Заводской район - Арнольд Львович Каштанов

объяснил он Аркадию. — Живет человек.

— Хорошо живет? — поддержал разговор Аркадий.

— Умеет.

Иронию Корзуна Аркадий не заметил и посмотрел на весельчака уважительно.

— Молодец, — продолжал Корзун.

— Молодец? — Аркадий счел себя обязанным порадоваться.

— Отчего ему не веселиться? Шеф-повар. Представляешь?

Жена дергала его за рукав.

— Нет, — сказал Аркадий, начиная представлять.

— Вот кого-нибудь поймают, посадят, ну и что? Семья обеспечена, деньги припрятаны. Выйдет — поживет.

— Дайте слушать, — сказала Аня.

Утром она заметила пригласительный билет на холодильнике: «Что это?» — «Да так… Разве тебе хочется?» — «Никуда мы с тобой не ходим. Так закиснуть можно». А Аркадию-то казалось, ей достаточно общения с ним.

Раз они здесь, глупо быть недовольным. Аркадий, вспомнив о своем решении быть всегда довольным, ласково дотронулся до плеча Корзуна.

— М-мм… Давайте послушаем.

— Больно уж длинные стихи подобрали.

— Подобрали? По-моему, он сам их сочинил.

— Это мой обрубщик Климович… А я так бы делал: попался, так вся семья отвечай — жена, дети, родители. Ведь знали же, пользовались… Тогда неповадно было бы.

Жена опять дернула его за рукав.

— М-мм, — сказал Аркадий, растерявшись.

— А по-твоему, что? Воспитывать? Довоспитывались. Меня дед ложкой по лбу воспитывал. Снимал штаны и воспитывал. Так я, между прочим, в двенадцать лет уже трудодни зарабатывал. И школу окончил. А мне в школу пять верст надо было ходить. И, как видишь, вечерний институт осилил. И еще в это время младшую сестренку кормил.

«Я не имею права насмехаться над ним», — подумал Аркадий.

— Я не против воспитания, — продолжал Корзун. — Воспитывать тоже надо. Но одним воспитанием ничего не сделаешь.

— Конечно. — Аркадий обрадовался возможности согласиться.

— Все-таки сознание у людей еще… Чего там скрывать. Я тебе скажу, Грачев — головастый мужик, каких мало, но при Васине порядка куда больше было. А ведь не скажешь, что он не воспитывал. Когда надо, он и воспитывать умел. Рассказывают, он как-то вызвал к себе пома по кадрам. Тот пришел, секретарша говорит: «Петр Сидорыч занят, просил подождать». Пом сел, ждет. Люди выходят из кабинета, входят, а ему все: «Просил подождать!» Так он четыре часа просидел! А потом ему Васин говорит: «Я специально тебе показал. Вот как ты народ ждать заставляешь». Это ведь тоже воспитание, верно?

— Конечно, — сказал Аркадий. — Это тоже воспитание.

Он все еще не внушил себе симпатии к Корзуну.

Выбрались из-за стола оркестранты, гости задвигали стульями.

Начались танцы.

С Лерой, кажется, все было в порядке. Костя Климович, склонившись, читал ей свои стихи. Все подряд. Лера опустила руки на колени и смотрела на них. Костя ей понравился, и теперь она страдала. «Но это пускай», — подумал Аркадий.

Я — поэт. И может, оттого-то

Я хочу, чтоб прочным был металл.

Может, попадет моя работа

В Индию, увидит Тадж-Махал…

— Костя, — вмешалась Тоня. — Остановись.

Костя налил в фужер воды и выпил.

— Ты бы потанцевал с нами. Костик. Есть у тебя совесть?

Аня закинула руки за спинку стула и рассматривала танцующих.

Ее платье с поперечными полосками кофейного и кремового цветов натянулось на поднявшейся груди. Аркадий пригласил ее танцевать. Наверно, этого делать не следовало. Именно во время танца, ощущая руки друг друга, они оба почувствовали отчуждение.

— Пить хочу, — сказала Аня.

Аркадий смотрел, как она пьет. «Аня очень красивая, — говорил он себе. — Аня очень красивая».

— Смотри, — Тоня показала в толпу, — вон тот высокий, видишь? Это Шемчак, главный металлург. Из-за него Валя с завода ушел.

— Валя? И бросил свою селитру?

— Что Валя? — услышала Лера. — Выгнали его?

— Нет, оскорбился и сам ушел.

— Это тот — Шемчак? — спросила Аня. — Сейчас он меня пригласит.

— Он и не смотрит в нашу сторону, — сказала Тоня. — Он меня боится.

— Что-то не верится, что он умеет бояться, — возразила Аня. — Ага. Наблюдайте.

Шемчак посмотрел вокруг себя и, как будто не заметив их, направился в сторону, но неожиданно оказался перед Аней.

— Разрешите?

Она подмигнула своим за его спиной.

Аркадий следил, как появляется и исчезает в толпе летящее платье Ани, и вдруг сообразил, что не любит ее.

«Она ведь меня тоже не любит. Но она этого не знает. И ей не нужно любить, а мне нужно. Что-то у меня не получается… Я словно пытаюсь подобрать по себе какие-то очки и все никак не подберу их».

Он смотрел на плотную толпу танцующих. Кругом — улыбающиеся лица. Вот пара: она очень полная, как почти все женщины здесь, но кожа лица упруга, на щеках симпатичные ямочки; он массивен, хорошо сложен, могучая шея багрова. Оба едва передвигают ноги, переваливаются с боку на бок и буднично разговаривают с соседней парой. Разумеется, улыбаются.

Аркадию казалось, что они все говорили громче чем надо и смеялись больше чем надо, ему казалось, они стыдятся себя, своего неумения самозабвенно веселиться.

— …она красивая. — Тоня обращалась к нему, он только теперь это заметил, но Тоня махнула рукой и повернулась к Косте: — Сними галстук, не страдай. Никто не смотрит, чего тут. Ну, потанцуем?

— А он отличный парень! — Появилась Аня. — Шемчак ваш. Совершенно некомплексованный!

Лера посмотрела в зал и сразу угадала:

— Вон тот?

— Конечно, вы, комплексованные, таким завидуете! Аркадий, воды! Ох, слышите, слышите, что они делают? Это же танго. Я так соскучилась по танго…

Шемчак, улыбаясь, заторопился к Ане, поклонился, прищелкнул каблуками. Оркестр неожиданно замолк, и Шемчаку пришлось остановиться. В этом неловком положении, не допуская паузы, из которой с каждой секундой выбраться было бы все труднее, он уцепился за Тоню как за спасение.

— Салют, Антонина! Смотри, сегодня все литейщики здесь собрались. И Корзуна я видел.

Тоня простила ему «салют». Это он ради Ани старается. А он теперь уже мог разговаривать с Аней:

— Мы с Антониной Михайловной ужасные враги, но иногда заключаем перемирие.

— Не может быть, — сказала Аня. — У нашей Тонечки не может быть врагов.

Они построили на Тоне мост, по которому приближались друг к другу.

— Но она может быть врагом, и очень безжалостным, поверьте. Конечно, в хорошем смысле, по-принципиальному. Сколько мы с тобой, Антонина, знакомы?.. Представляете, Аня, что зеленым юнцом я пришел в цех и попал под начало Антонины Михайловны. Это было ужасно, тем более что я сразу в нее влюбился…

— А теперь ты начальник, — сказала Тоня. — И это еще ужаснее, тем более что я в тебя не влюбилась.

— Вы большой начальник? — спросила Аня и посмотрела на Аркадия и Леру.

Разговор затягивался, и их молчание становилось неловким.

— Очень маленький, — засмеялся Шемчак.

— Впустую скромничаешь, — сказала Тоня. — Ты действительно