Фантограф. Русский фантастический № 2. 2014 - Алексей Провоторов

Русский мужик пить водка не уметь. Большой беда от водка. Увидеть тебя пить водка — прогнать вон! Verstanden?

Капитон кивнул и опустил голову.

Он стойко держался, пока однажды не случилось несчастье.

Как и прежде, Фукс химичил в лаборатории, чертыхаясь и производя брак, а Капитон выносил зелёную бутыль за порог, где молча и кисло разливал мужикам. Сам не пил.

Между тем напиток с каждым разом крепчал и всё менее напоминал водку. Одержимый немец продирался сквозь химический Шварцвальд в поисках заветного чёрного облака. Последний раз он, кажется, нащупал что-то, но подвела горелка — кончилось китовое масло.

«Тойфель», удар остроносым ботинком по сундуку, и вот уже из трухлявой телеги вываливается лохматый Сенька-пробник. Он направляется на зелёный свет бутылочного маяка, как трёхмачтовый португальский галеон, перед которым расступаются обделённые величием рыбацкие шмаки.

Подошёл, окунул палец, понюхал, лизнул, скорчил мину, «хм», снова окунул, снова лизнул, мужики затаились. Сенька поелозил во рту языком, переложил стакан в правую руку и под всеобщий вдох залил в рот.

— Ну чё?

Вместо ответа Сенька согнулся, покраснел и начал тяжело дышать…

— Сенька, ну чё?

Сенька не ответил. Вместо этого опустился на колени и стал со всеми одной высоты.

— Во разобрало, дай мне.

— Погодь!

— Да ладно, чё там, глянь как разобрало.

— Эх, лямку три, налегай да при, давай, Капитон, мне на пробу, — из толпы выступил мужик, похожий на разбойника, со шрамом от носа до уха и розовым бельмом в глазу. Он вырвал из рук хрипящего Сеньки стакан и протянул Капитону. Тот плеснул зеленоватой жидкости и шепнул:

— Поди отрава… поди не стоит…

Разбойник понюхал, скривился, сделал два глотка и выдохнул горячо, как из жаровни:

— Ух, братцы…

— Ну чё? — снова спросили мужики.

— Это что ж? Отец Макар трапезует, а послушник Назар запахом сыт? Мне дай!

— Погодь, сперва мне, Капитон.

* * *

За обедом на Фукса снизошло озарение. Не дождавшись кофия, он бросил негодующий взгляд на нерасторопную Фёклу и резво упорхнул на второй этаж, будто ему не тридцать лет, а всего семнадцать. Там он привёл в порядок сосуды, освободил и прочистил колбы, помыл пробирки, разложил записи и приготовился совершить научное открытие. Он уже понял, что получилось в плоскодонной «Фрау Фетбаух». Оставалось только проверить.

Пока он возился, из окна доносились странные звуки, а на улице началось необычное для этого времени суток оживление. Разобрать русскую речь Томас не мог, да и не собирался. Гораздо важнее было то, что происходило в пробирках. Выверяя порошки с точностью до самой лёгкой мерной дробинки и соблюдая невиданную аккуратность, немец стремительно приближался к заветной цели. На этот раз ничего не должно было случиться, всего было в достатке, а предательское китовое масло припасено отдельно. Томас так увлёкся, что едва успевал делать записи. Он шагал от одной пробирки до другой, всматривался в содержимое, шептал под нос что-то по-немецки и был крайне взволнован.

Наконец произошло то, чего он так долго добивался, — «Фрау» наполнилась долгожданным чёрным веществом! В этот момент шум за окном превзошёл все разумные рамки, и удивлённый Томас выглянул посмотреть, что происходит.

— Вот он, изверг! Ломайте дверь! У-у-у, окаянный! Глянь как вытаращился!

Томас отшатнулся… снизу раздались оглушительные удары и рёв Фёклы. Он открыл дверь, и в комнату ворвались солдаты, едва не наколов его на выставленные вперёд шпаги. За ними вошёл высокий унтер-офицер с металлическим знаком на груди. Томас поднял голову и уставился на чёрную треуголку, венчавшую зелёный камзол, обшитый золотыми галунами на обшлагах и карманах. Лицо офицера выражало спокойствие. Он обратился по-немецки:

— Герр Томас Фукс, вы арестованы.

— Я?! Почему? За что?!

— За изготовление и продажу некачественного товара, явившегося причиной смерти пятерых человек.

Рыжий немец посерел и стал похож на тирольское привидение.

— Продажу? Я не продавал! Я никому не продавал никакой товар.

— Заберите его, — сухо приказал офицер, и солдаты взяли ослабевшего немца под локти.

— Я не продавал, я химик, я ставил опыты, — лепетал немец, — чистый эксперимент, только наука, я учёный, я подданный Священной Римской империи германской нации. Это какая-то ошибка! Что вы делаете?!

В прихожей и на лестнице бушевал разгневанный люд, искажённые лица давились криками… «ирод», «убивец», «на кол его». Когда солдаты повели Томаса вниз, мужики ворвались в лабораторию и учинили разгром. Крушили склянки, рвали тетради, ломали мебель, кто-то бросил «Фрау Фетбаух» на улицу, стекло разбилось, и чёрное облако впиталось в уличную грязь. За колбой в окно отправились другие сосуды, они плюхались на дорогу, где их давили, яростно и с хрустом. Летний ветерок подхватывал тяжёлые запахи и неторопливо разносил окрест. Сундук со склянками погиб последним. Грохнулся, треснул, рассыпал битое стекло. Английское, немецкое, венецианское…

Немца вывели и посадили в чёрную тюремную карету, он забился в угол и запричитал: «Я не продавал, я не заставлял их пить, они же сами, при чём тут я?» Затем его мысли вернулись к эксперименту, он вскочил на ноги, вцепился в решетку и стал кричать, что совершил научное открытие, произвёл в пробирке сгусток времени, невиданную доселе субстанцию, сделал то, чего прежде не удавалось никому.

— Глянь, как глазёнки выпучил! — ехидно ответила толпа на немецкие выкрики.

Томас попытался вырвать решетку, раскачать карету, выбить ногой дверь — всё тщетно. Наконец мысли учёного поднялись до уровня философских рассуждений и отправились на поиски ответов на отчасти риторические вопросы. Он снова сел в пыльный угол и, подскакивая на ухабах, принялся размышлять, почему время, полученное им в результате опыта, оказалось таким чёрным.

Оказавшись в застенке, немец брезгливо осмотрел сырую камеру, вдохнул пропитанный клопами воздух и понял:

— Всё сходится… время не может быть светлым.

* * *

Капитона искали три дня. Последним его видела Фёкла, но сказать ничего не смогла, потому что была немая. Жестами показала, что вечером того дня он был в стельку пьян, а на вопрос «куда делся?» подняла плечи и развела руками — «леший его разберёт». Говорят, что где-то на окраине города видели мужика, похожего на Капитона. «Кажись, его, а кажись, и нет — сильно старый, борода седая, лапти протёртые… токма кафтан похож». Поговаривали, будто «узрел он грядущее», а монахи Зелёной пустыни сочли его юродивым и уговорили в послушники. Там, на радость монахам, он исступлённо вещал про небесный камень, который трижды громыхнул в неведомой сибирской глуши, или, забиваясь в курятник, обхватывал голову руками и шептал сквозь слёзы: «Царя, царя-батюшку не троньте, ироды окаянные, детишек, детишек малых почто губите?»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});