Европа в окопах (второй роман) - Милош Кратохвил

Берлинский приходской священник Келер

«Нельзя вести войну, имея сентиментальные взгляды. Чем она беспощаднее, тем в действительности гуманнее».

Гинденбург

«Уж я научу своих людей умирать!»

Австрийский генерал Пфланцер-Балтин

12. ВЕРДЕН II

В окопах, которые злокозненными морщинами врезались в поверхность полей и лугов, после артиллерийской подготовки ждут приказа к атаке французы в синих шинелях, рыбаки из Бретани и с Лазурного берега, темнокожие стрелки из Сенегала и Сомали, парни с Монмартра вместе с марокканцами, зуавы вместе с виноградарями из Бордо. Пальцы их правых рук крепко сжимают винтовки с длинными круглыми штыками. Их сердца колотятся, дыхание участилось…

В окопах по другую сторону фронта после артиллерийской подготовки ждут немецкие пехотинцы в серо-зеленых шинелях, стрелки из баварских дивизий, гессенские гвардейцы, вюттенбергские мушкетеры, мужчины с Гарца и из Рейнской области, пруссаки и померанцы, речи которых не понимает никакой иной немец… пальцы их правых рук сжимают винтовки с плоскими штыками, в которых пробито продольное углубление для стока крови, чтобы легче было вытащить тесак, когда он всажен в тело. Их сердца колотятся, дыхание участилось…

Потом раздается команда…

Потом раздается команда…

И с обеих сторон из окопов выскакивают солдаты, бегут навстречу неприятелю — винтовки наперевес, штыки, прорезающие в воздухе дорогу, торчат наискось вперед, на высоте человеческой груди…

Началась атака на верденские укрепления.

Так зародилась одиннадцатимесячная битва вооруженных мужчин, а с ней и одиннадцатимесячная битва стали, взрывчатых веществ, газов, техники, химии, человеческой изобретательности — всего, что может служить убийству и уничтожению, в которых людское мясо — лишь необходимое смазочное масло, облегчающее работу великолепной машины смерти.

Растянувшиеся цепи прусских гренадеров, ковыляя, продвигаются вперед в слякоти окопного предполья, в холодном воздухе с губ солдат поднимаются клочья пара, ноги погружаются в размякшую почву, меж тем как грохот падающих снарядов подхлестывает тела: скорей прочь отсюда, куда угодно, лишь бы подальше, теперь это означает «вперед», перед глазами сплошная мглистая каша из дыма вперемешку с вырванной снарядами землей, в ушах протяжный свист пуль, давно уже пролетевших мимо, он угрожающе вонзается в сознание, до тех пор пока гул близящегося тяжелого снаряда не заглушит все громоподобным взрывом и следующее за ним шепелявое жужжание разлетающихся осколков не оплетет металлическое цинканье пулеметов смертоносной паутиной, в которой запутываются тела бегущих, изгибаясь в гротескных позах, лишаясь конечностей, как дерево листьев в осеннем вихре; ноги, несущие обезглавленное тело, пробегают еще несколько шагов, а рядом машет в воздухе руками человек, неожиданно свалившийся наземь — животом между оторванными ногами. Люди бегут и падают, поднимаются и снова бегут, а иные падают и остаются лежать, неподвижные или с судорожно подергивающимися конечностями, словно насекомые, приколотые к земле булавкой смерти. Потом из их уст вырываются вопли и стоны, просьбы о помощи, столь безгранично слабые и бессильные в сравнении с ревом тяжелых снарядов, треском шрапнели и громовыми разрывами мин.

А те, кому удалось проскользнуть через это смертоносное сито, невольно и с облегчением падают в воронки, вывороченные из земли предшествующими попаданиями крупнокалиберных снарядов. Сломанная при падении на дно нога приковывает бегущего к воронке так же, как сознание временной безопасности, и неважно, что кругом вода и грязь, неважно, что рядом лежит чей-то труп, не мешают ни вонь, ни пороховой чад, который набрался сюда и вызывает кашель и рвоту, ничем оттуда солдата не выманить, пока на краю воронки не появится силуэт револьвера, которым фельдфебель выгоняет всех, кого нашел.

И снова фигуры, пошатываясь, устремляются куда-то вперед, уже не обращая внимания на все усиливающийся вой летящих снарядов и писклявый свист пуль, уши успевают регистрировать лишь непрерывный шелестящий звук, однообразный, бесконечный, как однообразно и бесконечно движение переставляемых ног, и все это слагается в нечто среднее между бегом и борьбой с вязкой глинистой жижей. Где-то рядом, справа, впереди, какие-то фигуры падают, словно складные игрушки, другие как-то странно подскакивают, принимая в прыжке самые невероятные позы, кто-то схватил бегущего за ногу, из его раскрытого рта вырывается рев, рев неслышный, ибо здесь, в грохоте пальбы, все немы, однако нужно освободиться, отпихнуть ногой то, что задерживает бег, что все еще живет, даже не сознавая, что тащит за собой вывалившиеся внутренности… дальше, дальше, таков приказ, таково распоряжение, а теперь это уже инерция, при которой любая цель придает физическому движению хоть какой-то смысл, а то, что имеет смысл, возможно, содержит и какую-то надежду на спасение жизни, которой угрожает все вокруг.

Бетонированные перекрытия казематов под куполами орудийных башен в верденских крепостях сотрясаются от взрывов немецких тяжелых снарядов, дрожат и стены, и земля под ногами, и оружие в руках солдат. Взрывы откалывают куски бетона, летят на поверхность крепостной башни ямками и вмятинами, заваливают рвы землей, грохочут и грохочут — часы, дни, часы, дни, в течение которых медленно, но верно, медленно, но верно очертания крепости неразличимо сливаются с бесформенным рельефом предполья и самую прочную стену неожиданно прорезает бороздка трещины. Поминутно приходится ремонтировать вентиляцию, от собственных выстрелов здесь все больше удушливых газов, а от попаданий противника — удушающей пыли. Постепенно крепость словно бы проваливается и сравнивается с землей. А затем вдруг снаряд, выпущенный из немецкой гаубицы, отыскивает разрушенное место как раз над складом ручных гранат; взрыв не может пробить перекрытие, зато от сотрясения один из ящиков падает на бетонный пол… Мгновенно по цепной реакции одна за другой начинают взрываться гранаты, пока вдруг не грохнет взрывом весь склад, языки пламени вместе с дымом от горящего мазута вырываются через развороченные ворота в прилегающие к складу проходы, где поджигают отдыхавших солдат, превращая их в шипящие факелы. Во всей крепости разом гаснет свет, нижние ходы заливает вода, которая вырвалась из лопнувших резервуаров, а что не удушено огнем и потопом, задыхается в ядовитом пикриновом дыму.

День за днем, неделю за неделей…

Пальба из орудий всех калибров, от полевых пушек с прямой наводкой до тяжелых гаубиц, посылающих снаряды самого крупного калибра по отвесной траектории, дугообразные трассы мин, убийственные веера пулеметного огня, пули из винтовок пехотинцев, каждой из которых достаточно, чтобы убить…

…И все это било, уничтожало, разрывало, разворачивало и убивало людей, произведения их рук и природу верденского края.

Крепости постепенно превращались в пыль, окопы сравнивались с землей, деревни становились руинами, а руины — кучами разбитого кирпича, от бывших лесов оставались только белые обломки расщепленных снарядами стволов, а земля, лишенная кустарников и трав, оголенная до коричневого однообразия, усеянная воронками, обсыпавшими ее, как оспины, стала похожа на лунный пейзаж, оцепенелый, бесцветный, безжизненный, вода на дне воронок и глянцевитая грязь отражали низко нависшие тучи, окоченевшие тела недавно убитых и обглоданные ветрами скелеты торчали из вязкой жижи на полях сражений, полуистлевшая мертвая плоть насыщала воздух сладковатым запахом.

А среди всего этого, точно черви в гнили, копошились, ползли, прятались и вновь приходили в движение люди, одетые во французские и немецкие шинели, служившие для тех, кто их носил, указанием, кого они должны убивать.

Ибо битва за Верден и его крепости не прекращалась недели, месяцы, невзирая на время года и ненастья, невзирая на то, сколько полков и дивизий, полк за полком и дивизия за дивизией еще вступят с обеих сторон на места своего погребения.

Продолжали пыхтеть поезда, и тянулись колонны грузовиков с боеприпасами и снаряжением из французского и немецкого тыла, с заводов и фабрик, чтобы ненасытные пушки, минометы и винтовки ни минуты не оставались без дела, все новые и новые резервы заполняли прорехи, заменяя павших, и смерть продолжала косить по-над землей — артиллерийским огнем, сверху — авиабомбами, огнеметы сжигали тела атакующих, а ядовитые газы разрывали их легкие. Ибо Верден ни в коем случае не должен попасть в руки неприятеля! Ибо Верден необходимо вырвать из рук неприятеля!

Когда волна сражений прокатилась через лес близ Коре, она точно раскаленным железным гребнем прочесала его деревья и мелкую поросль.