Под сенью проклятия - Екатерина Фёдорова

Птица вспорхнула, ушла в вышину. Поймала на белое оперенье закатное зарево, словно в кровь окунулась. Ведьма подкинула одну из лучинок, подставила под неё ладонь с распяленными пальцами — та застыла в воздухе, подрагивая. Потом баба в черном вскинула голову, едва заметно повела пальцами. Лучинка исчезла, а через мгновенье горлица курлыкнула и упала вниз. Точнехонько в круг на площади.

Кое-кто, как и я, ахнули, но большая часть толпы молчала. Арания глядела со скукой, словно такие чудеса были ей не в новинку. Лишь Морислана смотрела на ведьму, не отрываясь. На бедную горлицу госпожа матушка не глянула.

На следующий заход прислужник выпустил уже трех голубей, потом шесть. Ведьма метала каждый раз по нескольку лучинок — три, шесть.

— А теперь новенькое. — Хрипло объявила баба в черном, когда десять птиц улеглись на круг.

Перешептывания, какие были, враз смолкли. Белогубое и белобровое лицо, словно выточенное изо льда, озарилось улыбкой. Страшной такой, с натугой. Вроде как лед на реке треснул.

Давешний прислужник ушел, на смену ему в круг ступил другой. В небо выпустили ворона. Он хлопнул черными крыльями, метнулся вбок.

Ведьма выцелила его белым пальцем, странно так сказала:

— Хлоп!

И черный комок упал с неба. Почему-то по наклонной, на самый край круга. Разлетелись перья, пахнуло горячей волной смрада — словно что-то стухло.

— Прощенья просим, госпожа Ерислана. — Неспешно сказала ведьма.

И я увидела, что плюхнулся-то ворон у самых ног крупной бабы в платье цвета смолы и пламени. Т а стояла, окаменев — глаза прищурены, губы чегой-то дергаются.

— Ежели ворон вам платье подпортил, пришлите его к нам в Ведьмастерий, мы все поправим. — Все так же неспешно предложила ведьма. — Платье, конечно, не ворона — того уж не воротишь. Сами понимаете, волшебство новое, необъезженное. Бывает, чего уж там.

— Я понимаю. — Через силу выдавила Ерислана. Она тоже вроде как простыла, голос хрипел. — Ничего, у меня другие платья есть.

Ведьма зарастила трещину-улыбку на своем лице, скрипнула:

— Честь и хвала верчу Медведе, что держит жену в довольстве. Прощевайте, люди положские. Теперь уж только на Свадьбосев увидимся.

— Прощевай, госпожа ведьма! Бывай поздорову! — Хором отозвался круг.

И расступился, пропуская страшную высокую бабу в черном. Вслед за ней развернулся король, тоже собираясь уходить. Несколько голосов закричали здравницу королевской семье.

Морислана схватила одной рукой меня, другой — Аранию, и потащила нас из толпы. Ко дворцу верча Яруни.

Глава седьмая. За пиром похмелье

В тереме госпожа матушка отослала Аранию отдыхать, а мне взмахом руки приказала следовать за ней. Я и пошла.

Пока нас не было, в покоях навощили полы. Пахло медом, подошвы липли к полу, доски поскрипывали. Алюня спешно зажигала в горницах свечи — солнце уже закатилось за окоём, сгущалась темень. Морислана, поджав губы, выждала, пока прислужница не покончит со свечами. Наконец девка выскочила за дверь — и Морислана тут же спросила:

— Что было на пиру?

Я пересказала, не забыв упомянуть про помощь господина Дюжаты. Добавила:

— А опоить ихнего наследника просто. Я уж присмотрелась.

Ложки дырчатые, навроде вил, у всех гладкие, из олова — а у Согерда с мамашей золотые. И каждый штырь завитком идет. Можно намазать приворотное по завитухам, на золоте зелье незаметно. Одно плохо, много не намажешь, так что меру приворотного придется давать не сразу, а в несколько разов. Потом.

— А потом, — перебила меня Морислана. — Надо завести его в храм Киримети прежде, чем Ерислана заметит случившееся. В этом главная трудность. Я поняла. Что ж. Верч Медведа из тутешей, и Согерд по отцу верует в Кириметь. А великая богиня-кормилица разрешает супругам порушить семью, только если этого желает жена. Это в тутешской вере мне нравиться больше всего.

Она выпрямилась, поморщилась, потерла правый бок.

— Ещё нужно найти человека, который намажет вилцы наследника приворотным зельем. Ну а прочее по ходу дела. Неплохо. Весьма неплохо. Ступай.

Морислана махнула рукой, высылая меня из горницы. Но я не пошевелилась.

— Перед пиром вы обещали назвать имя моего отца, если все пройдет хорошо.

Морислана опять сморщилась, да так, что на лбу появилась непривычная для неё морщина.

— Быстро просишь. Пока что вся твоя служба — нарядилась госпожой да посидела за господским столом.

— Я туда не рвалась. — Напомнила я. Без угрозы, но и без угодства.

— А вы обещали, что скажете имя.

— В обмен на преданность. — Госпожа матушка качнула головой. — Но не в обмен на сиденье на пиру.

Я замерла. А ведь и правда, ясного уговора про имя отца у нас с ней не было, одни намеки.

— В следующий раз никуда не пойду. — Пригрозила я ей. — Коль у тебя, госпожа Морислана, все слово в слово, то и у меня все слово в слово будет. Ты меня как травницу нанимала, а не по пирам расхаживать потешной девкой, косые взгляды ловить. Вот и не жди от меня больше снисхождения, об Арании заботы.

Она вдруг глянула — и с жалостью, и рот брезгливо перекосив. Потом разгладила лицо, глянула вбок, в пустоту светлицы.

— Ладно-ладно. Варята, вот как звали твоего отца. Господин Варята, сын Калиня. Когда-то ему принадлежал земельный надел в Новинском верчестве, потом он погиб на границе. Калинь, его отец, сложил голову там же, мать умерла задолго до этого. Больше в их семье никого не было, так уж получилось. И больше я ничего не скажу. И говорить об этом снова не желаю. Поняла?

— Спасибочки, госпожа Морислана. — Со всем моим вежеством поблагодарила я.

Госпожа матушка ответить не соизволила, услав меня прочь резким взмахом руки.

Алюня, видать, успела пробежаться и через мою светелку, потому что на этот раз меня внутри ждала зажженная свеча. Я переоделась в простую сорочицу, привезенную из деревни. Укрыла печку своей зимней шалью, и бережно разложила по холстине зеленый наряд. Погладила ластящийся к руке шелк. Хорошо бы Морислана не потребовала его назад. Вот приеду домой, да одену эту красоту, а потом выйду на праздник — то-то люди подивятся! Такого в Шатроке ни у кого нет, даже у Малки, дочери Арфена-мельника.

А если ведьмы снимут проклятье, с таким платьем и другим лицом быть мне на селе красавицей. Может, даже первой. Я улыбнулась и ещё раз погладила ткань.

Мыслей у меня в этот раз было много, так что уснуть скоро не удалось. Сначала я ворочалась и думала об отце, несчастном погибшем Варяте, которого никогда не видела. Каким он был? И как погиб? Успел ли увидать меня перед смертью, или скончался прежде, чем я родилась? Раз Морислана не хотела об этом говорить, придется разузнать все самой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});