Поиск-81: Приключения. Фантастика - Алексей Домнин

Рысин держался в приличном отдалении.

Было совсем светло, ночи стояли белые, опять же как в Петербурге. Пиджак Якубова зеленым пятном маячил впереди. Впрочем, Рысин привык уже к самому очерку его фигуры, к его походке, манере размахивать при ходьбе рукой и легко находил взглядом привычный силуэт даже днем, в толпе. Сейчас это и вовсе нетрудно было сделать. Улицы к вечеру опустели. Редкие прохожие старались не смотреть друг на друга, шли торопливо — последнее время при явственном попустительстве комендатуры и милиции в городе действовало несколько банд.

Кое-где в домах уже зажгли лампы. В белесых сумерках они освещали плоскости окон не полностью, теплились желтыми кружками, и потому не было ощущения покоя и уюта за этими окнами, как в осенние или зимние вечера, когда они светятся в темноте ясными, четко очерченными прямоугольниками.

Одинокий пароход протрубил на Каме.

Они пересекли Покровку, дошли до здания Кирилло-Мефодиевского училища. Здесь Якубов свернул налево.

«Домой», — с некоторым разочарованием подумал Рысин.

Он следил за Якубовым уже второй день. Причем делал это на свой страх и риск, поскольку Тышкевич к предложению арестовать Якубова или хотя бы произвести у него обыск отнесся с ничем не оправданным возмущением. Конечно, оснований для подобных действий у Рысина было маловато. То есть вообще никаких оснований не было — одни подозрения. Но, с другой стороны, Тышкевича юридические тонкости совершенно не волновали, и принцип древних римлян, согласно которому даже гибель мира не должна препятствовать торжеству юстиции, никак не фигурировал в жизненной программе коменданта Слудского района.

Нет, по каким-то не известным Рысину причинам Тышкевич не хотел трогать именно Якубова.

Правда, комендант пребывал последние дни в самом отвратительном расположении духа. Делами почти не занимался и, запершись в кабинете, пил шампанское с машинисткой Ниночкой. Потом Ниночка садилась к своему «ремингтону» и дрожащими пальцами начинала отстукивать какие-то инструкции, которые Тышкевич диктовал ей громовым голосом. Вскоре обнаруживалась ошибка, Ниночка с готовностью пускалась в слезы, после чего они вновь запирались в кабинете… И Рысин думал: может быть, не стоит искать в отказе Тышкевича особых причин? Может быть, отказ этот попросту вызван дурным настроением коменданта и все усиливающимся раздражением, которое тот испытывал к своему помощнику по уголовным делам?

Когда за Якубовым закрылась калитка, Рысин прошел в конец квартала и сел на лавочку у чьих-то ворот, решив для очистки совести подождать минут двадцать — вдруг еще выйдет. Через двадцать минут он продлил себе срок до одиннадцати. В одиннадцать — до половины двенадцатого. В двадцать пять минут двенадцатого Якубов опять появился на улице. Спрятавшись за углом, Рысин пропустил его вперед, и все началось сначала. По Сибирской дошли до Благородного собрания, свернули на Вознесенскую и добрались почти до самого тюремного сада. Здесь Якубов взошел на крыльцо деревянного, оштукатуренного под камень особняка с мезонином. Островерхий мезонин напомнил Рысину часы с кукушкой. Вот-вот, казалось, распахнутся ставеньки и высунет головку железная птица, подобная той, что на стене его собственной комнаты отмечала механическим криком ход времени, распорядок трапез, неумолимый срок отхода ко сну.

Неспешная прогулка по вечернему городу успокоила. Исчезло ощущение охоты, погони, слежки. Были улицы в белой окантовке тополиного пуха, светлое небо, тишина. Странно, когда три года назад Рысин выслеживал нарушившего супружеский обет адвоката Лончковского, он испытывал несравненно большее напряжение. Тогда он был один, а теперь за ним стояла власть. Это была ущербная власть, уходящая, но все же она существовала пока, и из этого следовало извлечь все возможные выгоды. Сейчас она давала ему чувство покоя и защиты. Он знал, что за это чувство в самом скором времени придется расплачиваться, но думал об этом спокойно, не так, как два дня назад, когда ехал на велосипеде с дневником Свечникова за пазухой.

На двери виднелась вертушка звонка с надписью «просим крутить», а рядом бронзовая табличка: «Д-р А. В. Федоров, внутренние болезни». Рысин насторожился: опять этот Федоров! Было очевидно, что в такое время Якубова привело сюда отнюдь не расстройство внутренних органов.

Оглядевшись, Рысин перемахнул через невысокую ограду палисадничка, скользнул в заросли сирени под окнами.

Угловое окно было раскрыто. Возле него опиралась спиной об окончину та барышня, которая сидела с Якубовым у Миллера. Самого Якубова видно не было. Речь его, глухая и медлительная, долетала из глубины комнаты отдельными словами, и Рысин, как ни напрягал слух, не мог уловить смысл разговора.

Наконец Якубов шагнул вперед, к окну. На мгновение тень его выросла до потолка — лампа горела настольная, — потом сжалась, пропала, и Рысин разобрал одну фразу:

— Алексей Васильевич спит уже?

— Папа до сих пор не возвращался, — чистый голосок барышни слышен был отчетливо. — Ума не приложу, куда он мог подеваться!

На плечах ее лежал шерстяной платок с двойной белой каймою. Рысин всегда безотчетно жалел женщин, когда они кутались в платок либо шаль. Веяло от этой позы беззащитностью и домашней тревогой — болезнью ребенка, поздним возвращением мужа, вечерним женским одиночеством. Жена знала за ним такую слабость и пользовалась ею не без успеха.

Темнел дом, палисадничек. Пасмурные звезды выступали в небе.

Якубов спросил о чем-то.

— Это за ним не водится, — ответила барышня.

Чуть слышно скрипнула ограда, какой-то человек спрыгнул на землю в двух шагах от Рысина и, не замечая его, метнулся к углу дома. Его голова просквозила на фоне освещенного окна — оно уже прямоугольником горело в сумерках, — и Рысин успел разглядеть студенческую фуражку, очки, полоску усов.

Он затаил дыхание.

Человек стоял не шевелясь. Со стороны улицы его теперь прикрывали деревья. На темной жести водосточной трубы смутно белела кисть руки.

«Мы должны были встретиться, — думал Рысин. — Я чувствовал, что мы встретимся…»

Якубов вернулся к окну, сорвал с ветки листок сирени и задумчиво помял его губами. Спросил, не вынимая листика изо рта:

— Когда едете?

«Если он следил за Якубовым, то заметил бы и меня. Или я бы его заметил. Значит, он пришел сюда не за Якубовым. Он пришел к Федорову или его дочери. Следовательно, ему известно что-то такое, чего я не знаю… По приметам точно он!»

— Еще не решили, — сказала барышня. — Смотря по обстоятельствам.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});