Контора - Алейников Дмитрий Александрович

Если бы это было возможно, то Феликс предпочел бы вовсе свернуть деятельность компании, сгрести уже заработанные деньги в чемодан и свалить в какой-нибудь Баден-Баден, где спокойно пережить расцвет сил и скоротать остаток жизни, поплевывая с балкончика на метеные мостовые, помнящие шаги стольких знаменитых соотечественников. Денег бы вполне хватило. После всех расчетов и подсчетов на руки получилось бы не менее миллиона долларов.

Приятно осознавать себя миллионером. Жаль только, что миллион этот наподобие винограда из басни: крутится, вертится, меняя форму и обличье, передавая привет своему хозяину то партией холодильников, то мини-пекарнями, то новым офисом, мелькая цифрами в документах. Миллион работал вовсю, обрастая процентами и дивидендами, грозя к концу года превратиться в два миллиона, но остаться тем же подобием зеленой грозди.

Конечно, жили компаньоны небедно, по российским меркам так и вовсе круто, но ради чего продолжать ходить в офис, вести переговоры, морочить себе голову договорами, если заработанных денег уже хватит на всю оставшуюся жизнь? Чего ради рисковать ими — потерять эти деньги представлялось делом вполне реальным, — когда, по большому счету, их достаточно?

Феликсу был непонятен азарт мировых богатеев, для которых преумножение счетов стало не необходимостью, а игрой, соревнованием, хобби или наркотиком для воспаленного тщеславия. Ему претило вести образ жизни, описанный в анекдотах о «новых русских», швырять деньги на ветер и менять лимузины по мере наполнения пепельниц. Миллиона с небольшим ему было достаточно. Но взять его и унести не представлялось возможным. Долгосрочные контракты, обязательства перед партнерами и, конечно, «крыша», которой очень не понравилось бы закрытие фирмы, — все это замыкалось в то колесо, в котором крутились и Феликс Григорьевич, и Станислав, и их миллионы.

Коль скоро никуда от собственного детища уйти невозможно, Феликс мечтал хотя бы превратиться из белки в стороннего наблюдателя. Пусть этот кандидат наук наберет спецов и наладит работу так, чтобы система работала независимо от того, торчит ли ее владелец в кабинете или валяется в гамаке, наблюдая за возведением своего коттеджа в Подмосковье.

Сколько хочет этот кандидат наук? Полторы штуки зелени в месяц? Черт с ним! Хоть две, хоть три! Феликс Григорьевич готов был молиться на человека, который снимет с его плеч тяжелеющую день ото дня ношу, очистит на экране его компьютера графы с расписанием встреч. Он заплатил бы и больше, как платят лекарю, лишь бы избавиться от ночных кошмаров с пестрой толпой, рюкзаком вместо парашюта за плечами, похотливыми неграми. Чего стоят деньги, когда речь идет о здоровье!

Все случилось так неожиданно, что Ольга оказалась не в силах ни проанализировать, ни даже подробно восстановить в памяти происшедшее. Кажется, прошло несколько веков с того момента, когда музыку врубили на полную громкость и хмельные конторцы пустились в пляс. Несколько столетий, скомканных в памяти в один вечер и одну ночь.

Ольга лежала, глядя на окно, за которым растирал серое небо охрой и цинком хмурый московский рассвет. Она лежала, слушая мерное посапывание Роберта, и боялась пошевелиться, чтобы не разбудить его, прежде чем решит, что делать дальше. Решит, считать ли происшедшее ошибкой, хмельной вольностью, пикантным конфузом или напротив... Хотя какое может быть «напротив»? Мужчина, лежавший в ее постели, не годился в «герои ее романа». Он неуклюж, смешон и, кажется, глуп. Кроме того, он ее подчиненный. О какой субординации может идти речь, когда подчиненный ночами вытворяет с начальницей все, что заблагорассудится? Конечно, он вежлив, внимателен, по-своему галантен, и Ольге безусловно приятны его комплименты и публичные знаки внимания, но этого слишком мало для... для чего бы то ни было! Из всех прежних мужчин Ольги этот менее всех заслуживал быть «допущенным к телу». И тем не менее...

Тем не менее это случилось, и менеджер Роберт Мастерков спал сейчас в ее постели. Девушка не испытывала паники по поводу своего падения. Она не сомневалась, что ей удастся без труда оборвать все связавшие их нити, задушив бесперспективный роман в зародыше, но проблема состояла в том, что... ей не хотелось ничего обрывать. Невероятно, но, будучи наименее завидным бойфрендом, Роберт оказался потрясающим любовником: он не рвался немедленно получить свое, не спешил, раздевая партнершу и изучая ее тело. Нежный и страстный, он сначала разбудил в ней настоящий вулкан чувств, а затем вызвал настоящее его извержение, так что Ольга едва не потеряла сознание.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ловкость Роберта в постели оказалась единственным утешением для потерявшего голову старшего менеджера Ольги Талльской. В остальном же девушка не испытывала восторга от обретенного бойфренда. Не могло быть и речи о том, чтобы привести Роберта к знакомым в качестве кавалера — в лучшем случае не поймут. В одном из худших спросят, от какого дивана оторвана та полоска материи, что подвязана им вместо галстука, или от кого перешла по наследству кожанка: от бабушки-чекистки или прабабушки, ездившей в Новый Свет в годы золотой лихорадки. Не дай бог, коллеги узнают об их связи! Склюют моментально. Подкалывать Мастеркова — все равно что высмеивать костюм спящего бомжа: скучно и безадресно. При любых обстоятельствах чудаковатый менеджер будет улыбаться и согласно кивать, и оценить меткость своих шпилек остряку не удастся. А вот поинтересоваться у Ольги Талльской, когда ' ее лягушонок превратится в прекрасного принца, могут запросто.

Ольга скосила глаза на часы. Можно еще спать и спать, но есть дело поважнее: придумать, как выпутаться из этой истории. Как же ее угораздило так вляпаться?

Накануне «Контора» гуляла по поводу очередного дня рождения. Как обычно, праздник пошел в гору после отъезда начальства. Напитки окрепли, закуска посолонела, музыка заиграла громче. Сослуживцы пили, закусывали, трепались о чем-то. Ольга не узрела ничего необычного в том, что Роберт в тот вечер особенно усердно ухаживал — впору употребить слово «прислуживал» — за ней и за Оксаной Серебрец, с которой они сидели рядом. Все уже привыкли к нарочитой вежливости и галантности «парня в тиграх», как прозвали Роберта за глаза, намекая на рисунок его неизменного галстука. Раз уж Роберт оказался рядом, то что такого в том, что он наполняет стаканы сидящих по левую руку дам и подает им закуски? С точки зрения Ольги, подобное поведение должно быть нормой.

Когда основательно «заправившиеся» служащие начали подниматься из-за стола, чтобы поплясать под новый сборник отечественных хитов, старательно списанных с зарубежных хитов прежних лет, Ольга не нашла опять-таки ничего необычного в том, что молодой человек пригласил ее на танец. Вел Роберт не ахти, но с такта не сбивался и на ноги не наступал.

Ничего предосудительного не содержало в себе и второе приглашение, на медленный танец под заунывную колыбельную. Потом колыбельная перескочила на рокабилли. Подрыгаться в такт Ольга любила, тем паче что желающих «подавить окурки» набежало великое множество, угол, освобожденный под танцплощадку, оказался забитым, и в такой толчее не имело никакого значения, кто с кем танцует: нашел, куда поставить ногу после очередного финта, и ладно.

Дыхания у Ольги едва хватило до конца танца, пот лил с нее градом, и, отираясь основанием ладони, она уже искала глазами свой стул, чтобы пробраться туда и плюхнуться на мягкий итальянский пластик, когда загремел новый хит. Тоже нечто быстрое, в латинском стиле. Ольга сделала первый шаг, пробираясь между продолжающими плясать коллегами. Неожиданно чья-то рука обхватила ее талию и мощным рывком развернула кругом, возвращая в эпицентр веселья. Девушка обернулась и обнаружила, что человек, столь бесцеремонно ангажировавший ее на очередной танец, все тот же менеджер Мастерков. Будь у нее хотя бы секунда, Ольга непременно одернула бы зарвавшегося юношу, но тот не дал ей такой возможности, принявшись кружить и мотать свою партнершу, словно куклу, благо управлять миниатюрной девушкой не составляло труда. Быстрые танцы удавались Роберту лучше, и в другой ситуации Ольге такой партнер пришелся бы по вкусу, но в тот момент...