Беседы с Vеликими - Игорь Свинаренко

– Есть документальные подтверждения твоей встречи с твоим коллегой – Джаггером.

– Помню, мне Вова Григорьев позвонил, позвал: «Тут Мик Джаггер, тебя все ждут!» Это было перед первым кризисом. Я надел белый костюм и приезжаю – уже пьяненький – в Fellini (роскошный был клуб, в «Олимпийском». – И.С.). Меня там встречали довольно неплохо – аплодисментами обычно. Я подхожу к Джаггеру: «О, Мик? Я слышал, ты тоже поешь!» – это все на хорошем английском. Он засмеялся: «А кто это?» Ему объяснили, и он все понял. И тут я вручаю ему подарок. А мне как раз Гриневич, мой товарищ, подарил на день рождения китель генерала НКВД. А Глеб Успенский, из «Вагриуса», перевел так, что это китель Леонида Брежнева. Джаггер поверил. Он был потрясен. Надел китель с довольным видом… «Ну хочешь, – говорю, – со мной сфотографироваться?» Ему по контракту нельзя ни с кем фотографироваться, но что он мог тогда сделать? После такого подарка?

Игра

– Наверное, самое твое важное занятие в жизни – по самоотдаче, по страсти, по затратам энергии, и денежной и прочей, – это игра. Самое эффектное из всего, что за тобой замечено, – это именно колоссальные проигрыши и немалые выигрыши.

– Больше 400 тысяч я никогда за вечер не проигрывал, но и больше… – Он задумывается. – Больше миллиона 700 тысяч фунтов не выигрывал. Не, вру: я проиграл как-то 800 тысяч в «Национале». – В «Национале»?

Как сейчас помню: там готовили хорошее харчо и, может, лучших в Москве цыплят табака. Но мне больше нравилось в бывшем кинотеатре «Россия», в вип-зале: там был хороший выбор виски и настоящая черная икра, тоже причем на выбор. На тостах. Выпить-закусить – это увлекательно, а игра – в ней смысла никакого. Чем проиграть миллион, так лучше пятьсот долларов пропить. Я много раз ходил с Вовой в казино – он играл, а я ужинал. Конечно, когда идешь с товарищем ужинать, то как-то ждешь, что вы будете сидеть за столом, принимать пищу и беседовать о том о сем. Но ужинал я один, заказывая какой-нибудь bisque d’haumard к выше уже упомянутой черной икре и виски, все на халяву – Вова проигрывал столько, что его самого и друзей угощали бесплатно. Жечков лишь изредка подскакивал к моему столу от своего, где крутился волчок, но ни разу Вове не поднесли хрустальной совы, и торопливо чокался со мной водочной рюмкой, причем даже не закусив, хоть бы и второпях. Поужинав, я задумчиво смотрел, как блестят Вовины глаза, когда он укладывает зеленое поле колбасками, составленными из толстых пластиковых фишек, каждая по 5 тысяч долларов. Вот так он ковровой такой бомбардировкой уложит по разным полям пол-«лимона» – и снимет урожай то в «лимон», то тыщ в триста, и так дрочит, пока фишки не кончатся и пока деньги на всех картах не кончатся, не говоря уж про кэш… «Вован! – пытался я его образумить, с небольшой, правда, верой в успех. – А давай ты зафиксируешь прибыль, вон ты выиграл 100 тысяч, и поехали по домам, а?» Но такого на моей памяти ни разу не было, чтоб он все бросил и поехал домой. Пока я думал про все это, Вова рассказывал: – А по миллиону долларов я выигрывал раз пять или шесть. В итоге я проиграл миллионов сто пятьдесят, наверно. Когда по мелочи играешь каждый день, то вроде ничего не происходит, но это – удары, удар за ударом. Я в Лондоне, помню, миллион 200 тыщ фунтов раз выиграл, притом совсем недавно. Это был мой последний выигрыш большой – 2002 год. Когда Надя умерла. После этого я выигрывал 200 тысяч максимум.

Звучит настолько зловеще, что сказать просто нечего. Мы и молчим какое-то время. Но тема игры серьезно нагружена страстями, она тянет за собой, и он снова рассказывает:

– Не, вспомнил – я 400 тысяч несколько раз выиграл. Это развлечение – просто чистый адреналин. Говорят про некоторых людей, что у них игровая зависимость. Да у любого найдется зависимость – просто надо попробовать! Когда человек не пьет и не курит, что он знает о водке и куреве? Если ты не пробовал наркотики, то ты не понимаешь наркоманов. Не пил – не поймешь, почему алкоголь. Когда ты не играешь, не понимаешь, почему люди играют. Я считаю, что в любом из пагубных пристрастий надо переступить определенный порог, после которого ты становишься от этого зависим.

– Именно – нужно переступить, ты говоришь? Может, как раз не нужно?

– Нужно! Переступить, чтоб понять. Человек должен попить хотя бы месяц. Или месяц поиграть. Человек, который месяц курит, он будет и дальше курить. Если человек месяц употребляет наркотики – он будет употреблять и дальше. Будет желать этого. Понимаешь? Любого человека можно подсадить на все! На все, что угодно! В моем случае это мультимедийка: я много что пробовал, что-то мне идет, что-то не идет. У меня был большой выбор…

– Наркотики пробовал?

– Наркотики не пошли вообще. Не понравились. Я курю – но могу не курить. Пить – выпиваю, могу не выпивать. Но больше пью, чем не пью, – замечает он самокритично, а может, просто вспомнил, с кем разговаривает. – Играть? Вот сейчас денег нет и я не играю. Деньги будут – может, и поиграю.

Дальше он развивает целую теорию игры, при том что Homo ludens пресловутого Хейзинги он явно не читал, а то б не удержался от соблазна сослаться, было б чем подкрепить свои экзотические выводы, и гонит от себя. Это просто самородок!

– Есть разные формы игры. Я нашел скачки, нашел казино, нашел карты, нашел – ну там, не знаю – спортпрогноз, ставки на футбол. Ставки на бирже – это просто другие формы. Они очень похожи друг на друга. Я очень далеко ушел в этом направлении. Многие люди делали состояния на всем этом! Сорос играл и в казино, и на бирже, и на скачках – где угодно.

– То есть ты очень близок к Соросу. По накалу желания разбогатеть игрой.

– Желание заработать за маленькие деньги большие есть у всех. Если раньше я играл для удовольствия, то сейчас метаморфоза другая (!). И у меня получалось! В чем беда бизнесменов…

– Каких бизнесменов?

– Таких, как я. Так вот беда такая: если раньше я играл для удовольствия, то есть выиграл, проиграл, и это было нормально, то щас хочется выиграть – и не получается! Это, наверно, болезнь. Определенного рода.

– Болезнь эта называется лудомания. (Как известно, Всемирная организация здравоохранения внесла ее в список психиатрических заболеваний.)

– Да. Надо только правильно выстроить эту свою игровую зависимость, поставить ее в рамки бизнеса, чтобы это приносило деньги, выстроить это системно, структурно – а это можно сделать! Ведь у Сороса получилось! Сорос свою игровую зависимость перенес на биржу, выстроил под это дело структуру и так далее!

– Вы с Соросом очень похожи – просто ему немного чаще везет, чем тебе.

– Насколько мы с ним похожи, насколько не похожи, любит ли он выпить, нравятся ли ему красивые девушки – неизвестно. Я даже примерно его биографию не знаю. Я могу только сказать, что человек, который играет на бирже, игрозависимый, по-любому.

– То есть у него болезнь – и у тебя болезнь.

– Не совсем болезнь… Вот если ты потерял все, все проиграл – это уже болезнь.

– Но ты ж не все еще проиграл, – говорю я, оглядывая Вовин дачный участок, приличный на нем домик и бассейн с античными статуями по берегам.

– Не все. Значит, я считаю, что я не игрозависимый. Пока человек все не проиграл – он просто страдает игроманией. А если проиграл все, то это уже пиздец.

– Ну так ты страдаешь игроманией или нет? Или ты пиздецом страдаешь? Что-то я ни хера не могу понять из твоих объяснений.

– Слушай, ты слишком глубоко копаешь.

– Ну ладно, давай мелко копать. Скажи, а не жалко тебе денег проигранных?

– Жалко. Денег нет, но должны много! Мне должны многие…

– Как Березовский говаривал: «Деньги были, деньги будут – просто сейчас нет».

– Хорошо сказано.

Счастье – это первые большие деньги

– Вова, а когда ты осознал, что поднялся на вершину? Когда тебе впервые показалось, что все сбылось? (К примеру Михаил Фридман, когда заработал в кооперативе 80 тысяч рублей, подумал, что денег хватит и ему, и его семье на всю жизнь.)

– Я могу сказать! Я точно помню когда: в 1991 году. Мне тогда ребята дали на рекламную кампанию 200 тысяч долларов, а она мне обошлась в 20 тысяч. Я понял, что надо срочно заняться рекламой. Я прошелся по рядам – и понял, что я на рекламном рынке самый крутой. Я печатал в «Коммерсанте» полосы о том, что я – то есть мое агентство «Премьер СВ» – охватил весь мир как спрут, что у меня 40 филиалов по всему миру. Я покупал журналистов… Журналисты – гондоны! Только этого нельзя писать, потому что я же учился на журналиста, и получится, что я тоже гондон. Сидят два гондона и разговаривают… Хотя я хорошо писал – лучше тебя, лучше Коха. (Кстати, «Ящик водки» – это не для вас название, ребята, это название для меня. Вы на себя лишнего взяли.) Я пишу лучше вас и лучше Гринберга. Так и напиши! (Пишу. – И.С.)