Аэропорт - Сергей Лойко

Она с улыбкой вспоминала, как он громко и музыкально пел, принимая душ. Сейчас он выйдет из душа... Она закрыла глаза. Теплые волны опять покатились у нее внизу живота.

Ей нравилось в нем все. То, как он одевался, — неброско, но очень уютно и со вкусом. Его волосы, его губы, его кожа, его запах. Его рот во время поцелуя был таким живым, что какая‑то неизвестная ей энергия другой жизни или передавалась ей от него, или сама зарождалась внутри ее от одного лишь соприкосновения с ним. Она словно отрывалась от земли во время их поцелуя.

Он целовал ее всю, и там, где никто никогда не целовал. Ей нравились его движения. Глядя на него со стороны, она не могла найти в нем изъяна и просто любовалась им. Стройный, подтянутый, несмотря на возраст, который он не скрывал, несмотря на седые виски и седую трехдневную, по его словам, щетину, она видела в нем человека из другого мира, человека с рекламы «Мальборо», однажды, смеясь, сказала она.

— Я ведь не курю, — улыбнулся он.

— Да и Мальборо-мэн не курит на самом деле, иначе бы он так не выглядел, — ответила она.

— Тебе не мешает моя щетина? — спросил он в тот вечер. — Не колется?

— Наоборот! — ответила она. — Я никогда еще не целовалась с бородатым мужчиной. Это так интересно.

А как он двигался внутри ее в ту ночь... Если бы она сейчас не сидела, у нее бы подкосились ноги, как тогда, когда он своим хрипловатым полушепотом спросил ее, не поднимется ли она к нему в номер. И вместо того, чтобы сказать «конечно, нет, уже поздно, спасибо вам, до свидания», она коротко и очень быстро сказала «да» и почувствовала, как Европейская площадь вокруг них качнулась под ее ногами.

А ведь она выпила всего бокал, и тот не до конца. Она весь вечер была в каком‑то наркотическом состоянии, почти не слыша, не понимая, что он ей говорит. Она не чувствовала неловкости. Ей было так легко, так уютно с ним, будто он всегда был самым близким, самым родным человеком в ее жизни. Будто вдруг сбылось то, что она учила еще наизусть в школе и почему‑то запомнила: «И в мыслях молвила: вот он!».

Зал кафе тоже закачался, когда она вспомнила ту ночь и то, что она тогда почувствовала впервые в жизни. Ясно и отчетливо, как женщины чувствуют обман, измену, беременность, любовь. Почувствовала то самое, чего бывают лишены многие женщины, прожив годы семейной жизни. И без чего, как она теперь поняла, жить нельзя. Любовь — это всегда именно любовь, а не что‑то иное — «наверное, любовь» или «похоже, что любовь». Каждый, кто испытал это чувство (а каждый испытывает его по-своему), знает наверняка - это любовь, и ошибки тут быть не может...

Ника поднесла чашку к губам, чтобы как‑то скрыть пылающее лицо. Словно те несколько человек, присутствующие в эту минуту в кафе, включая официантку, все разом смотрят на нее и догадываются, что с ней на самом деле происходит и почему.

Она вспомнила, как абсолютно естественно и искренне прошептала ему слова, которые не сказала бы ни за что никому другому, ни сейчас, ни потом. А тогда все, что говорил и делал он, и все, что говорила и делала она, казалось именно тем самым, что и следовало делать и говорить. И ничем иным.

— Ти — найкращий секс в моему життi, — шепнула она, и сама удивилась тому, что вырвалось у нее само собой. Она хотела сказать не это и не так. Она вдруг смутилась настолько, что если бы на ней была одежда, она бы загорелась.

— А по-русски? — переспросил он, понимая то, что она сказала, но пытаясь перешутить ее смущение.

— Ты самый лучший секс в моей жизни.

— Ладно, пусть остается по-украински, — сказал он, подумав.

Оба рассмеялись. Она положила голову ему на грудь, обняла его рукой, окуная пальцы в чистые и жесткие волны его густых волос. Ей было так хорошо с ним, как никогда в жизни...

28 ФЕВРАЛЯ 2014 ГОДА. СИМФЕРОПОЛЬ

Таксист по имени Семен остановил машину на подъезде к аэропорту. Алексей повесил на себя обе камеры, вышел из такси и сразу заметил «зеленых человечков». Зеленые каски в новенькой камуфляжной материи, хорошо подогнанные зеленые форменные полевые куртки и брюки, заправленные в высокие новенькие массивные армейские бутсы. За плечами — гранатометы.

В руках автоматы серии АК-100, тоже новенькие, сверкающие холодным металлом. Таких нет на вооружении украинских войск. «Русские», — подумал Алексей. Поднес к глазам камеру с объективом 70—200. Сделал несколько снимков. Увидел в необходимом увеличении, что у всех полностью отсутствуют знаки различия на форме.

Солдат перед входом было не меньше десятка. Некоторые стояли у дверей. Некоторые парами прогуливались перед зданием. Десантники или морпехи, решил Алексей, но то, что русские, сомнения не было. Когда он, не поднимая камер, но держа их на виду, подошел шагов на десять к ближайшему солдату, тот остановился, направил на Алексея дуло автомата и молча покачал головой. Алексей помахал ему рукой, мол, все ясно, извиняюсь, батько[103], мы думали вы птица, развернулся и пошел назад к машине. Яснее не бывает. Это вторжение.

Из машины он позвонил Кэтлин. Та все еще была в Киеве. Рассказал ей, что происходит. Она раздраженно, словно он оторвал ее от каких‑то более важных новостей, фыркнула в своей обычной манере, что, мол, «мы не можем утверждать, что это русские, только на том основании, что на солдатах немаркированная форма. Москва отрицает вторжение», — и повесила трубку.

На здании Верховного Совета Крыма в центре Симферополя вообще развевался на ветру российский триколор. Главное здание республики тоже окружали вооруженные до зубов «зеленые человечки», которые, однако, выглядели значительно более профессионально, чем те, в аэропорту.

«ГРУ, — подумал Алексей. — Все правильно. Правительственный объект».

Таксист Семен, послушав новости по радио, между делом просветил Алексея, что, оказывается, депутаты республиканского парламента провели внеочередную сессию в здании, захваченном «зелеными человечками с соседней планеты под названием РФ», назначили референдум о независимости и избрали новым премьером какого‑то «конкретного пацана-гопника по кличке Гоблин».

— Приехали, — спокойно сказал Алексей.

— Нет еще, — деловито возразил Семен. — «Москва» — за углом.

27 ФЕВРАЛЯ 2014 ГОДА. ПЕРЕВАЛЬНОЕ. КРЫМ

В штабе механизированной бригады Береговых войск Украины за длинным столом, склонившись над разложенными картами, сидели двое: командир части — подполковник, и его заместитель — майор, помоложе и весь такой беспокойный и дерганный, словно на несбалансированных шарнирах.

Майор резко вскочил. Стал ходить по комнате взад-вперед позади грузного командира. А тот сидел, упираясь локтями в карту, закрыв глаза и обхватив большую седеющую и лысеющую голову руками.

— Саша, давай подгоним два-три танка и пару БТРов к Совету и пи...данем по нему прямой наводкой со всех орудий , как Ельцин по Белому дому, — заговорил скороговоркой майор, остановившись за спиной подполковника. — Там же никого нет, кроме террористов. Расх...чим их по полной. Проснемся — разберемся. Скажем, что в отсутствие приказа действовали по инструкции военного времени.

— Сядь, не отсвечивай, Толя, — спокойно и даже как‑то отрешенно сказал командир. — Наше дело маленькое. Ждем приказа. Остаемся на базе. Готовность номер один. Все. Тебе что, больше всех надо? С чего ты взял, что время военное? В тебя кто‑то стреляет? И вообще, самое худшее или лучшее, что может произойти, это то, что здесь будет Россия вместо незалежной[104]. Без кипеша и без трупов, включая наши с тобой. Как понял, прием?

— Плюс, плюс, — тихо сказал Толя и сел.

В этот момент дежурный без звонка громко и требовательно постучал в дверь, потом приоткрыл ее, и они увидели его вытянутое лицо с вытаращенными глазами.

— Товарищ подполковник, разре... Короче, посмотрите сами за ворота, — голова исчезла, дверь закрылась.

Оба командира чуть ли не бегом поспешили к воротам, на ходу поправляя и застегивая форму, оставив фуражки в штабе.

Прямо перед воротами, буквально в десяти — пятнадцати метрах, стояла российская бронемашина «Тигр» без номеров с крупнокалиберным пулеметом «Утес», наведенным на ворота. Позади «Тигра» разгружались три армейских «Урала», тоже без номеров. Из них выпрыгивали солдаты в новом обмундировании ядовито-зеленого цвета без различительных знаков. Они поспешно вытаскивали из кузовов различное вооружение, от автоматов до пулеметов и гранатометов, и занимали позиции для ведения стрельбы по периметру части.

Все это делалось хоть и быстро, но организованно и деловито. Как на учениях. Никто ничего не говорил. Никто не выкрикивал приказов. Никто не выдвигал требований. Никто не ставил ультиматумов. Пришельцы вели себя так, словно украинских военных на базе не существовало вообще, а если и существовали, то были они не больше и не значительней муравьев или мух. Так, наверное, должны вести себя представители иной, высшей цивилизации, когда захватывают новую планету, на которой есть какая‑то примитивная жизнь.