Имперский престол - Денис Старый

на предмет коррупции, но его поступок с Яном Сапегой, когда Шеин не стал предателем, заставляет меня принимать воеводу, как русского героя, несмотря ни на что. Сейчас понимаю некоторых русских правителей-руководителей, когда и понимаешь, что твой приближенный вор, но позволяешь ему таковым оставаться, так как КПД полезного действия выше, чем ущерб.

— Семен Васильевич, докладывай! — сказал я, когда сразу же по въезду в Смоленск, собрал совещание.

— Вечный мир готов. Тридцать три листа списали, — начал доклад приказной боярин Приказа Иноземных дел Семен Васильевич Головин. — Старик Кшиштоф Радзивилл пытался сопротивляться, держал совет с королем и Жолкевским, но мы договорились. Пришлось отставлять и Ковно и Вильно… Но на то мною были получены разрешения от тебя, государь-император.

— По землям говори! Все, что хотели наше? — проявил я нетерпение.

— Да, государь-император. Не могло быть по иному, — Головин явно гордился своей работы и проявлял чуть ли не горделивое самолюбование. — Мы отдаем Вильно, Ковно, ряд других городков. Но забираем себе Западную Двину со всеми городами и тридцать верст на запад от реки, чтобы Двина была наша. Ну и все земли наши до шведов, Ревеля и Нарвы. На юге все земли на Восток от Днепра наши.

— Запорожье? — спросил я.

— Коли казаки решат, то быть им с нами. Создадим Гетманщину Запорожского Войска с Черкассами столицей или в Чигирине, пусть сами казаки и решают, — самодовольно отвечал дипломат.

Все, что я планировал, вышло, даже больше того. На Ригу, Динабург я не особо рассчитывал. Первоначально думал, что эти территории по Западной Двине, до Полоцка, отдадим, как уступку полякам. Но получилось взять другие земли, чтобы уже их возвращать.

Можно было упереться рогом и стоять на том, что и Вильно и Ковно, все будет Россия. Вот только нельзя слишком сильно ослаблять Речь Посполитую. Это государство должно оставаться в достаточной мере сильным, чтобы противостоять другим вызовам и играть существенную роль в будущей Тридцатилетней войне.

Если этого конфликта не случится, то я получу сильнейшую Европу, экономический и демографический рост которой уже при моей жизни может привести к «Драгху нах Остену». Польша станет настолько слабой, что Германской империи стоит только начать военные действия и уже скоро у меня будет общая граница с цесарцами. Спокойно ли они тогда будут смотреть на развитие России? То-то! Обязательно захотят прижать, забрать, ослабить. Так что Речь Посполитая нужна, как некий молниеотвод от Османской империи, ну и германцев. Да и шведы быстро сообразят, что могут стать великой империей, если заберут себе ряд польских земель. Вон, у них Густав Адольф подрастает. Может принц и мог испытывать симпатию к России, но питать иллюзий на этот счет не стоит.

— Только вчера прибыл вестовой от Сагайдачного. Казацкая Рада приняла решение… — я сделал театральную паузу. — Они согласились на мои условия и ждут серебра и пороха. В письме были намеки на то, что не все прошло гладко и какая-то часть казаков ушла во Львов, выказав лояльность Сигизмунду. Но наше серебро свою работу делает.

— То-то, государь, все серебра ждут! — пробурчал Скопин-Шуйский.

— Лучше купить воина, чем воевать с ним. Запорожцы доказали, что лихие и сильные воины. Сколько стоит подготовить тридцать тысяч, а то и больше воинов? — отреагировал я на ремарку головного воеводы.

— Много серебра, — Михаил Васильевич улыбнулся. — Прав ты, государь-император. Вот только мне обидно, что православные воины ждут от нас серебра, еще не доказав свою честность и верность. Только месяц назад наше воинство било сечевых казаков, а нынче, значит, дружбу водить.

— Прав ты, головной воевода, но и сам же понимаешь, насколько нам важно было заполучить казацкое воинство себе, — отвечал я на посыл Скопина.

Я так же сильно сомневался в лояльности казачества. Если условно наше, русское, казачество получилось не приструнить, а направить в выгодное для всех сотрудничество, то с запорожцами может выйти сложнее. История показывала, как казаки виляли политическим хвостом. Как Россия стала сильной и готова была воевать, при том успешно, с Речью Посполитой, а казаки уже выдыхались в своем восстании, так Богдан Зиновий Хмельницкий собрал Раду в Переславле, выказал быть «на века вечные» с Россией. А как только русское государство даже чуточку спотыкалось, так и бежали в разные стороны. Но вывод, который я для себя сделал, один — нужно быть сильным и тогда никто не побежит от тебя, если только не враг.

— Ну и где мой венценосный брат? — спросил я, вставая с лавки.

Пора было уже и подписать согласованный документ.

Удивительное это дело — Вечный мир! Как может быть мир вечным, если он заключается на двадцать лет? Может. И вот, что напрягало и заставляло задуматься, — польская делегация настаивала на том, чтобы мир был подписан только на десять лет. Это они хотят прийти в себя и вновь начать войну? Но мне нужно больше мирного времени на западном направлении. А что будет через двадцать лет? Россия станет сильнее, если только меня не прибьют.

— Царь Димитрий! — приветствовал меня Сигизмунд.

Не назвал, курва, своим братом. Ну и в бездну таких братьев!

— Король Сигизмунд! — отзеркалил я приветствие.

— Когда-то мы говорили без толмачей, ты же прекрасно говорил на польском языке, даже немного шведский знал. Что изменилось? — с некоторой издевкой спрашивал Сигизмунд.

Волноваться? Переживать, что меня раскрыли и заподозрили во лжи? Царь не настоящий? Чушь! Да кто он такой, чтобы поддевать русского монарха?

— По чести на переговорах говорить на языке победителей, — мокнул я котяру Сигизмунда в прокисшее молоко.

Король насупился, стал тяжело и громко дышать. Я приметил, что швед на польском троне уже несколько раз порывался встать. Видимо, это его привычка такая — переживать и нервничать стоя. Пусть сидит в некомфортных условиях. Он проиграл, это факт. Я могу продолжать войну, если бы не обращал пристального внимания на экономику, словно Кащей не чахнул над златом, то обязательно продолжил войну до полной капитуляции Польши.

— Ты не назвал меня братом, значит ли это, что