Поиск-81: Приключения. Фантастика - Алексей Домнин

— Еще одна частность, — Рысин говорил весомо, наслаждаясь неумолимой логикой собственных построений. — Зачем понадобилось ему вводить вас в заблуждение? Осколки на полу должны были показать, что коллекцию похитил человек более или менее случайный. Посторонний, одним словом. Следовательно, мы можем выдвинуть две версии. Либо Свечников вовсе не собирался писать вам — тогда ваше предположение ложно в самой своей основе, либо с ним был еще кто-то. Причем сообщник предвидел несколько иной ход событий, нежели тот, что был намечен Свечниковым. Тому подобная маскировка была совершенно не нужна… Вы следите за моими рассуждениями?

Желоховцев кивнул:

— Знаете, мне кажется, что Сережа все равно вернул бы мне коллекцию. Каково бы ни было мое окончательное решение!

— Тем более… Может быть, ваши первоначальные подозрения имеют под собой какую-то почву?

— Нет, это не Трофимов. Я привык верить его честному слову.

— Вот как? Значит, вы виделись?

— Он оставил мне записку.

— Тогда остается один человек…

— Вы имеете в виду Якубова? — догадался Желоховцев. — Но тогда мы должны предположить…

— Продолжайте, — поощрил его Рысин. — Вы на правильном пути.

— …что это он убил Сережу, — шепотом докончил Желоховцев.

16

Прямо против музея на полквартала тянулся забор, сверху донизу обклеенный афишами. Афиши пожелтели, сморщились, обросли бахромой.

Укрывшись за портьерой, Костя смотрел на улицу.

Сутулый человек вышел из-за угла и сразу четко обрисовался на фоне афиш и плакатов. Это напомнило Косте иллюстрацию к чеховской «Каштанке». Была у него в детстве книжка с такой иллюстрацией: человек, сутулясь, идет вдоль афишной стенки.

Потом он понял, что это Желоховцев идет, и перебрался к другому окну, из которого видно было крыльцо.

Желоховцев два раза позвонил у входа, но Костя открывать не стал. В конце концов, он напоролся на засаду именно у дома Григория Анемподистовича. Вдруг это не случайность?

Прижавшись щекой к стеклу, Костя увидел, что Желоховцев пишет что-то в записной книжке, положив ее на колено: одна нога на земле, другая — на ступеньке крыльца. Написав, вырвал листок и шагнул к двери.

«Записку подсовывает, — догадался Костя. — Может, открыть?»

Но не открыл все-таки, остерегся.

Выждал, пока Желоховцев скроется за поворотом, потом спустился вниз и достал листок:

«Милая Лера! Если Вы знаете, где находится К., передайте ему, что я не сказал о нем ничего лишнего. Случай у моего дома — полнейшая для меня неожиданность. Я не хотел бы выглядеть подлецом в его глазах. Извините, коли совершаю бестактность, обращаясь по этому поводу к Вам, но другого пути не знаю. Моя наставница передает Вам пожелания всех благ. Ваш Г. А. Желоховцев».

Костя спрятал записку и пожалел о своей осторожности. Теперь не оставалось никаких сомнений: выдал его, конечно же, Якубов. В противном случае засада стояла бы и у музея.

Костя опять поднялся наверх, помедлил перед чугунным Геркулесом, разрушающим пещеру ветров. Рядом висели на стене фотографии Мотовилихинского пушечного завода — корпуса, машины, пушка в профиль, пушка в фас. Черный круг орудийного дула чуть сплюснут, как земля у полюсов, из-за наклона хобота, а вокруг смеются молодые инженеры, и какой-то бородач прижимает к груди снаряд — нежно, будто младенца. Где-то теперь эта пушка? Куда стреляет — на восток или на запад? Андрей говорил, что белые так и не сумели наладить на заводе порядочное производство. Одни цеха стоят, в других ведутся ремонтные работы, в третьих делают всякую фурнитуру — шомпола, казацкие пики.

Икра австралийской жабы плавала в спирту — дурацкие, серые, вечные катышки.

«Природа», — усмехнулся Костя.

С природой было все в порядке — никого она сейчас не интересовала.

В следующей комнате светлели на стенах прямоугольники от снятых картин, и Костя подумал о Федорове: «Неужели не придет?»

17

Лера узнала его сразу. И сразу испытала радостное чувство облегчения: узнала! Она так долго и старательно пыталась восстановить в памяти это лицо, что оно ушло, стерлось. Она не смогла бы, наверное, даже описать его. Лишь отдельные черты помнились, и было ощущение этого лица. Потому она себя успокаивала: увижу — вспомню.

Он расположился за тем самым столиком справа от эстрады, за которым когда-то, в незапамятные времена, она просидела с Костей целых два вечера. Перед ним стояла высокая бутылка с серебряной головкой и желто-розовым ярлыком — шампанское «Редерер». На этот раз он был в штатском. Лера это тоже сразу отметила, и опять, как тогда, в музее, шевельнулось другое воспоминание, совсем давнее: где-то она его видела!

— Вон тот, темноволосый, — Лера глазами указала на него Андрею. — Правее смотрите… В зеленом пиджаке… Это он!

— Кто? — не понял Андрей.

— Подпоручик, что экспонаты мои увез.

Оркестр заиграл вальс «Невозвратное время».

— Не волнуйтесь, — сказал Андрей. — Я дам знать, чтобы его проводили до дому. Завтра мне сообщат его данные.

Лера уже знала: для этого и стоят перед входом в ресторан цветочница и парень, торгующий папиросами «Аспер». Накануне они установили адреса троих подозрительных одиночек, из которых двое наверняка связаны с Калугиным. Один вместе с ним спустился из номеров, а с другим капитан полчаса просидел за отдельным столиком в углу.

Желтым светом горели электрические люстры, отражаясь в бокалах, подносах, пенсне, в фиолетовой фольге на кадках с пальмами. Шторы на окнах были задернуты, хотя на улице еще совсем светло — июнь, и от этого особенно острым было ощущение мгновенного уюта, отъединенности, призрачного равенства всех сидящих сейчас в этом зале посреди разоренного войной, пустеющего, несуразного города. Ровный гул голосов висел над залом. Гул этот был серьезен, значителен. Он был совсем иным в те вечера, когда они сидели здесь с Костей. Лере показалось вдруг, что все сидящие в зале люди хорошо знакомы между собой и не просто собрались провести вечер в ресторане, а выполняют какое-то важное дело.

Вскоре из боковой двери, которая вела наверх, в номера, появился Калугин — Андрей показал его Лере вчера вечером. Он был не один. Рядом шла молодая женщина в короткой синей юбке, такого же цвета жакетке и в маленькой круглой шапочке, похожей на каскетку. Шапочка была приколота к прическе длинной шпилькой с изображением попугая на конце.

— Да это же Лизочек! — шепнула Лера.

— Вы знаете эту даму? — спросил Андрей.

— Еще бы мне ее не знать! Мы вместе учились в гимназии. Это Лиза, дочь доктора Федорова. У нее было прозвище такое — Лизочек!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});