Хольмгард - Владимир Романовский

Вертикально подняв левую руку, Ларисса взялась ею за свисающий канат. Скоморох запел:

А жила в лесу дремучем заколдованномНехорошая и злая волшебница…

Ларисса, держась за канат, учтиво сделала аудитории ручкой. В аудитории захихикали.

А жила она неполных двести сорок лет.И боялись там ходить добры молодцы.Ни купцы там не ходили, ни странники.Потому, кто заходил туда, обратно онНикогда потом в селеньях не показывался.И жила себе волшебница по-птичьему…

Ларисса, напрягши незаметно левую руку, и почти незаметно присоединив к ней правую, сделала показавшееся публике легким движение — и зависла вертикально, вниз головой, над полом, выбросив стройные ноги вверх и ступнями стискивая канат для баланса. Перебирая руками, она поднялась, снова без видимых усилий, на четыре локтя вверх.

…И по-рыбьему жила, и по-звериному,Позабыла, как людское племя выглядит,И какими языками изъясняется.

В два приема — сперва вытянув ноги горизонтально, а затем плавно их опустив вниз, Ларисса поменяла положение на канате и, протянув канат между ступнями, позволила весу своего тела опереться на икры, незаметно давая таким образом отдохнуть рукам и плечам.

Скоморохи встали вокруг каната и подняли одновременно головы. Вися над ними, Ларисса улыбнулась лукаво, повела одной рукой и, резко нагнувшись к ним, крикнула:

— Съем!

Скоморохи отпрыгнули в разные стороны.

Какая-то весьма привлекательная женщина томно попросила Жискара показать ей вид из окна второго уровня, но Жискар, не сводивший с Лариссы глаз, отмахнулся.

— Plus tard, — сказал он. — On verra ça après.[2]

У женщины сделалось удрученное лицо.

Выход на помост Бревеля привлек внимание публики — теперь заулыбались восхищенно женщины. Высокий, стройный, в простых белых одеждах и белых сапожках, в бутафорском лавровом венке поверх почти альбиносовых волос, Бревель замер на краю помоста, совершенно спокойный, ноги вместе, руки в стороны, голова опущена.

— Где же она, моя прекрасная возлюбленная? — спросил он глуховатым голосом, красивый тембр которого заставил нескольких зрительниц замычать носом — «Мммм». — Где же?

Он опустил руки, поднял голову, и глядя перед собой, как очарованный, пошел вдоль той линии, где несколькими столетиями спустя расположились бы огни рампы. Когда он проходил мимо висящего вертикально каната, под Лариссой, плясунья вскрикнула умилительно-испуганно «Ай!» и мгновенно переместилась по канату на два локтя вверх, поджав ноги. Зрители засмеялись.

Бревель вернулся и повернулся лицом к публике, а спиной к канату. Ларисса сделала рукой жест, означающий — ну, все, выхода нет, нужно рисковать. Осторожно, чтобы не заметил Бревель, она съехала по канату вниз и преувеличенно-гротескно, на цыпочках, непрерывно оглядываясь на Бревеля, прошла влево от него, ступила на натянутый канат, и, сгибая нарочито неизящно ноги в коленях (от чего ее изящество стало совершенно неотразимым) пошла по канату вверх.

— Кто-то здесь есть. Кто? — спросил Бревель, не оборачиваясь.

Ларисса остановилась, показала ему язык, и продолжила восхождение.

Снова засмеялись.

— У, у, у, у, — спели шесть скоморохов, а седьмой затянул:

На беду свою пришел ты, добрый молодец,На погибель в лес дремучий заявился ты,Нет тебе, добрый молодец, спасения,Ни спасения нет, ни утешения.Не ходи ты к башне этой заколдованной,Не княжна в ней томится безутешная,А волшебница живет не очень добрая.

Пока он пел глуповатые эти вирши, а гусляры аккомпанировали, шестеро вспомогательных исчезли в пристройке.

Бревель круто обернулся, а Ларисса, сидя на макушке башни и болтая театрально босыми ногами, помахала ему левой рукой, чувствуя себя в полной безопасности от посягательств пришельца.

— Кто ты, страшное чудище? — спросил оторопело Бревель. — Что ты смотришь с горы зачарованной на долину зачарованную?

Хозяин в пристройке хлопнул себя в отчаянии по бедрам. Учил ведь дурака не произносить «зачарованную» два раза в этом месте. Можно было сказать, «околдованной» или еще чего-нибудь. Может, права Ларисса — дурак он бездарный?

Зрители ничего не заметили.

Сюжет представления не превзошел ничьих ожиданий, оказавшись пошло-тривиальным. Вскоре на помосте снова появились вспомогательные — в черных до полу балахонах, волосы прихвачены черными лентами, изображая злые силы, и некоторые зрители немедленно решили, что это намек на греческую церковь и стали восхищенно переглядываться и хихикать. Злые силы атаковали Бревеля, то набегая на него, то откатываясь назад, полукругом, и временами то взвизгивая, то рыча.

Бревель же изображал плясом отчаянную борьбу против враждебных сил — в начале придавая движениям видимость неуверенности, приседая, двигаясь угловато, а затем все увереннее, всецело отдаваясь борьбе, эффектно прыгая через полпомоста, бесшумно, по-кошачьи, приземляясь, крутясь бешено на месте, красиво взмахивая руками. Теперь уже все без исключения женщины следили жадно за его перемещениями по помосту.

Но вот все темные силы побеждены. Прекрасный храбрый юноша идет к башне и начинает подъем по невидимым зрителям скобам, изображая трудности борьбы с гравитацией, останавливаясь, чтобы пожаловаться аудитории.

— Ох и тяжек ох и труден путь к вершине той,Покидают меня силы, добра молодца.

Ларисса озадаченно смотрела на Бревеля, советуясь сама с собой:

— Бросить в него чем-нибудь? Или уж сразу в змею или крысу превратить? Лезет он, видите ли.

Но когда Бревель оказался у самого верха и готов был положить руку на кромку, она изящно вскочила, сделала пируэт, и, легко перебирая ногами, сбежала по наклонному канату вниз. Бревель качнулся в сторону, ухватился за канат, закинул на него ноги, съехал до половины, и спрыгнул на помост.

Начался танец, изображающий битву молодца с колдуньей — под гусельный перебор. Бревель и Ларисса подбегали друг к дружке, делали руками жесты, как рубили свердом, сходились, сталкивались, совершали прыжки. Несколько раз Бревель подпрыгивал, а Ларисса прокатывалась под ним и вскакивала на ноги за его спиной. Затем они ухватились друг за друга — она за его плечи, он за ее талию, качнулись точно рассчитанным движением влево, вправо, вперед, назад. Бревель, чуть присев, поднял Лариссу над головой. Вскинув ноги горизонтально, Ларисса уперлась руками в его плечи, выждала момент, сделала на его плечах стойку и, сложившись пополам, мягко соскочила вниз. И поразила героя в спину. Пройдя несколько нетвердых шагов, Бревель красиво прогнулся, совершил мгновенный полуоборот, и упал на спину, выгнув одно колено и откинув в сторону руку.

Не хватило силушки у молодца,Порастратил силушку он ранее,А лежит-то молодец и вверх глядит:

Пропел он мрачно.

Встав над ним, поставив одну ступню ему на грудь, Ларисса пропела:

А пришел ты, парень, в лес заколдованный,И сражался ты с силами темными,И на гору ты ко мне без оглядки лез,Доказал ты мне любовь свою преданную,И награда тебе будет неслыханная.

Некоторые знатоки в аудитории покривились, слыша слова, но дело было в данном случае не в словах. Сняв ступню с груди поверженного Бревеля, Ларисса проследовала величавой походкой к противоположному краю сцены, развернулась, прошла колесом, пробежала два стремительных шага, и прыгнула высоко, перевернувшись в воздухе и легко приземляясь на ноги. Встав на канат, она плавно и легко взбежала по нему к верху башни. Хозяин, следивший с пересохшим горлом за действием из пристройки, дернул за нить, и алый цветок, лежавший все это время на поперечной балке над башенкой, упал вниз — точно в руку Лариссе. Она сделала незаметное движение рукой, и вдруг черные ленты слетели с ее бедер, икр, и рук, и осталась она в одном белом. Изящно сев на канат, она медленно и торжественно съехала по нему вниз — к успевшему привстать на одно колено Бревелю. Он поднялся и они обнялись театрально.

Аудитория одобрительно зашумела.

От дальней стены Валхаллы отделился Жискар и начал прокладывать себе путь к пристройке через толпу.

Скоморохи покинули помост. Жискар решил, что он неправильно действует, что нужно идти не в пристройку, а к выходу, чтобы, обогнув Валхаллу по периметру, встретить Лариссу, когда она будет выходить через дверь пристройки.

По пути к выходу толпа оказалась гуще, и ему пришлось хорошо поработать плечами и локтями. У самого выхода он заметил прижатого толпой к стене холопа с подносом. На подносе стояло несколько плошек. Жискар вспомнил, что голоден и на ходу снял с подноса плошку с редиской.