Красные камни Белого - Вадим Панов

В памяти всплыли недавние события: горный козел на террасе, привычная тяжесть пистолета в руке и спокойное понимание того, что козел уже мертв. Еще до выстрела. Еще до того, как он вскинул оружие и прицелился. Да и целился ли он? Выстрел в памяти отсутствовал: удобная стойка, которую тело приняло само, оценка положения жертвы, прицеливание, давление на спусковой крючок и грохот – все это мелькнуло молнией, не потребовало осмысления, а значит, он настолько привычен к стрельбе, что все сведено к инстинктам.

«Я не просто хорошо стреляю – я великий стрелок. Я – бамбальеро. Многие адигены – бамбальеро, и я, похоже, один из них. Но откуда взялись синяки на запястьях? С Нестором мы расстались мирно. Что произошло потом?»

Шум потока не смог заглушить тихие шаги приближающейся женщины. Точнее, должен был заглушить, но Грозный уже понял, что чувства его весьма и весьма тренированы. Он легко вычленил новый звук, сразу понял, что идет именно женщина – шаги были слишком легкими, и определил примерное расстояние до цели…

«Цель! Высокое Искусство достижения цели! Я все-таки бамбальеро».

И еще он понял, что идет Куга – по запаху.

Девушке очень хотелось подкрасться незамеченной, и Грозный ей подыграл: вздрогнул, когда услышал:

– Так вот где ты прячешься.

И резко повернулся:

– Куга?

– Ждал кого-то другого?

Синеволосая остановилась у края заводи.

– Никого не ждал. – Грозный вновь принял расслабленную позу. – Долго искала?

– Изрядно, – призналась девушка. – Вода теплая?

– Для меня – да.

– А для меня?

– Холодная.

– Ну и ладно. В конце концов, надо освежиться.

– Уверен, тебя это не остановит, но предупреждаю: я не одет.

В ответ раздался тихий смешок:

– Мы в походе, Грозный, вокруг нас дикая природа. Пару часов назад мы ели вонючего козла без соли и специй. Неужели ты думаешь, меня смутит твой голый зад?

Это была какая-то другая Куга, совсем не та пугливая девочка, что робела всю дорогу, по малейшему поводу закатывала истерики и задрожала, увидев, как Грозный свежует козла.

«Любопытно…»

– Я должен был предупредить.

– Потому что хорошо воспитан?

– Ага.

– Мне нравятся воспитанные мужчины.

Следующим звуком стал шелест падающей на камни одежды.

«Странно, вокруг темень, хоть глаз выколи, а я прекрасно ее вижу. По запаху, по звуку. Я вижу ее яснее, чем днем. Если я бамбальеро, то отнюдь не бамбини… Ах да, Нестор назвал меня бамбадао…»

– Кстати, ты вспомнил, откуда у тебя синяки на запястьях?

– О карманы натер.

– Воспитанный мужчина руки в карманах не держит. – Синеволосая потрогала ногой воду. – Холодная.

– Я предупреждал.

Ночная тьма закрывала глаза, но он отчетливо видел Кугу: стройную, хрупкую, с ломкой линией плеч и маленькой грудью с черными, острыми сосками. Видел, как осторожно входит она в воду, мгновенно покрываясь «гусиной кожей», видел, как приближается и как подрагивают ее большие губы, то ли от холода, то ли от желания. Того самого желания, что постепенно овладевало им самим.

«Что происходит?»

Она совсем рядом, он чувствует ее теплое, чуть прерывистое дыхание, видит ее улыбку… Ночь отступила! Он видит ее глаза!

Грозный понял, что теряет над собой контроль.

– Не совершаем ли мы ошибку?

– Плескаясь голыми в тихой заводи? Мне кажется – нет. – Тонкие пальцы нежно прикасаются к его голове. – Ты не такой уж и грозный, Грозный.

– Мы ничего не помним о себе.

– Я согласна с Тыквой – это хорошо. Впервые в жизни мы абсолютно свободны.

Ее ладонь на его шее. Он ждет, что их бедра соприкоснутся, а когда это происходит – вздрагивает. На этот раз – не специально.

– Ты удивлен?

– Не ждал, что придешь ты, – сознался Грозный.

– И удивился?

– Растерялся.

– Ты рискнул ради меня. – Теперь они соприкоснулись боками. – Я не могла не прийти.

Мысли путались, но он нашел в себе силы ответить:

– Я не хочу, чтобы это случилось из чувства благодарности.

– Из чувства восхищения, – прошептала Куга. – И просто из чувства.

Противиться ее теплу не было никакой возможности.

– У нас сегодня был трудный день, Грозный. Давай закончим его чем-нибудь хорошим. Давай?

Она совсем рядом. В миллиметре или еще ближе. Она хочет, и он понимает, что разделяет ее желание. Он перестает противиться, перестает контролировать себя и отдается страсти. Простой и понятной страсти. Он крепко прижимает к себе худенькое тело девушки и припадает к ее губам.

* * *

Крик.

Мужской крик.

Полный невыносимой боли, жалобный, а значит – жалкий.

Мужской крик не может и не должен быть жалким. Как бы ни было больно, как бы ни было плохо, мужчина должен кричать от ярости, от ненависти, от бессильной злобы, в конце концов. В его крике обязана быть сила, агрессия и обещание отомстить. Пусть не здесь и не сейчас, или даже не в этой жизни. Пусть. Криком своим мужчина должен обещать, что схватка продолжится. Не здесь, не сейчас, не в этой жизни, но обязательно продолжится. Он найдет и ответит. Вот что должен обещать крик настоящего мужчины, которому очень и очень плохо. Но где они, настоящие мужчины? Возможно, где-то есть, но кричал не один из них.

Коридор наполняли вопли перепуганного человека. Он еще не понимал, что все кончено, что приговор будет обязательно приведен в исполнение… Точнее, он понимал, прекрасно все понимал, но не сейчас, а несколько минут или часов назад. А потом его заполонил страх, и разум отступил в сторонку. Страх руководил человеком, и именно страх требовал кричать как можно жалобнее, в надежде смягчить сердца палачей. В бессмысленной надежде.

– Узнаешь?

– Нет.

– Гм… я был уверен, что узнаешь.

Вопрос задал Илдог-Ага, правая рука великого и ужасного Зума. Умного Зума, как называли его в Омуте. Щупальца Зума расползлись по всему Герметикону, на него работали тысячи добропорядочных граждан и обитателей Омута, а порядок в преступной империи поддерживал Илдог. Личность менее известная, но для людей знающих – куда более страшная.

А потому вопрос вызвал неприятный холодок внутри.

– Узнавать некого.

Палачи еще не закончили, у жертвы еще оставались силы на крик, она еще пребывала в сознании, однако лицо несчастного давно превратилось в отвратительную маску из окровавленного мяса и ошметков кожи.

– Это Мохор, – скупо сообщил Илдог.

«Веселый, пышущий здоровьем бахорец?» По спине сбежала одинокая струйка пота. Холодного пота.

В логово Умного Зума вело много дорог, но Илдог выбрал именно эту, мимо комнаты, в которой двое мужчин медленно забивали третьего.