Образование древнерусского государства - Владимир Васильевич Мавродин

и сруби градок мал, и хотяше сести с родом своим и не даши ему ту близь живущии, еже и доныне наричють Дунайци городище Кыевьць»,[135] не является ли эпическим отзвуком походов антов на Византию? Летописец путался и сбивался в рассказах о Кие, который то выступал в качестве перевозчика, то оказывался державным владетелем. Но по аналогии с походами Олега, Игоря и Святослава на Византию он принимал версию о Кие князе, так как она больше соответствовала его представлению о взаимоотношениях Киева с Византией. Летописец рассказывает не о походе на Византию, а о попытке Кия поселиться на Дунае, где он, как позднее Святослав в Переяславце, пытался осесть в Киевце. Не является ли это предание не только попыткой дружинников Киевской Руси осмыслить название Киевца на Дунае исходя из его среднеднепровского двойника и связать его основание с эпическим Кием, но и каким-то воспоминанием о стародавних временах, когда приднепровские племена вместе со своими вождями переселялись на Дунай, «срубали» городки, захватывали византийские земли, вели переговоры с «цесарями» Восточной Римской империи, воевали с соседями за обладание завоеванными землями, возвращались обратно в Приднепровье, на берега Днепра-Славутича, т. е. о временах антов?

О том, что в рассказах о Кие есть крупица истины, свидетельствуют раскопки М.К. Каргера.

Летопись рассказывает о том, как «Седяше Кый на горе, идеже ныне увоз Боричев, а Щек седяше на горе, идеже ныне зоветься Щековица, а Хорив на третией горе, от негоже прозъвася Хривица»[136].

Как показали раскопки М.К. Каргера, на месте Киева существовали вплоть до конца X в. (когда они слились) три древнейшие поселения, возникшие еще до нашей эры[137].

Для объяснения происхождения этих трех поселений в Киеве рассказывали легенду о Кие, Щеке и Хориве. Интересно отметить также то обстоятельство, что обнаруженный предшествующими раскопками и описанный М.К. Каргером огромный некрополь Киева IX–X вв. заключал в себе несколько очень богатых погребений с конем и сопроводительным захоронением рабынь. Над погребениями с бревенчатым срубом был насыпан курган, что, с одной стороны, делает данные погребения аналогичными погребениям до нашей эры, хотя они сочетаются одновременно с наличием норманских мечей, а с другой — сближает их с погребениями кочевников. Это свидетельствует о преемственности культуры и о автохтонности местного населения и еще раз подчеркивает, что анты как бы являются связующим звеном между древнейшим, почти неуловимым для исследователя населения Приднепровья, на которое большое влияние оказывало кочевое население степей, и его позднейшими обитателями — русскими племенами.

Говоря об образовании славянства и о начальной его истории, мы не можем обойти антов — непосредственных предшественников восточнославянских русских племен, сложившихся примерно в VIII и начале IX в. в результате дальнейшего развития «бесчисленных племен антов», не можем пройти мимо антской культуры, из которой в значительной мере выросла культура Киевской Руси. И прав был Эверс, который еще в 1816 г. начал свою «Историю русского народа» с первых известий об антах.

Но чем объяснить то обстоятельство, что сравнительно высокая культура антов как бы прекращает свое существование в VI–VII вв.? Чем объяснить, что в VI в. на Левобережье, а в следующем столетии и на правом берегу Днепра исчезают последние остатки «полей погребальных урн» и только кое-где продолжают населять древние городища скифской поры потомки антов, создателей высокой культуры? Чем объяснить, что открытые селища, бывшие основным типом поселения в эпоху могущества антов и характеризующие собой территориальную общину, уступают в VIII–X вв. свое место в Среднем Приднепровье городищам — родовым гнездам патриархальных, семейных общин? Чем объяснить, что вместо изящной, сделанной на гончарном круге керамики с черной лощеной поверхностью появляется грубая, вылепленная руками посуда, вместо совершенных орудий труда и художественных украшений — грубый, примитивный инвентарь курганов и городищ роменского типа? Какое объяснение мы можем дать тому, что культура Среднего Поднепровья в ряде районов в VIII–IX вв. более примитивна и не увязывается генетически с культурой «полей погребальных урн» времен антов, тому, что в VIII–X вв. потомки антов во всем как бы вновь переживают процесс вступления в эпоху «военной демократии»? Как ответить на вопрос о том, чем же были вызваны явная деградация и варваризация Среднего Поднепровья, которое в IX–X вв. переживает ту же ступень общественного развития, что и анты IV–VI вв.?

Мне кажется, что объяснить это можно следующими историческими условиями жизни и развития Среднего Поднепровья. Вторжение антов в Византию и передвижение антов на юго-запад, на Дунай и Балканы, не могли не привести к известному запустению Среднего Приднепровья. Ушел наиболее воинственный элемент — часть антских дружин с их «рексами» («риксами»). Передвинулись на юго-запад, в богатые края, на плодородные земли, части антских племен, вовлеченные в общее передвижение варварских племен на юго-запад. Они оторвались от остального племенного массива, оставшегося на севере, в Среднем Подненровье, и двинулись на юг, за Днестр, на Дунай, к побережью Черного моря, на Балканы. Этот процесс, начавшийся еще, быть может, во времена готского и гуннского политических объединений [откуда славяне, по-видимому, унаследовали имена своих вождей Владимир (или Володимер), Межамир, Добромир и т. д., аналогичные готским Валамиру, Теодемиру, Видимиру и др., гуннскому Валамиру — имена несомненно славянского происхождения], особенно усилился в период вторжений славян и антов в пределы Византийской империи. Антов влекла на юг не только жажда добычи, которую обещали набеги на византийские города и земли, жажда, свойственная всем варварам, но и стремление к захвату плодородных земель, обусловленному ростом земледельческой техники, повышением роли земледелия в общественном производстве, что особенно было характерно для более северных групп «бесчисленных племен антов» лесостепной полосы. Анты все больше и больше включаются в процесс «великого переселения народов». Сперва он охватывает наиболее южные племена, соседей Византии. Их передвижение и их войны и набеги на Византию увлекают и соседей, выходящих из своих лесов и болот для того, чтобы принять участие в нападениях на Византию, а заодно и занять запустевшие после переселения своих обитателей на Дунай земли своих южных соплеменников. С течением времени этот процесс охватывает все большую и большую территорию, пока, наконец, в него не включаются северные племена антов, обитавшие во времена Божа, Межамира и Хвалибуда в дремучих лесах Припяти, Задесенья и Верхнего Поднепровья. Сюда, на юг, они несут свой не тронутый разложением патриархальный быт, семейную общину, свои курганные погребения, городища, свою примитивную земледельческую и ремесленную технику, свой отсталый быт. Но здесь, в Среднем Подненровье, они не встретили лишенную жизни пустыню. Древнее антское население продолжало обитать на старых, насиженных местах, населяло Киев и прилежащие области, ставшие такими же центрами восточного славянства IX–X вв., какими они были