Диармайд. Зимняя сказка - Далия Трускиновская

Общение с женщиной тоже было делом – он занимался любовью активно, радостно, от души и с пользой для здоровья, но – выделив для нее строго определенное место в своем графике и определив объем постельных достижений, превышение которого, количественное или, Аллах упаси, качественное уже могли бы помешать другим делам.

Дара вспомнила подтянутое спортивное тело, безупречность которого проявлялась во всем – мужчина прекрасно плавал, ловко играл в мяч, а когда, выйдя из ванной и явившись в спальню, скидывал с бедер полотенце, впору было зажмуриться – мраморный древнегреческий курос, весь в грамотно вылепленных мышцах, гордый своей бесстрастно-прекрасной наготой, не был так блистательно сексапилен.

В воспоминании ожило то, что однажды ее очень сильно взволновало, – подходя к постели, где она ждала его, он остановился, глядя на нее, и стоял не меньше минуты, так что она забеспокоилась, заволновалась о судьбе этой ночи, и внезапная неуверенность в грядущей близости вдруг обострила желание до судорог.

Опомнившись, Дара опять взглянула на часы – и поняла, что прошло целых пять минут. Факелы розданы, крестники и крестницы притихли. Сейчас все построятся, чтобы идти к берегу и к дубу. А спиртные полки кончились, за поворотом начались парфюмерно-косметические.

Дара честно пыталась выбить из себя мысли об Йуле. Она добралась до полок с периодикой и взялась за дамские журналы, которые, при всем обилии обнаженной натуры, напомнили ей фригидный город. Неуемное стремление свести все на свете к получению от мужчины обязательного оргазма привело ее в состояние мрачной злобы. Она гораздо лучше этих пошлых теток знала все, связанное с оттенками и качествами оргазма! Но было ли ей от этого сейчас легче? И могло ли это знание вернуть в душу то, без чего Дара была бессильна?

А меж тем лучшая подруга, целительница второго посвящения Брисса, которой на сей раз наверняка доверили быть в ритуалах богиней трех начал, Бриг, покровительницей искусства стихосложения, врачевания и тайных знаний, надела на голову тройной золотой венчик с зелеными камнями и расправила складки белого платья… И спросила ли себя лучшая подруга, безмерно довольная ответственной ролью, куда вдруг подевалась Дара? Почему без всякого объяснения не прибыла на праздник?

А вот кто, обнаружив ее отсутствие, отметил факт своей победы одной-единственной злорадной улыбкой, – так это Фердиад!

Тут Дару и понесла нелегкая на улицу, под снег, на ледяные бугры, меж корявых сугробов, куда-то туда, туда, туда…

Она несколько опомнилась лишь в такси, и то – шофер уже в третий раз спрашивал адрес.

– Пассаж Геккельна.

– Это где?

Она невольно повернулась к нему. Шофер был молод и не знал давнего названия. Пришлось указать улицу и ориентир – старый, еще довоенный кинотеатр, который теперь перестроили и превратили в казино.

Въезжать в пассаж было запрещено – только транспорту с пропусками, а для гостей имелась автостоянка, куда заезжали с другой улицы. Дара сообразила, где заветное окошко, и велела везти себя к автостоянке.

Оттуда оно действительно было видно, только совершенно темное, черное, неживое. Артура не было дома.

– Сюда, что ли? – спросил шофер.

– Да, наверно… – рассеянно ответила Дара, не отрывая взгляда у окна. Сейчас, когда она не ставила целью возродить в себе свои семнадцать лет, ожидание света в окошке было точно таким же, отчаянным, как будто для нее тогда от этого света действительно что-то зависело!

Но тогда она умела присочинить к окошку то, на что теперь ее уже не хватало.

И без всяких зазывов на дым и на ветер она делала то, чего не могла сделать сейчас, – после недолгого ожидания окно вспыхивало, за ним обозначался вдруг силуэт, бывало, створка приоткрывалась – Артур несколько минут курил. Но так хорошо он был виден лишь зимой – а в остальное время то ли мешала, то ли на самом деле помогала черемуха, своими ветвями и листьями создававшая целый мир в том высоком окне.

– Так еще куда-нибудь поедем, что ли? – грубовато спросил шофер.

Дара достала из сумки деньги, превышающие стоимость поездки, положила их на панель и опять повернулась к окну.

– Может, поближе подъехать? – сообразив, что имеет дело с женой, выслеживающей мужа у любовницы, предложил шофер.

– Можно, – позволила Дара, и он, пренебрегая знаком, въехал во двор пассажа.

Несколько минут она, не отрываясь, смотрела на окно – и свет зажегся!

– Спасибо, – сказала Дара шоферу и собралась было выходить.

– Вас ждать?

Очевидно, ему уже приходилось катать ревнивых жен. Дара задумалась – в конце концов, где гарантия, что она не застанет Артура в обществе молоденькой девочки, которой этот неувядаемый трепач с задатками художника сейчас вешает обычную предпостельную лапшу на уши? Она же не видела, физически не могла видеть, один ли он вошел в подъезд.

– Вот окно, третье справа, – Дара показала пальцем, нацелившись так точно, чтобы шофер ничего не перепутал.

– Ну, вижу.

– Как только в нем погаснет свет – езжайте!

И она поспешила к подъезду.

Лестничные клетки в пассаже Геккельна были изуродованы сперва советской властью, понаделавшей в таких великолепных зданиях коммунальных квартир, потом – новыми временами, когда эти квартиры стали скупать, переделывать, перекраивать, но рядом с пышными апартаментами, снабженными стальной дверью с телекамерой, могла торчать облупленная деревянная дверь, пробитая и навешенная еще в пятидесятых, за которой однокомнатное убежище с сомнительными удобствами.

Как раз за такой символической дверью и жил Артур.

Дара поднялась на третий этаж и обнаружила, что звонок не работает. Это было как тогда – тогда в Артуровом хозяйстве много чего не работало! Пришлось стучать.

Он подошел к двери не скоро, спросил «кто?», услышал «я», поскрежетал замком, и Дара засомневалась – кого же он ждал, если даже не уточнил, какое такое «я»?

Но открылась дверь, в прямоугольнике света возник сутуловатый мужской силуэт, чуть качнулся вперед и тут же отступил назад – Артур узнал Дару, хотя на лестнице было темно, и пропустил ее в коридор.

Она прекрасно помнила, что кухня и душ (конура, выгороженная в кухонном углу) – направо, кладовка и туалет – прямо, жилая комната – налево.

И быстро вошла в комнату, и поставила на стул сумку-»ладью», и расстегнула полушубок, и скинула его прямо на пол, но оставила на плечах полосатую шаль. Никаких соперниц не было.

– А у тебя ничего и не изменилось, – заметила она, обводя взглядом книжные полки, узкий шкаф, диван со старым пледом. Но не обернулась – она хотела знать, что за спиной стоит тот, к кому она сейчас примчалась, с молодым лицом, с безумными от предвкушения завтрашней славы прекрасными глазами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});