Летописи Святых земель - Полина Копылова

– Боже мой! – позвала она беспомощного Бога простых людей. – Боже мой! – И поняла, что даже если Бог с кротким голубооким ликом поможет ей, потому что она Бэйтш, Вьярэ, Вичи – блудливая сучка и лиходейка, то уж никогда этот Бог ничего не сделает ради гордого Эккегарда, никогда. Сколь ни изнывай в слезах, сколь ни кайся. Никогда. «Ты же знаешь, зачем же просишь. И потом – разве так тебе не лучше?» – усмехнулся Господь отравителей, душегубцев и шлюх, степенно уходя от нее по ночным облакам. Потому что на свой лад он ей уже помог.

Двери с грохотом распахнулись, впуская Ниссагля. Черная бахрома топорщилась на его локтях, короткий меч в длинных петлях ездил по бедру, на белой кот дарм, надетой поверх замшевого колета, ветвился алый орнамент. Черно-белая шляпа с двумя хвостами, перевитая алой лентой, венчала его узкое пожелтевшее лицо с тяжелым подбородком. За ним вошли солдаты, не виданные ранее в Хааре, в плоских тусклых шлемах. Кожаные черные подшлемники были пришнурованы к негнущимся оплечьям, оплечья – к кафтанам, жесткий скрип выдавал подшитое под кожу железо. Серые широкие рукава достигали колен и были вырезаны, как крылья нетопыря. На груди и у правого бедра покачивались вырезанные из медных пластин знаки – щит, поле кровавого цвета, отороченное черным, и на нем – лобастая, клыкастая, упрямо опущенная голова черного пса. По команде Ниссагля они рассыпались и оцепили зал, выставив мечи.

– Факелов! – гаркнул Гирш, и напуганные слуги принесли огонь раньше, чем даже шевельнулись солдаты. Стало светло, но и страшно от желтых сполохов на оголенной стали оружия. Ниссагль двинулся к королеве, по пути подняв и спрятав за спину бокал Варграна, в котором еще оставалось залившееся в завитки раковины вино. Над Варграном хлопотали лекари, братья Гаскерро. Беатрикс продолжала сидеть на полу, то и дело обводя зал все еще диким взглядом. Губы ее кривились.

– Прошу покорнейше о подробностях, ваше величество…

– Подробность одна – измена. Этери Крон отравил Эккегарда, мой верный Ниссагль, вот и все подробности. Дознайся, почему он это сделал и что он еще хотел сделать, если хотел. – Она говорила очень медленно, низким голосом, опустив глаза.

– Понимаю! – Он хлопнул в ладоши, вызывая своих старшин. – Все обыскать, перерыть весь дом, вспороть все перины, никого отсюда до моего указания не отпускать, всех входящих задерживать! Преступника немедленно в оковы и в Сервайр. Исполнять!

Тут гости возле стены вспомнили о своей чести и зашумели.

– Вы не имеете права! – прозвучало несколько голосов сразу. Эвен Варгран, Рейар Крон, опекун и воспитатель сироты Этери, Окер Аргаред, стряхнув оцепенение, бросились одновременно вперед. Эвен ничего не видел, кроме своего распростертого на полу сына. Его, то ли из уважения к отцовским чувствам, то ли не ожидая от него такого стремительного порыва, пропустили, но огромный гвардеец равнодушно отшвырнул Аргареда назад, больно ткнув железным концом древка в живот, да и Крона отбросили к стене шипастым щитом. Их крики о том, что Этарет могут пленять и судить только Этарет и никто больше и никто никогда не смеет обыскивать Дома Высоких, тщетно сотрясали алый от пламени воздух. Побелев от ярости, оба смотрели, как Этери выволакивают из залы, как черно-серые безликие солдаты разбегаются по дому, направляемые криками команд и свистками, и стучат мечами об углы в узких галереях.

Лекари подняли Эккегарда на носилки, Эвен держался за них сбоку, Беатрикс одурело пошатывалась с другой стороны, и лицо ее ничего не выражало.

Глава восьмаяПАЛАЧИ

– И начнем ночь, – хрипло сказал Ниссагль и сел за стол.

Покой Правды, новоустроенная в Сервайре обширная камера пыток, имел отгороженный закут. Допросы производились в длинной низкой зале с необычным, гасящим звуки плоским потолком. Зала была уставлена пыточными снарядами. В отгороженном же закуте принимали доносчиков и свидетелей, чтобы при виде дыб, козел, воронок и крючьев с пучками плетей у них не костенел язык. Кабинетец служил, так сказать, преддверием.

Сейчас тяжелая широкая дверь в пыточную была приоткрыта, оттуда приглушенно вздыхали мехи, что-то почти уютно поскрипывало, позвякивало, потрескивало…

– И начнем ночь… – Ниссагль отвел шарик на цепочке, отпустил: гонг прозвучал неглубоким, металлически-чистым звуком, и тут же ему отозвался звон цепей.

Этери немилосердно трясло. Глаза его блестели, щеки пятнисто пылали, движения были резки.

– Цепи – снять! – приказал Ниссагль и, пока охранник возился с замками, самолично налил из узкогорлого кувшина темное слабое питье в два оловянных кубка. Потом он выскользнул из-за стола, самолично же подвинул широкое кресло и усадил в него Этери, положив обе руки тому на плечи.

– Ну, сиятельный магнат Этери, я жду от вас вразумительных объяснений, – сказал он как будто даже ласково и с несомненным уважением в голосе. – Быть может, с вами обошлись грубовато, но и вы тоже хороши. Учинить такое?.. По правде сказать, вас могли убить на месте. А теперь успокойтесь и объясните мне внятно: что такое вы подлили в величальный кубок Эккегарда Варграна и с какой целью?

– Приворотное зелье, – вдруг быстро сказал Этери, сам не поняв, откуда у него взялись именно эти слова.

– Приворотное зелье… Так-так. Хорошо. Но ведь согласно новейшим утверждениям медиков приворотное зелье есть не что иное, как чрезвычайно сгущенный укрепляющий состав. Почему же действие его было столь ужасно?

Тут Этери что-то как будто озарило – настрадавшийся разум нежданно принес ему спасение, и он заговорил окрепшим голосом.

– Господин Ниссагль. Я готов вам все сей же час разъяснить.

– Будьте уж любезны.

– Видите ли… Я должен признаться вам, что неравнодушен к ее величеству.

– Мы все любим нашу владычицу.

– Но я люблю ее не смиренно, не как подобает подданному. Когда я вызнал, что она станет женой Варграна, скорби моей не было границ. Я люблю ее, и я решил этому воспрепятствовать. Чарами создал я напиток, в который бросил ее любимые цветы, и поднес его ей в день помолвки. Только… Только я от волнения перепутал кубки. А вы ведь знаете старое правило, что напиток, который должен воспламенить двоих, смертелен для третьего, стоящего между ними. Эккегард, к общему несчастью, и стал жертвой моей безумной любви. Вот какая грустная история, господин Ниссагль. Я повинен в братоубийстве, которого не желал, и в нечестивой любви к той, что мне не предназначена, – вдвойне нечестивой любви, потому что она еще и другого племени.

Ниссагль внимательно ощупывал его взглядом. Прекрасное лицо, сапфировые очи, только кончики губ чуть дрожат.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});