Город смерти - Виктор Глумов

— Красивая, зараза, — проговорил Голый и потер голову, на которой никогда не росли волосы.

— И не думай! А вдруг у нее сифак? Смекни, через сколько рук она прошла, — предостерег Рудольф.

— И нах такое счастье? — не унимался Голый. — Глаза мозолит, а выебать нельзя!

— Все бы тебе трахаться. Пойду Диру покажу.

Дом Дира находился, как и подобает дому старосты, в центре поселка. Пока шли, девка тупо таращилась на высоченный частокол. Началась старая деревня — десять домишек основателей. Здесь забор состоял в основном из железобетонных плит.

Из домов вылезли бабы и детвора. Жена Рудольфа аж стирку бросила, уперла руки в бока. Бабы злобно косились на новенькую, дети глядели с любопытством. Выскочил сынок Пархатого, зашлепал по лужам, скатал из грязи шарик и бросил в девку. Она выпучилась, зашипела и показала язык. Пацаненок радостно завизжал и пустился наутек. Рудольф погрозил кулаком — притихла. Интересно, а на плетку она переучится?

Рудольф потоптался у порога и постучал.

— Кто там? — отозвался зычный бас.

— Рудик!

— Входи.

Дир был дома потому, что вчера, когда сено косил, что-то у него в спине щелкнуло и его на один бок перекосило. Когда появился, он приосанился, сел на лавку, положив на колени могучий живот.

— Кто это? Вторую жену берешь?

— Да не, дурочку купил, для работ.

Дир приподнял бровь, поманил девку пальцем. Глянула на Рудольфа, таки признала хозяина, тот приободрил:

— Иди, иди, не бойся.

Остановилась в метре, потупилась. Кряхтя, Дир встал, поднял ее голову за подбородок, оттянул веко, надавил на щеки, она поняла, рот открыла.

— Здоровая, как бык, — заключил он. — Повезло. Одобряю.

Бочком, бочком девка отодвинулась, схватила со стола кусок лепешки и принялась пожирать.

— А сифак у нее есть? — поинтересовался Рудольф.

— Хрен их разберешь. Его сразу не видно. Но если есть, — староста погрозил пальцем, — с тебя спрошу!

— Куда ее?

— Запри в хлев для рабов, пусть осваивается. Как тебя зовут, девочка?

— Шаша. — Девка придурошно улыбнулась.

— Что ты, Саша, умеешь делать?

— Ты умеешь убирать, штирать, любить… хорошо любить. — И снова эта лыба идиотская, и слюни.

— Шлюха, — вздохнул Дир. — Там не только сифак… А прожорливая какая!

— Нет шифак! — завозмущалась девка, тянущаяся к миске.

— Если плохо работать будет, перепродадим, — успокоил Рудольф и повел девку сквозь деревню.

— Ещь хощу, — заныла девка. — Шильно ещь хощу.

Под ногами хлюпала грязь вперемешку с навозом. Стадо свиней с недовольным хрюканьем уступило дорогу людям. Загоготали гуси, вожак вытянул шею и попытался ущипнуть девку за штанину, за что получил пинок. Пришлось девке врезать.

— Нельзя их трогать, никого трогать нельзя, иначе, — он показал кулак, — понятно?

— Да, нильжя трогать. — Она скукожилась, затрясла кудрявой башкой.

Ребятишки, раззадоренные рассказом маленького хулигана, который кидался грязью, увязались следом. Думали, не видит их Рудольф, показывали девке языки, малышня трясла пиписьками. Рудольф резко развернулся и погрозил кулаком — вмиг разбежались. В стайке он заметил Артурчика — своего младшенького.

— Лафадки? — спросила девка, когда проходили мимо конюшни.

— Да, лафадки, — передразнил Рудольф. — Стоять тут! Посмотрим, насколько ты дура.

Девка замерла. Рудольф поставил перед ней два пустых ведра, указал на колодец:

— Лафадок надо напоить. Вот сюда нальешь воду вот оттуда и напоишь. Понятно?

Схватила ведра, заспешила к колодцу. Почесала голову, соображая, как он работает, цепь подергала. Поняла! Прицепила на крючок ведро, закрепила. Бульк! Первое подняла. Бульк — второе. А вот крутить ручку, чтоб цепь наматывать, она не догадалась. Ну, и хрен с ним! Схватила ведра, ломанулась в конюшню. Рудольф не отставал. Правда, куда наливать, она не понимала, тыкала ведро под морды.

— Смотри. — Рудольф вылил воду в желобки.

— Пьют! — умилилась девка и пустила слюну.

Рудольф остался доволен своим приобретением, отвел ее в хлев и запер.

* * *

— Яйца свежие! Господин, свежие яйца, десяток — эс-грамм, только из-под курочки! Нет серебра — отдам за порох! Сторгуемся, господин барон, не проходите мимо!

— Сало свежее, сало соленое! Только что хрюкало! Подходим, пробуем, за погляд денег не берут!

— Цыплята от курей-несушек! Цыплята от курей-несушек!

— Грибы сушеные: для себя — беленькие, для бабы — серенькие, для тещи — бледные, с юга привез!

— Ткани всякие, посмотрите, господин барон, какой отрез, красавице обновку сошьете!

Леон шел впереди, вел на веревке Сандру. Сандра вертела головой, вздрагивала от окриков. Вадим с Ходоком топали следом. Ходок лыбился. Вадим старался сохранить вид независимый и презрительный. Яйца, сало, цыплята и ткани Леона не заинтересовали, грибы — тем более. Он, не останавливаясь, миновал прилавки со свежей зеленью, с овощами, телеги, с которых бородатые мужики вели оптовую торговлю, охраняемые лавочки с оружием, украшениями и прочими «довоенными» редкостями. Над мясными рядами кружились жирные мухи, сновали туда-сюда собаки, и Вадим очень быстро потерялся в лабиринте торговых улочек. Гомон, драки, склоки. Торговки наваливаются грудями на прилавки, зазывают:

— Молоко! Кому молока!

— Слушай, Леон, — пробормотал Ходок, — давай пожрать купим? В брюхе бурлит!

— Бурлит — ищи сортир. Тебе вообще голодовка полезна. Да и не на что покупать.

— Чтобы купить что-то ненужное, надо продать что-то ненужное! — поддержал Вадим.

Сандра обернулась и наградила его ненавидящим взглядом.

Рынок был огромный. Вход — треть эс-грамма, территория огорожена, на воротах — суровые вооруженные дяди, обыскивают посетителей, телеги торговцев. Леон достал заначенную серебряную проволочку, охранник отрезал кусочек, взвесил… Вопросов задавать не стал, если бароны будут что-то продавать — администрации и так налог пойдет, да и в кабаке бароны сделку любят отметить. А покупать — пусть покупают…

Живот бурчал не только у Ходока. Есть хотели все. Умей он воровать, Вадим стянул бы лепешку у толстухи в ярком платье, заливавшейся на всю округу:

— Лепешки сладкие на меду, лепешки с луком, сыром, со сметаной! Дешевле не найдешь, голодным не уйдешь!

Они шли к дальнему от входа концу рынка. Там, у забора, мычали, бекали, мекали, кукарекали. Свернули в проход — и оказались у вольеров с живностью, птичьих клеток, бочек рыбы. Воняло хлевом, атаковали оводы и слепни, Вадима тут же укусили под лопатку. Сандра как взбесилась — размахивала руками, отгоняла кровососов, плевалась в них. Леон тянул ее дальше… К загонам с людьми.

Рабы стояли и сидели на корточках и на земле. Безволосая баба с заячьей губой кормила младенца отвислой грудью. Три скучающих бородача обозревали «витрину».

— Кто здесь главный? — спросил Леон.

Один обернулся. Квадратный, кряжистый мужик, спелая слива носа, глаза голубого стекла.

— А че?

— Продать хочу, — он дернул за веревку, и Сандра, отставшая было, встала бок о бок с Леоном, — вот, девка. Хороша, но дура дурой.

— Сифозная небось… — Бородач отвернулся.

— Чистая! Считай, непользованная!

— Сам покупателя ищи, барон. Я с вашим племенем дел не имею, — и сплюнул на землю.

Его товарищи закивали.

Леон побледнел. Ходок загоготал. Ему ответили гуси…

— А где его искать, покупателя? — встрял Вадим.

— Где хошь. Я баронам не помогаю.

Леон развернулся и пошел обратно, волоча за собой Сандру. Вадим и Ходок шли по бокам, молча сочувствовали.

— Проблемы, господин барон? — Дядька выбирал гуся. Или утку. Или курицу. — Чей-то вы туда-сюда снуете, затерялись?

— Тебе девка не нужна?

Пейзанин сделал стойку: подобрался, подался вперед, уставился на Сандру. «Девка» показала ему язык. Земельник покраснел. Средних лет, сухенький, с редкой пегой бороденкой дядя. Замызганная кепка, камуфляж, латаные-перелатаные сапоги.

— Ну-ка, ну-кась… Меня Рудольф зовут, господин барон… Что, Сивый послал? Он с придурью, ты не обижайся… А девка-то хороша!

— Жалко, дура, — пожал плечами Леон. — А так — вполне. Хозяина знает, кулака боится.

Сандра почесала грудь. Правую.

— А че умеет?

— Чему научишь. За скотиной ходить научишь — будет пасти… кого вы там пасете… свиней.

— Не, кто ж дуре скотину доверит! Это ты сказанул… А это, — Рудольф подмигнул, — умеет?

— Всем бы так уметь, — с каменной мордой ответил Леон.

Ходок отошел в сторону — прохрюкаться.

Рудольф потер сухенькие ладони, забегал вокруг Сандры. Волосы потрогал. По заднице шлепнул.

— Сифозная?

— Дался вам всем тот сифак… Чистая. Сам бы трахал, но ведь ду-ура! Надоела, сил нет.