифию Голицыну и теперь уже проводит у нее вечера: лжет от любви, сердится от любви, только еще не пишет от любви»[103]. О приведенных выше стихах Пушкина он, видимо, еще не знает, а критические высказывания Голицыной по поводу «Истории государства Российского» его слегка уязвляют. Впоследствии Пушкин об ее отрицательных суждениях упомянет уже иронически в «Отрывках из писем, мыслях и замечаниях»[104].

Евдокия (или Авдотья) Ивановна была дочерью генерала И. М. Измайлова и А. Б. Юсуповой, родной сестры знаменитого знатока искусств, коллекционера и мецената Николая Борисовича Юсупова, общавшегося с Бомарше, Вольтером, Байроном. Пушкин ребенком жил с родителями в доме Юсупова, в Москве. Впоследствии вместе с Соболевским он посетил Юсупова в его загородном дворце в Архангельском, после чего написал послание «К вельможе», которое Белинский охарактеризовал как «высшей степени художественное постижение и изображение целой эпохи в лице одного из замечательнейших ее представителей»[105].

…Ступив за твой порог,

Я вдруг переношусь во дни Екатерины.

Книгохранилище, кумиры и картины,

И стройные сады свидетельствуют мне,

Что благосклонствуешь ты музам в тишине,

Что ими в праздности ты дышишь благородной.

«К вельможе», 1830.

Пушкин. Автопортрет. Вторая половина 1810-х годов

Евдокия Ивановна, рано потерявшая родителей, воспитывалась в доме сенатора Измайлова, другого своего дяди, где получила прекрасное образование. Сенатор руководил всеми строительными работами в Кремле и реставрацией памятников московской старины. И, естественно, интерес к искусству, старине и истории России сохранился у нее на всю жизнь.

Судя по сохранившимся портретам, она была очень хороша собой, и, когда ее начали вывозить в свет, она привлекала внимание и своей красотой, и образованностью. По настоянию императора Павла ее выдали замуж за