Кукла из вечной тьмы - Артур Гедеон

и не обнаружит себя заново рожденной…» Ну, ты согласна? Скажи «да», милая, – он вцепился в ее руку, – скажи «да»!

Через три дня он выгнал всю родню из комнаты умирающей Лилит, пригрозив поджечь дом, и сказал похожей на тень сестре:

– Говори же свои слова.

– Я согласна, – едва слышно проговорила та. – Забери меня из рук смерти, уведи в сад покоя, где я буду ждать, когда ты вернешь меня.

– Все правильно, – кивнул Савва. – Ты молодец, Лиля…

– Вытащи меня, Савка, – прошептала она срывающимся голосом, – и я буду любить тебя вечно, клянусь тебе…

– Даю слово, что вытащу! Мы увидимся однажды и будем вместе.

Теперь ему оставалось прочитать заклинание, данное бабкой Чернухой, жрицей богини смерти Мары…

…Это был сон. Она стояла на пологом холме, среди гряды таких же, уходивших к горизонту. От низин поднимался туман и рвался на части, таял. Тучи заволокли небо, и бледная луна едва проглядывала между ними. Так пустынно и одиноко ей не было еще никогда. А еще страшно. И страх этот, как и холодок туманной долины, пробирал до костей. Потому что ничто не могло обрадовать взгляда, куда ни посмотри. Она осмотрелась – везде все то же самое. И только потом оглядела себя: она стояла в длинном белом платье и белых босоножках. В руке держала иконку. Она потрогала голову – ее охватил тесный платок. Она сорвала его – полотняный, пахнущий ладаном, он тоже был белым. Она потрогала лоб, на нем была лента. Она сорвала ее и прочитала в неясном сумрачном свете: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас». Это был венчик, возлагаемый на лоб умершего. Что все это значило? Последним ее воспоминанием были несколько знакомых лиц, уплывающих от нее, таящих. И самым ярким и живым было лицо ее брата Саввы. И его шепот: «Еще увидимся, Лиля! Жди меня!..» Потом ураган и вихрь. Она двигалась по едва освещенной дорожке по бесконечному каменному коридору вместе с другими, таким же молчаливыми и суровыми людьми всех возрастов. На нее то и дело поглядывала маленькая девочка, которую за руку вела мать. Безучастное лицо девочки, большие печальные глаза навсегда врезались ей в память. Кажется, далеко впереди брезжил свет, но может быть, это лишь показалось ей. И тут ее окликнули: резко, по имени! Она стремительно обернулась. Но ее уже схватили за руку и вырвали из общего потока, как выхватывают из толпы маленького ребенка, который увлеченно пошел не с теми, и потащили в сторону. Сильным рывком ее проволокли через плотную каменную стену, вдруг обратившуюся в вязкий туман, и бросили в это вот пространство. На этот туманный холм, в эту ночь, в одиночество и пустоту. Но что она здесь делает? И что это за сон? И почему у нее такое тягостное чувство, что на самом деле этот сон – явь… Но кто во сне разберет, где явь и где греза? Как часто безумный сон представляется человеку самой настоящей и угрожающей реальностью.

И тут она увидела, что невдалеке справа, только спуститься с холма, у черной рощи стоит косая черная изба, одна среди безлюдного мира. Она словно приглашала ее наведаться под свою крышу, так ей показалось. И она двинулась в ту сторону – спустилась и зашагала мимо деревьев к черной и мрачной избе. При ее приближении старые деревья, уродливые, корявые, будто оживали, менялась их кора, двигалась, словно это были сморщенные, ожившие в муках лица стариков, которым и хотелось бы умереть, сгинуть, но не было на то их воли. И приходилось мучиться, испытывая боль, страдать и терпеть.

Она остановилась у черной косой избы. И оторопела, когда на крыльцо вышло чудище – огромное, мордатое, обросшее волосами, с рогами и на копытах.

– Ну здравствуй, Лилит, – совсем по-простецки усмехнулось чудище. – Меня зовут Нелюдь. Добро пожаловать в долину смертной тени. Чарку вина, а, девуля? Век коротать – тяжелый труд!.. А иконку-то выбрось, – кивнул он на ее руку. – Чего в нее вцепилась? Тут она тебе ни к чему. От листа сухого, и от того больше проку, – рассмеялся он и тяжело повернулся к ней мохнатым задом и хвостом. – Не стесняйся, – заходя в избу, пробасило чудище, – у нас все запросто, без церемоний…

2

Савва Беспалов рос и мужал. Главное в жизни быть целеустремленным. Видеть цель и решать задачи. Этим он и занимался с того самого дня, как бросил вслед за белыми цветами горсть земли на гробовую доску, обтянутую кумачом, в могилу возлюбленной. Он поступил в ГИТИС на художественно-декоративный факультет по специальности «Художник кукольного театра» и взялся воплощать в жизнь то, что ему присоветовала бабка Чернуха. Он должен был изготовить сосуд, куда бы переместилась часть души той, что недавно ушла из жизни. Переместилась и протянула нить в другой мир. К той, что будет ждать его помощи. Столько ждать, сколько придется. Его недюжинные способности, переданные ему по наследству, были тому порукой. Он делал то, чего не могли другие. Сама природа поддавалась его силе и воле. Поэтому, прилагая все свои таланты, помня наставления бабки Чернухи, он и взялся «лепить» этот сосуд. Создавать куклу. Волшебную КУКЛУ! Это была очень хитрая наука, постичь которую человеческому уму вряд ли представлялось возможным. Голова могла расколоться от этих мыслей, но древние заклинания действовали, вот в чем было дело. Если бы его готовили с детства для роли колдуна и ведуна, каким был дед Берендей, тогда другой разговор. Его бы ничто не удивляло, он бы знал каждый следующий шаг, а так ему приходилось тыкаться носом, как слепому щенку, становиться первопроходцем. Но кровь колдунов Беспаловых, собственное наитие помогали ему. Силы природы пошли на сговор именно с ним, ему открывались тайные двери. Шаг за шагом он уверенно двигался вперед, как упрямый ледокол, разбивающий все преграды. Кукла становилась порталом между тем светом и этим, мостиком в другой мир, «глазами» души ушедшего человека, его частью здесь, под солнцем, где он существовал когда-то сам и куда стремился вернуться.

Его первая кукла – пробный сосуд – оказалась негодной, и вторая, и третья. И даже десятая. Но однажды появилась такая кукла, которая откликнулась на его призыв – в ее глазах затеплилась жизнь…

И он, Савва Беспалов, знал, чья эта жизнь. И тогда он стал искать новое прекрасное тело для этой души. И тогда же он стал душегубом: погибла первая девушка, за ней вторая, еще одна сошла с ума. Окончив ГИТИС, он странствовал по театрам и подбирал