ЗЕМЛЯ ЗА ОКЕАНОМ - Борис Гринштейн

Коломин, ища помощи против Коновалова, готов был на всё. Он обещал Малахову отдать ему всех своих аманат, отнятых Коноваловым, а если по осени за ним не придёт судно из Охотска, то просил принять своих людей в Северо-Западную компанию. После этого он лично отправился на Кадьяк для переговоров непосредственно с самим Барановым. В начале марта 1792 г. он вместе со своим доверенным промышленным Михаилом Чернышевым прибывает в Павловскую Гавань. Здесь они обращаются к Александру Андреевичу, а в его лице и ко всей шелиховской компании, с просьбой: "Взойти в защищение, усилием занимать емста, прежде Коновалова примиренные, стеснять и угнетать ему иноверцов недопустить, абы труды, употреблённые на примирение, не остались вотще и народы все Кенайской губы не отторглись … принять нас и аманат с народами преданных в своё покровительство".

Получив столь недвусмысленное предложение, Баранов уже не мог не вмешаться в лебедевские распри. Вероятно, буйный Коновалов внушал ему определённые опасения, особенно накануне весеннего промысла, а Коломин представлялся более удобной фигурой в качестве соседа и начальника артели конкурентов. Были у Баранова и некоторые права для того, чтобы вмешаться во внутренние дела лебедевской компании. Основанием тому служило составленное в 1786 г. "Письмо господина Лебедева о вверении всей компании в опеку", согласно которому Шелихов мог в случае необходимости распоряжаться лебедевскими промышленными, как своими собственными, тем более, что он был компаньоном в снаряжении экспедиции "Св. Георгия" (Шелихов имел 13 паев, а Лебедев-Ласточкин 37 при общем числе в 90 паев).

Обстоятельства сговора Коломина с Барановым и последующего смещения Коновалова окутаны таинственностью. Так Коломин, пометил своё обращение к Баранову с просьбой о защите датой 11 марта 1792 г. Сам он, судя по всему, находился в это время уже на Кадьяке. Но по сведениям А. С. Полонского, Коновалов был схвачен уже 4 марта, а 20 марта его вывезли из Николаевской крепости на Кадьяк. Не исключено, что Баранов действовал параллельно с усилиями Коломина, не ставя его об этом в известность. Начав с поездки Кухтырева, он мог вступить в контакт с рядом недовольных своим передовщиком коноваловцев, побуждая их произвести переворот. Возможно, что и жалобы Коломина писаны были уже задним числом на Кадьяке. "Возмущение (против Коновалова) произошло по наущению Голиковской компании для подрыва Лебедевской, потому что и донос зачинщику Коломину писал, по приказанию Баранова, служитель его Бутковский".

Так или иначе, но 4 марта 1792 г. в Николаевской крепости "бывшие у судна 20 человек рабочих" схватили Григория Коновалова и заковали его в кандалы. Прочие промышленные и союзные кенайцы "с удивлением смотрели на происходившее, но не вступались; последние по крайней мере кормили арестанта ракушками, чем, может быть, спасли его от голодной смерти". Вполне вероятно, что к свержению передовщика приложил немалые усилия один из его ближайших соратников - Амос Никанорович Балушин. Не случайно именно он занял пост главы артели после падения Коновалов. Кроме того в письме от 27 марта 1792 г. Малахов сообщает, что "сего марта 20 числа к нам в артель самого Кановалова привезли в байдаре скованова руки и ноги скованы. Ныне у них выбраной передовщик Амос Балушин, приежал сам … просил нас, чтоб принять Кановалова и выслать в гавань … в Охотцк на нашем судне, на что я ему отказал … сказал ему, буде вам надо, сами ево везите, а я неприемлюсь … а за какие дела ево сковали и высылают увидите сами ясно, когда к вам ево привезут, а я слышал якобы Канавалов зашиб человека досмерти своей конпании". Возможно, это глухо упомянутое убийство и послужило толчком для бунта и смещения буйного передовщика собственными же людьми.

Коновалов был вывезен на Кадьяк, откуда в мае 1792 г. его выслали в Охотск на судне "св.Михаил" под присмотром Деларова. События эти вызвали бурные объяснения между Шелиховым и Лебедевым-Ласточкиным. Коновалову, после долгого разбирательства в Охотске и Иркутске, все же удалось оправдаться. Он опровергал показания Коломина, прибегнувшего в помощи конкурентов, а всю вину за случившиеся беспорядки приписывал "буйству и развращенности промышленных или части из них", не скупясь при этом на обвинения в адрес Баранова. В конечном итоге было достигнуто соглашение о возвращении Коновалова в Америку и посредничестве архимандрита Иоасафа, которому поручалось на месте разобраться в запутанных причинах распри, выяснить истинную степень виновности ее участников и, в зависимости от результатов расследования, либо допустить возвращение Коновалова к прежней должности, либо "оставить ему на волю искать другого себе упражнения". Однако принято это решение было только в 1794 г.

Баранов обманулся, полагая, будто с высылкой Коновалова ему удастся полностью обезопасить себя от возможных происков со стороны лебедевцев. Напрасны были его надежды поставить их деятельность полностью под свой контроль, как обещал ему отчаявшийся Коломин. Напротив, только теперь, избавившись от склочного и властолюбивого передовщика, лебедевцы оказались способны объединить свои усилия в борьбе против конкурентов. Их, несомненно, встревожили и напугали проявленные Барановым энергия и решимость. Они вовсе не желали, избавившись от Коновалова с его тиранскими замашками, оказаться в подчинении у властного правителя. Тем более, что ныне они располагали гораздо большими силами для сопротивления. Занявший место высланного передовщика "Св. Георгия" Балушин нашёл себе достойного сподвижника и единомышленника в лице Степана Кузьмича Зайкова, прибывшего в Кенайский залив на лебедевском судне "Св. Иоанн Богослов". Примкнул к ним и Петр Коломин. Этим он, возможно, желал загладить перед хозяевами свою вину вынужденного соглашения с конкурентами.

Образовавшийся триумвират действовал напористо и энергично. Вскоре Баранов уже сообщал Шелихову, что лебедевцы, "соединясь двумя судами, "Иоанном" и "Георгием", поставили себе за правило причинять нашей компании вред и вытеснять нас отовсюду начали, сначала по Кинайской губе Качикматскую бухту себе присвоили и поселили тут многочисленную артель, и нас лисей промысел производить не допустили … и жителей тоя себе в совершенное рабство прибрали и с нами иметь собщение воспретили". Разом были нарушены и права шелиховцев, как старожилов Кеная, и соглашение марта 1792 г. между Коломиным и Барановым.

Затем лебедевские старшины составили и прислали на Кадьяк настоящий ультиматум: "За подписанием передовщиков Коломина, Балушина и мореходов Зайкова и … указное повеление … что и вся Кинайская губа им принадлежит, артель оттуда удалить и партии в промысел посылать воспрещали, также и в Чугацкой губе иметь занятие и дело не дозволяли". Захватывая богатые промысловые угодья в заливе, лебедевская компания делала рывок, пытаясь не только изгнать шелиховцев из Кенайского залива, но и отрезать им путь далее на юг. Присланный с этим указным повелением лебедевский промышленный Галактионов, как по пути, так и на самом Кадьяке вёл активную пропаганду - "развращал" шелиховских работных, пытаясь запугать их. Он предостерегал, чтобы "в Чугацкую губу ехать никто не осмелился, представляя, что там не допустят они помещаться и производить постройку судна; и уже все кормовые места заняты ими, уговаривал в том же и аглицких матрозов (на шелиховской службе), што там они помрут с голоду". Особенно рассчитывал Галактионов на возможность переманить на сторону лебедевцев англичан-кораблестроителей во главе с Яковом Егоровичем Шильцем. Он был наслышан о неладах его с Барановым, однако британцы так и не поддались на эти уговоры.

В то же время Баранову стало известно, что шесть байдар лебедевцев во главе с Балушиным и Коломиным ожидают только возвращения Галактионова, чтобы "напасть на кинайскую артель, вытеснить людей наших на Кадьяк и иноверцов аляксинских и кинайских, тут находящихся, себе в зависимость присвоить". Эти ценные и тревожные сведения были получены от индейцев, сопровождавших лебедевского посланника. Неясно, заставили их разговориться хитростью, или же они сами добровольно сообщили Баранову о этих воинственных замыслах. В любом случае лебедевские передовщики и мореходы так и не дождались возвращения Галактионова. Их посланец вместе со своими бумагами и списком "вредных против нашей компании лебедевских людей" был взят под стражу и вскоре выслан в Охотск.

Тогда разъярённые лебедевцы открыли в Кенайском заливе настоящие военные действия. Весной 1793 г. к Александровской крепости прибыли на шести байдарах 60 вооружённых лебедевских промышленных и союзных воинов-танайна. Они сразу "начали уже поступать неприятельски". Василий Малахов был осаждён и над его людьми нависла такая же опасность, как недавно над партией Коломина. Шелиховская артель во главе с Котельниковым была перехвачена осаждающими. Всех её членов ограбили, избили, "изувечили и кои не могли спастись бехством, перевязав, побросали в байдары и увезли с собой". В случае падения Александровской крепости шелиховцы оказались бы полностью вытеснены из Кенайского залива. Индейцы (по крайней мере часть из них) охотно поддерживали лебедевцев в этом предприятии - то была для них месть за набеги кадьякцев шелиховских артелей, которые учинялись ими ещё в правление Деларова. Однако Малахову удалось отстоять форт, хотя лебедевцы грабили дружественных шелиховцам индейцев и не раз провоцировали осаждённых на необдуманные действия, чтобы иметь возможность обвинить их в развязывании вооружённого конфликта.