Монета Бога Теней (СИ) - "Aaron Byrne"

Сначала пришла боль, и лишь затем Измаил очнулся. Перед глазами все плыло, но он видел двухметрового Кастиэля, который стоял над ним. Не видя лица, можно было почувствовать его упрекающий взгляд и расслышать напряженное сопение. Под спиной кололи ветки и копошились насекомые, наемник все еще был дезориентирован в пространстве, но понимал, что уже находится не в таверне. Ощупав пальцами окровавленный и припухший висок, он попробовал встать, но стальной сапог быстро прижал его к земле.

— Я что-то не так сделал, верно? — Спросил Измаил, щурясь и пытаясь сконцентрировать взгляд на собеседнике. — Так укоризненно сопишь. Но ведь ты не вытягивал меня из трактира, чтобы убить? Иначе не притащил бы сюда.

— Почему ты осмелился помешать правосудию? Эти предатели были почти у меня в руках, они бы не ушли.

— Это не я тебя оглушил, так что не делай из меня виноватого. Я почти поймал того рыцаря. Жестянка, дай мне встать на ноги, тогда и поговорим. — Фыркнув, стальной мститель схватил безумца за воротник, и поднял с земли, поставив на ноги, словно тряпичную куклу. Он слегка пошатывался, из-за чего облокотился на Кастиэля. — Это все еще Темнолесье, но тут относительно светло. Мы в Драконьей низине, верно? Славное местечко, надеюсь, ты не волочил меня сюда по земле, тут полным-полно змей и ядовитых трав.

— Я не знаю.

— Может быть, но я — знаю, ты не утащил бы меня далеко от города. Что произошло?

— Сразу после того, как ты попал под мой удар, чародейка разнесла всю комнату, а легионеры рванули в окно. Я замешкал, не мог следовать за ними, каким-то образом дорогу мне отрезало пламя, а поэтому, я потерял их. После меня просто завалило остатками крыши.

— Не мог преследовать их из-за огня? Эти ожоги на лице, ты ведь боишься пламени. Я прав?

— Для человека, которого сожгли живьем, это нормально.

— Выходит, ты не получил желаемого лишь из-за своих кривых рук и трусливых колен. Что с рыцарем?

— Человек из бронзы?

— Человек из бронзы. — Подтвердил Измаил. — Да называй его как хочешь.

— Я за ним не следил, он не легионер, а значит, не нужен мне.

— Да, но дело в том, что он был нужен мне. — Тяжело вздохнув, Измаил развернулся назад, осмотрелся и начал отряхиваться от травы. — Так значит, это были легионеры? Поразительное совпадение, ведь, оказывается, Алистер, не такое редкое имя в Легионе, как я думал. Зачем ты вытащил меня из таверны? Если я тебе так мешал, мог бы оставить меня стражникам или просто позволил бы сгореть в пламени. Не знаю даже, что сказать, трактир "Пепелище" стал пепелищем.

— Ты мне поможешь. — Утвердительно заявил Кастиэль.

— Вот как, просто интересно, почему? Я профессиональный наемник, на моем счету столько контрактов, что тебе не сосчитать.

— Тебе нужен человек из бронзы, а мне тот белобрысый и его дружок. Вместе мы не упустим их из виду, так будет куда надежнее. Сделаем все быстро, а после разойдемся навсегда. — Допустим, зачем они тебе?

— Все, кроме меня, бежали с поля брани в день падения Легиона. Я же горел в горе трупов и клялся себе, что достану тех, кто меня бросил, даже из преисподней, каково было мое удивление, когда я очнулся через несколько дней. Стряхнул с себя прах товарищей по оружию и сквозь боль добрался до пещеры, в которой прожил несколько месяцев, пока не научился вновь свободно шевелиться, не ощущая такой боли, как первые дни.

— Ты обвиняешь их в падении Легиона? Почему? — Замялся Измаил, вспоминая далекий день, когда лично участвовал в засаде. — Почему именно они?

— О путях отступления знали только офицеры, следовательно, моя охота идет только на выжившую верхушку Легиона.

— Хотя, мне приписывают ненависть ко всем легионерам, даже прозвище какое-то дали, что-то вроде "Искупление Легиона" или "Совесть Легиона", в любом случае, бежать от смерти нельзя.

— И вот ты, такой честный и благородный, даже не спросишь, зачем я ищу того рыцаря? Разве не интересно узнать, за что я стремлюсь убить его?

— Если это не помешает моей мести, то неинтересно. — Холодно ответил Кастиэль. — Мы отправимся в горы, им наперерез. Там, в стычке с врагами, я помогаю тебе, а ты — мне.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— С чего это ты вдруг решил, что мне нужна помощь?

— Ты шут с метательными ножами, а там рыцарь и пара легионеров, которые по праву считаются мастерами меча. Я сам был офицером Легиона и могу узнать лицо Роланда, он был командующим ударного пехотного звена. Я знаю, на что он способен, уж поверь, тебе не одолеть его без моей помощи.

— Ладно, жестянка, пусть будет по-твоему. Временное сотрудничество, если отвлечешь их, мне это будет даже на руку, смогу действовать открыто с тем рыцарем. Из-за ожогов доспехи не снять?

— Частично да, частично нет. Причина этому — традиции Легиона. Каждый легионер должен быть оружием в руках правителя, а внутренний мир — оставаться сокрытым и не влиять на боеспособность. Именно душу воина символизируют узоры, орнаменты и прочие элементы, нанесенные на внутреннюю часть доспехов.

— Гладкий снаружи — рельефный внутри?

— Да. — Кивнул Кастиэль, наступила минута молчания. Наемник несколько раз нелепо пытался что-то сказать и лишь с пятой попытки смог это выговорить:

— Как ты по нужде ходишь-то?

— Эта часть доспеха снимается. — Кастиэль постучал металлическим пальцем по доспеху в области паха. — Сама потребность открыть эту часть появилась в первую очередь. Благо, пламя только спояло заклепки, которые получилось легко сорвать.

— А твои…

— Нет, не сгорели.

— Чудная яичница была бы. — Съязвил Измаил, но ожидаемого эффекта не последовало, Кастиэль молчал. — Что, даже не улыбнешься? Ах да, извини, совсем забыл, что нечем.

— Ты тянешь время, нам нужно успеть на гору раньше врагов, иначе они уйдут. Эта свора покойников имеет недурную фору и с легкостью выиграет гонку до гор.

— Я все улажу. — Ответил Измаил, похлопав себя по поясу с ножами. — Кстати говоря, как ты снял комнату в таверне и отужинал в ней? Не вижу на тебе кошеля с монетами…

— Почему-то мне трудно отказать, ведь я бываю очень убедительным.

Алистер проснулся в холодном поту в глухих зарослях. Так глубоко заползать в кустарник ему еще не приходилось. На подбородке было что-то мокрое, проведя по нему рукой, разведчик обнаружил густую темную кровь, которая местами уже присохла, но все еще медленно текла сквозь пальцы. Огорчившись подобным, он хотел вздохнуть, но не мог сделать это без боли. Словно внутри была уйма мелких колючек, ранивших его тело.

— Эй, ты проснулся? — Спросил Титус, по шагам можно было предположить, что он находился в нескольких метрах от кустарника. Алистер стал тщательно вытирать лицо, дабы рыцарь не увидел его таким. — О боги. — Процедил он, разведя листву руками и взглянув на Алистера. — Некоторые, умирая, и то лучше выглядят. Как ты себя чувствуешь-то?

— Как лоно девы под конец месяца!

— Это как?

— Весь в крови.

— Роланд пошел к источнику, его ранило осколком, рану я зашил, но он хотел отмыться от крови. Тебе бы тоже не помешало. Сможешь идти сам, или тебе помочь?

— Могу, дай несколько минут.

— Старый пес уходит из дома, чтобы умереть подальше, в одиночестве, не мешая другим. Дабы не быть обузой. Не важно, дикий этот пес или домашний, он в любом случае почувствует приближение момента, когда ему нужно уйти.

— К чему ты клонишь?

— Посмотри, куда ты забрался спать.

— Титус, я не собака.

— Тогда не веди себя так, расскажи Роланду, он имеет право знать.

— Помоги лучше подняться. — Подобная просьба ошеломила рыцаря, но он был рад сделать это. Но привычного слова благодарности не последовало. Алистер, держась за ребра, пошел к костру, где ранее спали Титус и Роланд.

— Можешь не благодарить.

— Я не собирался. Понимаешь, некоторые вещи неизменны. Ты всегда останешься занозой, которая мешает мне спокойно сидеть. До этого она была одна, теперь две, по одной в каждой ягодице. Кстати чародейка постаралась, у меня и без метафор их полно. Понимаешь, Роланд вечно втягивал меня в передряги, приходилось наслаждаться моментами, когда он делал перерывы. А сейчас его заменяешь ты с дотошными нотациями. — Заставив оппонента молчать, Алистер окончил монолог и присел над окровавленной тряпкой, похоже, Роланд вытирал ею рану, когда товарищ зашивал ее.