Странные приключения Ионы Шекета. Книга 2 - Песах Амнуэль

ИОНА ШЕКЕТ ИЗ НАЗАРЕТА

История, знаете ли, хороша тем, что переписывать ее можно сколько угодно, но улучшать — никогда. Вам кажется, что вот на этот раз вы предусмотрели все, как любят говорить политики, «негативные моменты», и отныне переписанная вами история станет просто замечательной. Ан нет! Немедленно появляется некая бяка, и ваша история оказывается не просто не лучше прежней, но даже хуже. Это я говорю к тому, что, путешествуя между мирами, я навидался самых разных Израилей с самыми разными историями. И каждый раз мне казалось: «В этом Израиле все шло хорошо, и этим евреям можно только позавидовать… и остаться здесь до конца дней своих». Но так я думал только до первого внимательного чтения учебника истории. А потом… Потом я сердечно прощался с моим местным начальством (я имею в виду руководителей Службы охраны времени) и бухался в ближайшую черную дыру, чтобы выбраться в другой Вселенной из белой дыры. Лишь однажды я остался надолго в том мире, где оставаться навсегда мне вовсе не хотелось. Я имею в виду Вселенную, где мне довелось отправить на верную смерть пятого прокуратора Иудеи, римского всадника Понтия Пилата. — Вы меня обманули, — мрачно сказал я госпоже Донат, начальнице Службы охраны времени. — Если бы вы предупредили меня, что в первом веке Пилата ожидает верная смерть, я бы не разрешил ему отправиться. — Помилуйте, Шекет, — усмехнулась госпожа Донат. — Поскольку вашего Пилата отправили в прошлое почти на два тысячелетия, то у него по определению не было никаких шансов сохранить жизнь! Не говорите мне, что не знали, что Пилата ждет смерть! А что его могло еще ждать — вечная жизнь? — Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать! — раздраженно вокскликнул я. — Послушайте, мне нужно отправиться в первый век, чтобы я мог предупредить Пилата о грозящей ему опасности! — Ни за что! — твердо сказала госпожа Донат. — Смерть Пилата нужна для того, чтобы наша история пошла правильным курсом. — Очень хорошо, — согласился я. — Именно поэтому мне нужно в первый век: Пилат, ничего в вашей истории не понимая, может поступить не так, как написано в учебниках. Нужно, чтобы с ним был человек, знающий историю и могущий… — Нет, — усмехнулась госпожа Донат, — вы меня не проведете. Вы, Шекет, прекрасно знаете, что, оказавшись на месте, Пилат просто вынужден будет поступать так, как написано в учебниках истории. Иначе ведь в этих учебниках было бы написано совсем иное, вы со мной согласны? Да, я был согласен, ну и что? Мне нужно было попасть в первый век, и вовсе не по той причине, которую я изложил начальнице Службы времени. — А проследить? — продолжал настаивать я. — У меня многолетний опыт службы, я не раз спасал историю от ненужных кульбитов — в своем мире, конечно. Почему бы мне не сделать это и для вашего мира, который мне очень понравился уже потому хотя бы, что ваши предки скинули римлян в море? — А ваши этого не сделали? — удивилась господа Донат. — Мои? — мне стало грустно, и я рассказал начальнице историю еврейского галута в моей Вселенной, историю изгнания, продолжавшегося почти два тысячелетия. — Какой кошмар! — воскликнула сердобольная госпожа Донат. — Что ж, господин Шекет, я разрешаю вам экспедицию в наше прошлое — просто для того, чтобы вы сами убедились, как должны поступать настоящие евреи. Именно этого я и добивался! Перед отправлением я внимательно проштудировал учебник истории, поскольку знал, что вижу его в первый и последний раз — после моего возвращения в этой книге наверняка будут написаны иные слова. Пока же там было сказано: Синедрион разработал коварный план, евреи согласились молиться Юпитеру капитолийскому, получили по этому поводу массу привилегий и немедленно ими воспользовались — накопили оружие и обрушились на римские легионы всей своей мощью, чего римляне не ожидали. Легионы бежали, прокуратор Пилат был убит, а евреи в отместку заставили римлям молиться Богу единому, невидимому и неделимому. Вот так. Разве на это не стоило посмотреть? У меня был один-единственный вопрос к историкам этого мира, ответ на который меня совершенно не удовлетворил. Почему, — спросил я, — вы ведете новое летосчисление от какой-то совершенно неприметной точки? Что произошло в нулевом году вашей новой эры? Что произошло в нашей истории я прекрасно знаю, но вам не скажу! А в вашей? — Ничего в тот год не случилось, — отвечала мне госпожа Донат, — но ведь нужно было начинать новый отсчет времени, вот Синедрион и решил выбрать произвольную точку и с нее отсчитывать годы новой эры. — Произвольную, значит? — говорил я. — А чем ваших предков не устраивал отсчет времени с Сотворения мира? В моем мире, к примеру, евреи так и считают. — Представляю, — пренебрежительно сказала госпожа Донат, — как вы живете в вашем пять тысяч каком-то году. Пять тысяч — ужасно долго! Две тысячи куда лучше. Спорить я не стал, но, отправляясь в прошлое, твердо знал, что главная моя цель — разузнать, что же произошло в этой Вселенной в нулевой точке отсчета между эрами, если некий господин по имени Иисус и не думал рождаться? Я отправился в первый век новой эры на следующее утро и вышел из аппарата жарким днем весны тридцать третьего года. Я оказался в Иерусалиме, вокруг меня слышалась чистая арамейская речь, это были самые настоящие евреи, и ни одного римского колонизатора я не обнаружил даже после того, как обошел город по периметру. Храм возвышался на самом видном месте, и я не удержался, подошел к его западной стене и попробовал отыскать то место, к которому я обычно подходил… то есть, подойду… ну, неважно — место, куда я обычно вкладывал бумажки с пожеланиями, когда судьба в моей Вселенной забрасывала меня в столицу Соединенных Штатов Израиля. — Эй! — окликнул меня стражник, прогуливавшийся вдоль стены. — Ты что здесь околачиваешься? Если хочешь помолиться, войди во двор. Если хочешь поглазеть, отойди подальше, ибо большое видится на расстоянии. Не стой тут, будто ты римский лазутчик! — Я не лазутчик, — быстро сказал я. — Напомни-ка мне, хороший человек, какое нынче число? — Двадцать третье число месяца нисан, — ответил стражник, окидывая меня подозрительным взглядом. — А год какой? — конечно, вопрос должен был показаться подозрительным, но я просто вынужден был его задать, чтобы вызвать этого человека на разговор. — Год? Ты что, память потерял? Может, ты и имя свое не помнишь? А ну-ка, скажи! — Меня зовут… Иисус, родом из Назарета, — брякнул я первое, что пришло мне в голову. Уверяю вас, я и не думал о том, что имя Иисуса произведет на стражника хоть какое-то впечатление! Ведь в истории этого мира не было никакого Иисуса, но я-то постоянно об этом думал, вот подсознание и сыграло со мной эту шутку. Вырвалось, а слово, как известно, не воробей… — Иисус из Назарета? — изумился стражник и выставил перед собой пику. — И ты интересуешься, какой нынче год? — Н-ну… вообще-то… — промямлил я, поняв внезапно, что никакие учебники истории не заменяют прямого общения с временами, не столь отдаленными. — Так вот, — продолжал стражник, — я тебе скажу: год сейчас тридцать третий. — Если от какого события считать? — настаивал я, не подозревая, какую беду навлекаю на собственную голову. — Он еще спрашивает! — стражник взмахнул пикой и погнал меня куда-то, будто овна, ведомого на заклание. Я пытался по дороге что-то говорить в свое оправдание (мол, не был, не состоял, не участвовал), но стражник то ли не слышал меня, то ли был так глуп, что не понимал ни слова. Мы вошли во двор Храма, прошли там, где в моем мире и в мое время стоял памятник арабского зодчества, когда-то называвшийся мечетью Омара. Мы проследовали в огромную прихожую, где толпились евреи с какими-то свитками в руках, а потом вошли в темное помещение — здесь за длинным столом восседали около десятка старцев, немедленно обративших на нас со сражником свое внимание. — Да вот, понимаете, — прокашлявшись, представил меня стражник, — этот человек назвал себя Иисусом из Назарета. — Это недоразумение, — быстро возразил я. — Мое имя Иона Шекет, я, видите ли, путешественник. — Выйди, — сказал один из старцев стражнику, переминавшемуся с ноги на ногу. — Выйди и закрой плотнее дверь. С той стороны. Стражник попятился и покинул помещение, не удовлетворив собственного любопытства. — Так-так, — зловеще сказал старец, сидевший в центре. — Мы тебя ждали чуть позже… — Меня? — изумился я. — Простите, кого вы ждали? Иону Шекета или Иисуса Назаретянина? — Обоих, — отрезал старец. — Из-за тебя тридцать три года назад было изменено летосчисление. — Ничего не понимаю, — сказал я с досадой. — Тридцать три года назад вы, если верить учебникам истории, жили под пятой Рима и лишь недавно объединились и прогнали войска императора, убив Понтия Пилата. — Верно, — кивнул старец. — Иудея ныне — свободная страна. И все благодаря тебе. — Мне?! — поразился я, припоминая страницы учебника истории: я мог дать голову на отсечение, что имя мое там не упоминалось ни разу. — Тридцать три года назад, — нараспев продолжал старец, — ходил по городам Иудеи некий прорицатель, называл себя Ионой Шекетом, и утверждал, что явился из будущего. И говорил он, что нужно делать, чтобы сбросить власть Рима. Его тогда поймали и распяли, причем тайно, просто — был человек и исчез. Но в одном из пророчеств он говорил, что вернется через тридцать три года, чтобы посмотреть, смогли ли мы сделать то, что он предсказывал. Как видишь, мы сделали это. А теперь… Теперь мы должны распять тебя на кресте. — Как?! За что?! — Я уже начал понимать, что случилось на самом деле. Видимо, я не однажды совершил экскурс в местную историю. Был в тридцать третьем году, был и в нулевом. Но в нулевом был (по своим часам) позднее, чем в тридцать третьем. Поэтому я решительно не знаю, что делал… буду делать… тридцать три года назад. Но если меня сейчас распнут… — Распятие — твердо заявил я, — не еврейский метод казни! Это варварский римский обычай, а римлян уже нет в Иудее… — Верно, — печально сказал старец, — но мы обязаны исполнить твое же пророчество. Ты говорил, что в тридцать третьем году будет распят на кресте человек, который назовет себя Иисусом из Назарета. Ты — Иона Шекет — говорил, что это очень важно для истории Иудеи. — Я так говорил? — что-то здесь было не так. Не мог я, будучи в здравом уме, утверждать такое! — Погодите! — сказал я. — Видимо, в нулевом году был не я, а другой Шекет, из другой Вселенной. Позвольте, я должен с этим разобраться, иначе ваша история пойдет не туда, куда ей положено. Позвольте… Но мне не позволили. Меня поволокли на крест, и на лицах старцев из Синедриона было написано отвращение — они вынуждены были казнить меня этим совсем не еврейским способом, потому что я… неужели я?.. тридцать три года назад напророчил собственную смерть на кресте. Я тащил на себе тяжелый крест по узкой улице Виа Долороза и разрабатывал план собственного спасения. Спасение, однако, пришло оттуда, откуда я вовсе его не ждал.