Возлюбивший войну - Джон Херси

Припоминая сейчас разговор летчиков у доски объявлений перед нашим первым боевым вылетом, я должен признать, что они не ошибались: Мерроу действительно оказался настоящим первоклассником. Он даже испытывал удовольствие во время второго полета - во время этого ужасного рейда на Бремен. Меня заразили его бесшабашная удаль и самоуверенность. Заразили настолько, что все происходящее показалось мне каким-то спектаклем. Мне нравилось смотреть, как рвутся зенитные снаряды, оставляя клубы дыма, как в небе молниеносно, словно на ускоренной киноленте, возникают хорошенькие пухленькие облачка; представляю, как выглядело бы это зрелище под музыку, с участием полуобнаженной Полетты Годдард, появляющейся в клубах белого пуха. Нет, все это нереально, нереально! Я видел несколько вражеских истребителей, но было трудно принять их всерьез, мне казалось, что они не летят, а скользят. Да, они не летели, а скользили боком. Такое впечатление возникало из-за разности скоростей - нашей и противника. В момент атаки в лоб скорость сближения между нами доходила до шестисот миль в час, но нам всегда казалось, что истребители летят на нас не по прямой, а наплывают откуда-то сбоку.

- Внимание! - крикнул я однажды, забыв включить переговорное устройство.

Кто-то на нашем самолете выстрелил, и я услышал в наушниках громкий голос Хендауна: "Да это же "спит"!"

- Как бы не так! - откликнулся Фарр. - Будь он проклят!

Именно в эту минуту я вспомнил, как мы праздновали в детстве Четвертое июля; я вспомнил темный берег, потом смутно разглядел отца, наклонившегося с тлеющей головешкой в руке, затем яркую вспышку над головой, сопровождаемую негромким треском, голубые и зеленые космы пламени в небе, запах сгоревшего пороха и мою смешливую радость, вызванную не столько шумом и россыпью разноцветных искр среди звезд, сколько видом бегущего отца, словно вся его строгость ко мне внезапно обернулась против него самого и, преследуемый ею, он мчался, насколько позволял тяжелый прибрежный песок.

- О Боже, "Старая ворона" валится! - взвизгнул Прайен в переговорную систему.

- Парашюты видны? - спросил Хендаун.

- Нет, ты придешь вытаскивать меня, если заест эту проклятую турель? - дрожащим голосом спросил Сейлин.

- Не волнуйся, Малыш.

Теперь я понимаю, что каким бы "первоклассником" ни был Мерроу, это не помешало ему сосредоточиться на самом важном: на атаке, заключительном усилии охотника. С самого начала полета он готовил и самолет и нас, его экипаж, к завершающему удару.

- Мы проделали долгий путь, - не раз повторял он перед тем, как подойти к цели. - Постараемся же сделать так, чтобы наши усилия не пропали даром. Макс, у тебя все готово?

- А как же!

Каждую сброшенную бомбу Брандт провожал возгласом: "Ура!" После рейда Хеверстроу рассказывал мне, что при виде падающих бомб Брандт от полноты чувств даже подпрыгивал на сиденье, как ребенок, радующийся тому, что он швырнул в мир ненужный ему отныне стульчик - это Бранд-то, который на земле был таким вежливым и молчаливым!

Мы понесли тяжелые потери (хотя в то время я не знал об этом) на обратном пути, когда у нас уже притупилось внимание; а тут еще в самые трудные минуты Мерроу достал планшет и поднял так, чтобы я его видел. Глаза Базза, прикрытые летными очками, напоминали в эту минуту глаза Эдди Кантора[11]. На планшет было наклеено изображение нагой женщины. Я не мог думать ни о чем другом, кроме того, что у нас в кабине тридцать четыре ниже нуля, Мерроу же рукой в летной перчатке гладил обнаженную красавицу.

Как только мы встретились с самолетами прикрытия, а истребители противника наконец-то оставили нас в покое, по переговрному устройству началась возбужденная болтовня. Предполагалось, что в таких случаях обязанность наводить порядок лежала на мне, но сейчас самое активное участие в разговоре принимал Мерроу; тут уж я ничего не мог поделать.

- Никудышные у них зенитчики! - крикнул Мерроу.

- Ну, не скажите, - отозвался Хендаун с напускной озабоченностью. - Уж если вам хочется что-то сказать, скажите так: "Надеюсь, в следующий раз огонь противника не будет точнее". Не надо забывать об осторожности.

- И все же зенитчики у них никудышные! - повторил Мерроу.

На разборе рейда Мерроу держал под мышкой свой планшет. Провести разбор мы уговорили Стива Мэрике, и у меня сложилось впечатление, что Мерроу чуточку переигрывал. Но Мээрике был невозмутимо серьезен с Баззом до тех пор, пока на вопрос о типах самолетов противника Базз не поднял планшет и не сказал: "Вот взгляните, я даже брал с собой опознавательную таблицу".

Мэрике, видимо, нашел, что Базз хватил через край, и надулся.

Мерроу заметил это.

- Нет, но вы только послушайте! Я веду самолет и одновременно наблюдаю. Никто не наблюдает лучше меня. Удивляюсь самому себе. Вы же понимаете, что я устаю; мне нужно, чтобы глаза у меня время от времени отдыхали. - Он поднял картинку, и взгляд у него в самом деле стал таким, словно он созерцал что-то необыкновенно приятное.

24

Когда мы возвращались из помещения, где проходил разбор, Мерроу спросил, пойду ли я вечером на танцы в офицерский клуб. Я ответил, что сильно устал и потому ничего не могу сказать. В действительности же я не решался идти по причине, о которой вряд ли догадывался Мерроу: просто мне казалось, что такому новичку, как я, совершившему всего два боевых вылета, не пристало находиться в обществе настоящих, бывалых летчиков.

Однако, к совему удивлению, я поймал себя на том, что побрился - второй раз за день, принял горячий душ, надел выходное обмундирование, плотно поужинал, а к девяти тридцати, когда автобусы и фургончики королевских ВВС с девушками из Мотфорд-сейджа, Кембриджа и Или стали подъезжать к круглой площадке перед столовой номер один, я, Мерроу, Малтиц и сопляк по имени Беннинг, которого все терпеть не могли, сидели за столиками у стены, недалеко от специально устроенного для вечера бара.

Вокруг меня уже топтались - я видел мелькающие из-под юбок ноги и пытался почувствовать в сердце хотя бы чуточку тоски по Дженет, моей так называемой невесте там, в Донкентауне, но не мог; все, кроме нас, пожимали руки двум прямым, как палки, старухам, компаньонкам приглашенных девиц; вскоре же джаз-оркестр базы (на его большом барабане виднелась надпись: "Бомбардиры Пайк-Райлинга"), разместившийся на деревянном возвышении, над которым висел флаг с девизом авиагруппы - "Да погибнет гунн под нашей пятой!", - загрохотал что есть силы. Своим происходением девиз был обязан явно проанглийски настроенному Уолкерсону, командиру первой авиагруппы - большое начальство практически уже решило выгнать его из армии из-за служебного несоответствия. Я не мог оторвать глаз от саксофониста: сунув мундштук инструмента в уголок рта и перекосив лицо, он проявлял какое-то нелепое усердие.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});