Дайте место гневу Божию (Грань) - Далия Трускиновская

Мне даже не стало грустно. Выражение «мы чужие на этом празднике жизни» ко мне неприменимо. Просто у меня есть и другая жизнь, и другие праздники, более содержательные, чем четыре часа сидения в уличном кафе.

Я проскочила мимо и опять оказалась в пустоте.

Очевидно, не только все, способные пить пиво, но и все, способные целоваться, подались сейчас на злачную улицу. Двор Нартовых был пуст, никто не шуршал гравием на дорожках, голоса доносились только сверху, из открытых окон, и это даже были не человеческие голоса, а телевизионные. Если отвлечься – тишина стояла безупречная и даже неживая…

Я села на ту же лавочку у песочницы и стала искать в рюкзачке блокнот и авторучку. Свет из окна второго этажа позволял кое-как накарябать письмецо. Еще была луна – большая и желтая, она понемногу выкатывалась из-за черной листвы надо мной, и катился вместе с ней светлый круг… Cerco tiene la luna, mi amor ha muerto…

Мой испанский, бывший в конце восьмидесятых нелепым хобби странной старшеклассницы, сейчас приносил неплохие доходы. Я стала единственным в городе переводчиком, способным не только перевести на русский запутанный контракт, но и составить не менее официальный документ для Аргентины или Бразилии. И я не стеснялась брать за свой труд хорошие деньги. Турфирмы во мне души не чаяли – я им переводила буклеты и проспекты со скоростью пять минут на страницу. Еще ни один испанец, кого по делам заносило в наш город, не миновал меня – за двухчасовую экскурсию я брала сотню зеленых и собиралась повысить расценки.

Светлый круг, блеклая призрачная радуга никогда не оставляли меня равнодушной, я любила этот ветротекущий небесный пейзаж, с его лаконизмом и иллюзией круговращения, с его вечным и незавершенным перетеканием в невозможное – то ли луна движется, то ли неподвижна, а весь мир закручен вокруг нее. И он меня любил – он сопровождал ненавязчиво по жизни, причем русского языка не признавал – он вызывал в памяти только испанские строки с их неожиданной и возвышенной скорбью.

Заглядевшись на луну, я перестала слышать голоса. Может статься, людям наконец надоели их телевизоры. И собственное тело я перестала ощущать, и собственные мысли. Все можно было перенести на другое время – только не эту луну и не мое ощущение повторяемости мгновений – как будто я уже смотрела вот так, забравшись непонятно куда, на ночное светило, и все соответствовало – теплая летняя ночь, запах неизвестных мне здешних цветов, еще какие-то мелочи, но вот луна была другая…

Вот почему я не услышала шагов.

А как я догадалась, что рядом со мной сидит на скамейке Нартов – не знаю. В тот миг, когда я еще только решила повернуться – а это был очень короткий миг, – я уже знала, что Нартов тут.

– Ну, привет, – сказала я. – Видишь – приехала.

– Привет, – ответил он. – Вижу.

Он сидел, как обычно сидят мужчины на низких лавочках, нагнувшись вперед, широко расставив колени, упершись локтями в бедра и свесив крупные кулаки. На нем была форменная летняя ментовская рубашка с короткими рукавами, а вечер выдался не самый теплый. Смотрел же Нартов не на меня, а в землю. И его лица я не могла разглядеть.

– Что же домой не зовешь? – спросила я. – Честное слово, не буду приставать. Мне бы теперь лечь и заснуть.

– Давай я лучше провожу тебя в гостиницу. Тут за углом есть одна – скажешь дежурному администратору, что от Нартова, тебя сразу устроят.

– К тебе нельзя?

– Лучше не надо.

– Поэтому и Татьяну с Юркой у родственников держишь?

Он промолчал.

– Давай я их завтра же к себе заберу, – предложила я. – Они даже не появятся на вокзале. Я съезжу куплю билеты, а потом мы на такси доедем до Бычкова и там сядем. Ты не волнуйся – я при деньгах.

– Я знаю.

– Как ты догадался, что я здесь?

– У меня свои каналы.

– Погоди… Тебе Кутехов сказал?

– Допустим.

– Ну так передай ему, что он дурак. Мог бы догадаться, что я слезу с поезда… или догадался?..

– Выходит, что так.

– Да-а… И давно ты меня тут караулишь?

– Как стемнело.

Я задумалась. Стряслось что-то очень серьезное. Нартов кого-то разозлил. Настолько разозлил, что вот и к себе домой зайти опасается.

Он молчал.

– Ты что – совсем не рад, что я приехала?

– Рад, – глухо ответил он. – Но я не хотел, чтобы ты приезжала.

– Из-за своих неприятностей? Нартов, я тебе еще раз предлагаю – давай я заберу Татьяну с Юркой к себе. Если у тебя нет денег даже на билеты – потом сочтемся! А если ты боишься, что у меня их найдут – так я знаю, куда их спрятать. У моей знакомой турфирмы, можно сказать, свой санаторий у озера. Они даже ко мне домой не заедут – я их сразу в санаторий отправлю. И не переживай из-за денег – разберемся как-нибудь!

И опять он не ответил.

– Нартов, помнишь – тогда? Ты их отправил ко мне, даже не спросив, могу ли я их принять. Ты знал, что приму и в обиду не дам. Так в чем же дело? Что изменилось? И кто изменился? Я все та же – и ты все тот же.

– Не будем об этом. Вставай, я отведу тебя в гостиницу.

– Ну, раз так…

Я вскочила со скамейки и подхватила рюкзачок. Сколько-то долей секунды я ждала, чтобы Нартов взял его у меня, но он даже не протянул руки. Я закинула рюкзачок за спину и пошла по скрипучей дорожке, он – следом, шаг в шаг. Дорожка от песочницы вела к подъездам, и лишь от них – к улице. Мое недовольство было так велико, что в голову пришла идея провокации. Я посмотрела на табличку с номерами квартир, прошла к следующему подъезду, где как раз и была сорок восьмая, взялась за дверную ручку – и когда Нартов догнал меня, уже поднималась по лестнице.

– Сказано же – нельзя! – сердито заявил он, но даже не попытался меня удержать.

– Я на горшок хочу! – через плечо бросила я.

– Нельзя же… – в голосе была злобная какая-то бенадежность.

– Да что там у тебя – засада? Слушай, Нартов, я не привыкла под кустиками корячиться. Мне нужен приличный унитаз!

Это была пошлость невообразимая. К счастью, свет на лестнице не горел – ее освещала лишь большая луна, плывущая вместе со своим бледно-радужным кругом. Иначе я бы, может быть, даже покраснела. Cerco tiene la luna…

Сорок восьмая квартира была на втором этаже. Я посторонилась, чтобы пропустить его к двери. Он подошел и встал столбом, опустив руки. Он страшно не хотел входить в собственный дом. Мне стало здорово не по себе…

– Ну, дай мне ключ, я сама справлюсь, – сказала я, уже сама недовольная этой провокацией. – Справлюсь – и ты отведешь меня в гостиницу.

– Сейчас открою.

Он поднес руку к замочной скважине, и я порадовалась за Татьяну, все-таки он был хозяин в доме, держал в порядке даже замки, вот и дверь отворилась совсем бесшумно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});