Выход воспрещен - Харитон Байконурович Мамбурин

что был на мне, содержал в себе модуль не угнетающего, а ограничительного типа, так как костюмчик был выдан на случай активации. Так вот, бешено думал я, летя к будущей, уже узнанной, «копуше» на крыльях у любви, сейчас мы за девочку забежим, я костюм активирую. Толку мне с него хрен да маленько, а вот любая неоген-активность, попав в зону действия костюма, то есть, ориентировочно, мне под кожу, будет немедленно прекращена. Почти немедленно. То есть, будет больно. Но девку-то надо спасать, иначе-то как?

В общем, думая, а точнее даже ощущая такие дурные мысли, я, красиво оттормозившись по августовской траве, под противный писк включающегося экзоскелета сграбастал девчонку, поворачиваясь с ней на 180 градусов и сжимаясь в ожидании удара, напророченного мудрым Пашей, который, в отличие от меня, знал о кинетической энергии неосапов. А вот я, хоть и уже услышал, не особо представлял, что это значит, пока не получил счетверенный удар от огненных щупалец прямо в свою бедную спину.

Летел я, испытывая шок и… разочарование от слишком уж жидковатых сисек спасаемой, перехваченной мной поперек груди. Под хруст спины и визг девчонки, разумеется, с диким выплеском адреналина, но, мои несуществующие слушатели, всё-таки это были первые сиськи за почти 20 лет в разных жизнях! Конечно же, я думал о них, а не о своей потенциально развороченной спине!

Шлепнулись мы, как два мешка с компостом, благо я и тут благородно оказался снизу, а сама девчонка, подчиняясь инерции, попыталась после удара о землю покинуть взлетно-посадочную полосу, уехав дальше, но была поймана за куда более пристойные, нежели грудь, ягодицы. Автоматически вкогтившись в последние, я полежал секунду, а то и две, наслаждаясь елозящими по лицу (маску просрал!) сиськами от орущей и вертящейся девчонки, которой чужие пальцы, глубоко ушедшие в мясистую часть задницы, были слегка не комильфо. А может, и что-то другое.

Что делать дальше — я решительно не понимал, но делать что-то было нужно, поэтому, рывком перевернув девушку под себя, я сначала огляделся по сторонам, не увидев ничего интересного, кроме бледного и волнующегося лицом Паши, а затем, по старой привычке, посмотрел на лицо условно спасенной. Последнее было зря. Та, находясь и так в не слишком-то радостном состоянии, истошно взвизгнула, дрыгнулась и вырубилась.

— Ну охренеть теперь, — сказал я сам себе вслух, поднимаясь с бессознательного и, как выяснилось через пару секунд, еще и обмочившегося тела. Оглянувшись на горящую общагу, я увидел, что здание горит… куда слабее, чем раньше и вообще происходящее теперь больше напоминает естественный пожар, чем то, что было до этого. Убедившись, что никаких огненных извивающихся «сверл» в воздухе ко мне не летит, я проявил еще немалую долю своего могучего интеллекта, заорав Салиновскому:

— Паша! Что у меня со спиной?!

— В-всё в порядке! — тут же отозвался он, — Д-даже куртка целая!

Не понял? А… и ладно.

Головожопием Витенька, господа присяжные заседатели, страдает лишь изредка, поэтому обычно действует разумно. А это значит попросить Пашу, который Салиновский, поискать мою маску, а самому, подхватив под волосатые подмышки жидкосисьтую обморочную деваху, тащить её, аки добычу, подальше от пожара. Не сколько из-за каких-либо присутствующих угроз, которых ни шиша не наблюдается, даже вон, «копухи», облетая здание, его уверенно тушат невидимой хреновиной по комнате за три секунды, сколько во избежание… чего-нибудь.

Но избежать не получилось. Занимаясь своим благоугодным делом, то есть, спасая обморочную и обоссавшуюся девчуру повышенной полезности, я так и замер с ней раком, услышав за спиной в ночной тиши знакомый, но совершенно неожиданный здесь и сейчас голос, сказавший совершенно неожиданные вещи:

— Брось Злыдня, Изотов, — сказала неторопливо идущая к нам Нелла Аркадьевна Окалина, вооруженная сигаретой и хмурым взглядом, — Брось каку.

За спиной товарища майора в меня целился из автоматов чуть ли не десяток очень серьезных мужиков в бронированных КАПНИМ-ах, раскрашенных под городской камуфляж. А, нет, не в меня. В зассанку спасенную целился. Ну и в меня немножко, маска-то тю-тю.

Ну охренеть теперь, подумал я, выполняя распоряжение начальства и разгибаясь.

Обосраться и не жить.

Глава 9. Лучше поздно, чем никогда

В застенках было хмуро и тоскливо, но мне было пофиг. Очень уж спать хотел, ну а что в камере, то не беда. В вотчине незабвенной Неллы Аркадьевны, моем теперь родном СНИИСУКРС-е, нумеров не было, а вот деть нас с Салиновским куда-то было нужно. Общага-то накрылась, причем в плане коммунальных удобств, — целиком. А камера… пф, думаете, исследовательская камера с ограничителями сильно от этой отличается? Нет. А к тем я привык.

Пашу тогда, по прибытию, сразу куда-то уволокли, а вот меня добрейшей души майор решила попользовать на полную, как наиболее эффективный и очень гуманный способ воздействия на захваченную дурищу-обоссанку, оказавшуюся криптидом-пирокинетиком невероятной силы. Очень даже верно поступила, если так подумать. Юлия Матвеевна с очень прозаичной фамилией Сидорова, очнувшись в застенках, то есть, в камере, да еще и голяком, да еще и с надетым на голяк КАПНИМ-ом угнетающего типа, да еще и со зверски улыбающегося уставшей и задолбанной рожей мной, сидящем на стульчике напротив…

В общем, раскололась девка до задницы с писком, визгом и плачем вселенским. Аж трясло нашу Сидорову.

Всё оказалось проще пареной репы. Юленька скрыла, что владеет не одной, а аж тремя способностями, сознательно решив в свои младые 19 лет, что нечего государству её как пирокинетика и пиросенсора в опасные места пихать. Пожары там гасить, жизнь в перелетах и военных городках проводить, а то и на военку работать. Опасно и неудобно. А вот контролируемая способность по ограниченной манипуляции с материей — совсем другой поворот событий. Тихо, комфортно и полезно. Как скрыть получилось на всех этих ваших проверках? Да довольно просто, всё-таки эта самая манипуляция такой спектр энергий выдает, что хрен что разглядишь нормально, несмотря на полвека опыта. Да и кто в своем уме будет скрывать способности? Это же, считай, хоронить их, закладывая под себя бомбу, если, конечно, речь не о смене цвета ноготочков.

Будь наша Сидорова чистым пирокинетиком, так бы и случилось. Но она была пиросенсором, имея возможность снимать с открытого пламени воздушные колебания в очень широком радиусе. Достаточном, чтобы иметь возможность подслушивать, что творится в соседних комнатах. А так как любопытство девичье неискоренимо, то занималась