Имперский престол - Денис Старый

храмовый комплекс, который подчеркивал бы статус Москвы.

А потом началась работа. Очень сложная, муторная, скрупулёзная. Тут выявились все проблемы Русской Православной Церкви, точнее ее представителей. То, как работали с книгами патриархи Феофан и Кирилл, заслуживало уважения. Они даже с русскими текстами, по средствам двух, а то и трех переводчиков умудрялись прорабатывать большие объемы. А после обсуждались все не состыковки, противоречия, что скопились в русском богослужении.

Я на корню пресекал стремления иных иерархов все бросить и откреститься от работы. При этом получилось несколько раз указать и на то, что даже антиохийские и александрийские книги могут немного, но противоречить между собой, как и иерусалимские. А эти церкви находятся, можно сказать, «в шаговой доступности» друг от друга.

— Что скажешь? — спросил я у Гермогена, когда уличил минутку между нескончаемыми заседаниями и работами отдельных комиссий и секций.

Патриарх выглядел странно, противоречиво. От недосыпа глаза Гермогена были впалыми, образовавшиеся мешки под глазами старили мужчину. Но… вот в чем парадокс — он светился и, казалось, усталые глаза сверкали.

— Академия будет! — на выдохе сказал Гермоген.

— Слава Богу! — я искренне восславил Господа.

— Освобождай, государь-император, Кремль. Тут и будет академия, — Гермоген ухмыльнулся кривоватой, усталой улыбкой. — Ты слово свое давал!

— За этим дело не станет, — ухмыльнулся я, делая себе заметку дать поручение Акинфию отправиться в строящийся дворец для выяснения готовности первых пяти комнат дворца. Пяти мало будет, но для того, чтобы начала действовать Московская Православная академия, потеснюсь.

Гермоген посмотрел на меня… таким глубоким, мудрым, оценивающим, взглядом, как будто только что впервые увидел.

— Уразумей, государь-император, что еще год тому назад, я был готов стать тебе врагом. Считал, что самозванец ты и глупец, — патриарх сделал паузу, а я растерялся, собираясь уже обрушить на патриарха свой гнев. — Все прошло, государь-император. Кто бы ты ни был, но это Господь прислал тебя. Такое дело сделать!!! Москва нынче Третий Рим и то твоя заслуга. Русская церковь, недавно ставшая патриархией, нынче главная в христианстве. Так что я отныне и до скончания своих дней буду слушать тебя и почитать. Спаси Бог, государь!

Гермоген привстал и поклонился. Я ошалел. Одна растерянность пришла на смену другой. Что? Гермоген поклоны бьет? А и почему бы и нет! Церковь за последний год получила триста тысяч рублей, при том, что земли я у монастырей не забираю и они кормят церковников. Провел только один закон, по которому дети церковников обязаны либо идти в священники, но после экзамена в патриархии, а теперь и обучения в академии, либо в чиновники, опять же, после экзамена в ведомстве Луки или обучения в государевой школе. Или слова Гермогена все же не про деньги?..

— Иди, владыко! Наберись терпения и с Божьей помощью, сделай Россию главной православной державой! — напутствовал я Русского патриарха.

— Пойду, государь-императоры, а ты поговори с Неофитом Константинопольским! Он все волнуется, кабы султан не прогневался, — вставая со скамьи, сказал Гермоген.

Я не стал сразу встречаться с Неофитом. Во-многом, мне плевать на страхи, потерявшего последний авторитет, патриарха из Константинополя. Пусть Неофит и дальше раболепствует перед малолеткой Ахмедом. А тот, своей султанской властью продолжает закапывать в долги и вбивать в уныние высшего иерарха Константинопольской церкви.

Так что сперва пообедал, пообщался с женой, разобрал корреспонденцию, в виде двух писем и завтрашнего выпуска газеты. Некоторое время думал, что именно сделать, так как письма, точнее одно из двух писем, было очень важное и требующее пристального внимания. Но все же решил, что лучше сперва встретиться с Неофитом, а уже после, в спокойной обстановке, прочитать важное послание.

Неофит был плюгавым старичком, с вызывающе надменным лицом. Он, ведите ли, главный патриарх, потому старался смотреть на всех с высока, но росточку не хватала, тем более рядом с большим Гермогеном. Относительно же меня, так мы одного роста, но вот я все равно выше. Я император!

Да, формально может Неофит и мог считаться главой Православного мира, но, фактически, уже давно константинопольские патриархи таковыми не являлись. Этот тезис доказывался еще и тем разговором, который состоялся.

Неофит переживал, что сам факт Собора в Москве приведет к войне с Османской империей, ну и притеснением христиан в Османской империи. Он был уверен, что нужно собираться в Константинополе, как и активизировать помощь именно ему, так как число паствы у Неофита несоизмеримо больше, чем у остальных. Я послушал, покивал, ну и отправил патриарха работать. При этом, я чувствовал слабость человека, потому осознавал и свое право ему указывать, если даже не приказывать.

Ни о чем! Вот смысл всего разговора, в котором я оказывался в роли психолога, который призывает успокоиться и бороться со своими страхами. Ну и выторговать дополнительных денег. Не люблю, когда просят, люблю сам решать, кого поддерживать!

Я говорил с Неофитом, сдерживаясь, чтобы не послать его по известному адресу, а в голове крутились мысли о письмах, что сегодня доставили. А, между тем, одно письмо было более чем важным. Мы, как бы, в состоянии войны с Речью Посполитой и по этому поводу мне пишет коллега.

Да, письмо было от Сигизмунда. Вот так король, без посольства, не через посыльного, которого, скорее всего, не пустили бы ко мне, а только лишь письмом, принялся решать глобальную проблему своего государства. А ведь это компромат, могущий стать, в некотором роде, уроном чести. Если там угрозы, то не стоило королю утруждаться тратить время и разоряться на чернила. Ну а любые пораженческие вопли можно использовать и для издевательств, на страницах той же Правды.

— Приветствую тебя, мой венценосный брат… — начал я читать письмо и сразу же расплылся в улыбке.

Мир всегда одинаков. Сильный заставляет уважать и относиться к себе так, как того потребует. Еще не так давно я, наверняка, был и самозванцем и еще кем-то, определяемым уничижительными эпитетами, насколько позволяло воспитание короля. А сегодня — венценосный брат. Не менее ста тысяч смертей, огромные потери ресурсов и все… я в европейской монаршей семье. Мне такая цена казалась завышенной, но сами вынудили.

— … сколь много еще должно пролиться христианской крови,