Двойная игра - Александр Карасимеонов

– Я вам, по-моему, уже говорила, нет у меня никаких подруг и друзей.

Ах, вот как, мы кокетничаем тем, что мы одиноки, но ни в ком не нуждаемся!

– Не может быть, чтоб у человека не было друзей. Нельзя жить в безвоздушном пространстве.

– Эта моя подруга, как вы ее называете, как-то проболталась отцу, что у меня свидание с Патроневым, и отец нас застал.

Любопытный штришок.

– И что последовало?

– Какое это имеет значение? Вам-то все равно.

Что ж, нетрудно самому вообразить, какие последствия имела эта история. Вряд ли мужчины лишь мирно побеседовали.

Но золото, подумал я, было для них, очевидно, столь мощной объединяющей силой, что они лишь размахивали шпагами, не решаясь наносить друг другу удары… Странное соперничество из-за девушки… Даже в последний вечер они сидели рядом в одной машине.

– Вот чего можно ждать от так называемых друзей, – добавила Ева.

– Просто рядом с вами не было ни одного порядочного человека. Но это не значит, что их нет.

– А как узнать, кто порядочный, а кто нет?.. На лбу не написано.

– Надо верить людям.

– Вы думаете? Вы-ы? – протянула она. – А сами-то вы кому-нибудь верите? Уж кому, как не вам, знать, какова людская подлость.

Не мне учить морали… В моих устах ее заповеди звучали бы как правила уличного движения.

– Чтобы кончить наш спор, могу вам сказать, что Неда хороший человек. Но в этом вопросе я не могу быть беспристрастным.

Девушка усмехнулась.

– Прикидываетесь добродушным. Но вы же не такой. По вашему лицу видно, что вы злой и недоверчивый… Извините за откровенность.

– Спасибо. Это качества, необходимые человеку моей профессии.

Тут вошла Неда. В руках у нее была буханка хлеба.

– Все в порядке? – спросила она, окидывая нас подозрительным взглядом.

– Конечно. А ты сомневалась?

– Неда, скажи честно, я тебе надоела? – сказала Ева.

– Перестань. Я ходила в «Ялту», надо было встретиться с одним типом, который обещал мне вернуть долг, а он не пришел. Но на обратном пути я все-таки успела купить хлеба. Брынза у нас есть, масло тоже, и еще мармелад из шиповника…

– Что же ты мне не сказала, чтобы я чего-нибудь купил?

– Сам бы мог догадаться…

Я вскочил, но Неда повисла у меня на локте.

– Куда ты собрался? Все закрыто. Есть у меня и перец маринованный, острый-преострый!

Обсудив новость об исчезнувших деньгах, мы погрузились в молчание. Но, разделяя с девушками скудный ужин, я все больше чувствовал, что напрасно теряю время. События ускоряют ход, а я отстаю.

– Десерт возьму с собой, – сказал я, намазывая горбушку мармеладом из шиповника. – Полковник ждет меня к девяти.

Надевая плащ, я весь подобрался, готовясь к поединку с пронизывающим холодом. Неда молча жевала.

– Это вы из-за меня уходите, – сказала Ева. – Я прекрасно знаю, что мешаю вам.

– Что ты! – сказала Неда. – Он идет играть с начальником в шахматы. Решил проиграть ему партию-другую, чтоб задобрить его, поскольку под конец ему что-то не везет в охоте на людей. Хорошо, что ты тут, Ева, а то бы меня зло брало, что он бросает меня ради какого-то железного полковника.

Я с удовольствием отметил, что Неда начинает играть в мою игру. А дочь Борисова ухватилась за свои угрызения совести, как утопающий за соломинку…

Войдя в телефонную будку возле трамвайной остановки, я зажег спичку и набрал номер Троянского.

– У меня кой-какие новости, могу зайти, если это удобно.

– У нас гости, – сказал полковник, – но они скоро уходят. Жду тебя через полчаса. Расставляю фигуры!..

Вот это да. Троянский не постеснялся прогнать гостей ради шахматной партии. Или ради новостей, которые я обещал ему сообщить? Нет, конечно же, ради шахмат!

Через полчаса мы с полковником сидели над доской. У нас была привычка сыграть партию, а уже потом перейти к увлекательнейшему диалогу. Мне выпало играть черными, я проявлял удивительную безынициативность. Какие тут тонкости дебютов, когда голова моя занята мыслями о деньгах Борисова, о том, где они лежат – под половицей или за шкафом… Я поспешил проделать рокировку, прятал свои фигуры от вошедшего в азарт Троянского. Отощавшая сберкнижка тоже исчезла… Мы играли уже полчаса, партия близилась к ничьей, когда пешка полковника стала угрожать моему коню и офицеру одновременно. Я потерял фигуру и ринулся в отчаянную атаку. Полковник сопел от волнения, обуреваемый то уверенностью в победе, то мрачными предчувствиями. У меня уже не осталось фигур для настоящей борьбы. Троянский одержал победу, не сомневаясь, что это исключительно его заслуга. Талант подчиненного заключается в умении незаметно проиграть начальнику.

Я рассказал полковнику о дополнениях, которые Зорница внесла в свою биографию, о давнем ее знакомстве с Патроневым, даже о взглядах на парикмахерское искусство. Сообщил ему и главную новость: за два дня до смерти Борисов взял из сберкассы целое состояние, и восемь с половиной тысяч лежат где-то в укромном месте.

– А тебе не кажется, что пора строить новую версию дела?

– Кажется, – согласился я. – Кажется даже, что поезд тронулся, а я опаздываю…

– Ценное признание… Ведь ты считал, что следствие закончено?

– Это было минутное заблуждение. Я решил продолжать следствие. Посмотреть с другой точки зрения на мастерицу сувениров. Проявить опять свою профессиональную подозрительность.

– Точнее?

– Думаю проехаться в Южную Болгарию.

– Чего ты там не видел?

– Попытаюсь восстановить картину конкурса парикмахеров. Если позволите.

Полковник начал убирать шахматы. С шумом сбросил их в коробку, захлопнув ее перед самым моим носом, и положил на полку книжного шкафа.

– Благословляю, – сказал он.

– Я думал, вы дадите мне возможность отыграться, – заметил я.

– Еще чего! Я честно выиграл партию и буду спать крепким сном победителя.

ГЛАВА XXI

Итак, я рассматривал в лупу гражданку Зорницу Стойнову, сыгравшую некоторым образом немаловажную роль в судьбе Ангела Борисова. До сих пор участие Зорницы в событиях казалось легкой интермедией, придающей трагедии оттенок фарса. Что-то вроде клоунады исполняла до этого момента Зорница – красивая энергичная женщина, командовавшая целой армией кукол. Кукловод, который смотрит на действительность как на кукольный театр, – его можно разукрасить как угодно и заставить кукол исполнять все, что заблагорассудится. Весьма немалое участие приняла она в событиях, перевернувших жизнь нескольких людей. И пока они маются от жалких переживаний, она сидит себе, положив ногу на ногу, попивает кофе из японской чашки и взирает на этот паноптикум, наблюдая конвульсии двух мужчин – Борисова и Патронева и маленькой, ничтожной дочери Борисова, которая извивается, как червяк, под ее леденящим взглядом… Сильный человек может быть одинок. Посещая кукольный дом, я прислушивался, пытаясь уловить хоть какие-то признаки присутствия рядом с Зорницей других людей, но ничего не почуял. Что бы вокруг ни происходило, она жила среди своих кукол, красивая и всегда одинаковая, как эти куклы, – постоянная величина, нечто вроде контрольного метра. Только однажды она взволновалась – когда рассказывала об угрозах Патронева. Выпила даже валерьянки, но мне уже казалось, что и тогда она разыгрывала очередную сцену, чтобы придать представлению нужное звучание и не дать ему отклониться от своего первоначального замысла…

Итак, я дал волю своей подозрительности и теперь был готов взвалить на хрупкие плечи прекрасной мастерицы сувениров всевозможные грехи.

С такими мыслями, достаточно тяжелыми, чтобы заменить чемодан, я трясся в поезде, бежавшем к Ста-ра-3агоре.

У окошка администратора никого не было. Проникавшее сквозь широкие окна солнце полосами прорезало полумрак. Хозяйка гостиничных ключей – полная девушка – сидела за своим столом. Она радостно сообщила мне, что свободных мест нет и не будет. Почему бы, подумалось мне, не приучить этих девушек, чтобы, отказывая, они выражали сожаление, хотя бы лицемерное?..

Я показал ей свое удостоверение, заверив, что меня интересует совсем другое. Она сразу же стала любезной (то-то же, моя милая), однако заявила, что позволит мне просмотреть книгу записей гостиницы и регистрационные карточки только с разрешения директора. А директор явится не раньше чем через час.

– Если вашего начальника через пятнадцать минут не будет на месте, пусть пеняет на себя! – резко сказал я и начал размахивать документами, требовать, доказывать – в основном самому себе, – какая я важная персона.

Я добился одного – девушка испугалась, на что я и рассчитывал, потому что директора гостиницы мне испугать не удалось бы.

Девушка скрылась за перегородкой, и ее телефонный звонок, вероятно, прервал сладкий послеобеденный сон директора. Буквально через пять минут в гостиницу вошел мужчина лет сорока с красным лоснящимся лицом любителя свинины и красного вина. Несмотря на холод на улице, он был в одном пиджаке и рубашке с расстегнутым воротом. По-видимому, руки у него все-таки замерзли, поскольку он держал их в карманах брюк в течение всего короткого и никому не нужного разговора. Он отругал девушку за то, что она не допустила меня к сверхсекретной документации гостиницы.