Шестое чувство - Сергей Михайлов

-- Сведения об этом человеке имеются в местном отделении милиции, -- сказал я. -- Им известно и его полное имя, и его место жительства. -- Я заметил, как он нахмурился. -- Кроме того, и Козлятин, и Мокроносов наверняка знают этого алхимика... Послушайте, майор, перестаньте, в конце концов, играть со мной в кошки-мышки! -- не выдержал я. -- Создается такое впечатление, что вы любыми путями пытаетесь увильнуть от расследования, ищете хоть какую-нибудь зацепку, чтобы не дать делу дальнейшего хода. Что, опять, скажете, сроки поджимают? Некогда, да и неохота, возиться в этом дерьме? А невинного человека сажать -- на это у вас и время, и охота есть? Ведь в ваши руки судьбы людей вверяют, а вы... Эх, вы!..

Мои слова все-таки возымели действие. Я видел, как он смутился. А это уже, согласитесь, кое-что. Несколько минут он молча ходил по кабинету, насупив брови и боясь встретиться со мной взглядом. Наконец он остановился как раз напротив меня.

-- Хорошо, Николай Николаевич, -- сказал следователь Пронин, и я впервые услышал в его голосе человеческие нотки, -- я доведу это дело до конца. Обещаю вам. Позвоните в понедельник, я сообщу вам результаты расследования. В неофициальном порядке, конечно, сами понимаете...

Мне ничего не оставалось, как поверить румяному майору. Кто знает, может, хорошее в нем возобладает и перетянет, наконец, плохое.

Увы, моим надеждам не суждено было сбыться. В понедельник, опять-таки после работы, я решил лично повидать майора Пронина, предпочитая беседу с глазу на глаз телефонным разговорам. Но дежуривший у входа милиционер не пустил меня наверх, заявив, что следователь Пронин отсутствует и будет отсутствовать до конца недели. Что мне еще оставалось делать, кроме как положиться на свой безотказный "детектор лжи"? Я прозондировал мозг дежурного и выявил лживость его сообщения: майор Пронин в это самое время сидел у себя в кабинете и меня -- лично меня! -- велел к себе не пускать ни под каким видом. Что ж, придется идти на хитрости. Я пересек узкую улочку, остановился в тени какого-то подъезда и приготовился к длительному ожиданию. Должен же он когда-нибудь выйти оттуда! Ждать мне пришлось около часа. Наверное, он заметил меня еще раньше, из какого-нибудь окна, или дежурный сообщил ему, что "тот самый тип" караулит напротив, -- словом, не успел майор выйти, как сразу же юркнул в стоявшую у подъезда "волгу" и тут же умчался, дав полный газ. А я, несолоно хлебавши, вышел на середину безлюдной улочки и вдруг почувствовал приступ неудержимого веселья. Ведь кому сказать, что следователь по особо опасным делам избегает меня, словно муха хищника-паука, -- поднимут же на смех!

Майора я поймал только через два дня. То ли он ослабил бдительность, то ли понадеялся на судьбу, но только в среду я столкнулся с ним нос к носу при входе в его контору. Он понял, что влип, и не стал разыгрывать комедию.

-- Идемте, -- бросил он на ходу и быстрым шагом направился к себе. Пока мы шли, я проник в его сознание и как следует поворошил там. К концу нашего недолгого пути я уже знал все.

Войдя в кабинет, он резко повернулся и, с неприязнью глядя мне в глаза, выпалил:

-- Послушайте, гражданин Нерусский, в вашей самодеятельности нет теперь никакого смысла. Дело закрыто и передано в суд, Козлятин к убийству Паукова оказался непричастен, в то время как вина Мокроносова полностью доказана. Более того, Мокроносов сознался.

-- Сознался?!

-- По крайней мере, он не отрицает такой возможности. Мокроносов подтвердил, что в том состоянии, в котором он тогда находился, им вполне мог быть нанесен удар бутылкой.

-- Так мог или был нанесен? -- ухватился я за соломинку.

-- Мог или был нанесен -- какая разница? Главное -- есть вещественное доказательство: отпечатки пальцев убийцы на бутылке из-под водки, которой был убит Пауков.

Да, ловко плел паутину этот проходимец. Но сегодня я намеревался дать ему бой по всему фронту, перейти в решительное наступление, прижать его в угол и разбить наголову. У меня перед ним было два огромных преимущества: первое -- я знал о нем гораздо больше, чем он думал, и второе -- в глубине души он все-таки считал меня шарлатаном, а я таковым не являлся.

Одно из главных условий победы -- брать быка за рога, пока он еще тепленький. Что я и не замедлил сделать. Изобразив на лице сатанинскую (как мне казалось) ухмылку, я нагло расселся в его кресле и не спеша, так, как будто бы между прочим, спросил:

-- А что, Сергей Тимофеевич, родной дядя Козлятина действительно занимает очень ответственный пост в одном крупном союзном министерстве, или я его с кем-то спутал? Не слышу?

Кровь отхлынула от его лица, а глаза его потемнели. Если его сейчас не хватит удар, решил я, то это будет просто чудом. Значит, я попал в самую точку.

-- А вот какой мне сон вчера приснился, -- продолжал я. -- Будто бы вызывает вас к себе ваш шеф и говорит: "Что же это вы, батенька, поклеп на честного человека возводите, а? Поторопились вы с Козлятиным, видит Бог, поторопились. Чист он перед законом". И тут он вам на ушко шепчет, что-де Козлятин-то не простой смертный, а единственный племянник весьма и весьма ответственного товарища Икс из одного очень солидного министерства, и что преступником он быть никак не может, ибо болен он, и болезнь эта нуждается в срочном и немедленном лечении. Не помните, Сергей Тимофеевич, в какой именно санаторий отправили невинного Козлятина? В Ялту? В Пицунду? Или, может быть, в Ниццу? А то, знаете, сон какой-то нечеткий, самое важное-то и не высветилось. Что с вами, Сергей Тимофеевич, вы прямо весь как-то осунулись, позеленели? Вам дурно?

Майора Пронина шатало. Мой "сон" ему пришелся явно не по вкусу. Однако у меня не было жалости к этому скользкому типу -- мне хотелось его уничтожить. Но он, оказывается, еще способен был кусаться.

-- Все это вас, гражданин Нерусский, -- глухо произнес он, -никоим образом не касается. Да, Козлятин признан больным и отправлен на лечение в Крым. В этом нет ничего противозаконного. А что касается родственных связей вышеозначенного Козлятина, то о мифическом "дяде" из министерства впервые я услышал именно от вас и именно сейчас, сию минуту. По поводу же методов ведения следствия я с вами, как в человеком посторонним, вообще говорить не желаю.

Я видел, что формально он прав, и что-либо изменить в создавшейся ситуации я, пожалуй, был не в силах, но как следует проучить его я был просто обязан.

-- Нет, Сергей Тимофеевич, о методах ведения следствия вам все же придется со мной поговорить, потому как методы, вами применяемые, являются преступными, я же, как гражданин и советский человек, мимо преступления проходить не имею права. Вспомните, пожалуйста, дело аферистки Крутой. Вспомнили? Отлично! А теперь скажите, какая сумма находилась в конверте, который вам передал незнакомый мужчина у входа в метро "Таганская-кольцевая" 17 апреля сего года? Не помните? Хорошо, подскажу: триста пятьдесят рэ. Так, далее. Третьего мая, прямо в кабинете, сидя в этом самом кресле, вы приняли от гражданки Вислоуховой конверт на сумму пятьсот тридцать рэ... Продолжать?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});