История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей - Иштван Фекете

Антоном, или попросту Тони, звали заведующего той самой парикмахерской, в которую Элфи должны были теперь взять в ученицы. Старый приятель отца и тоже очень добрый. Папа частенько говорил, какой «хороший малый» этот Тони. Папа всегда называет «парнями» и «малыми» всех взрослых людей. Привычка. И о себе он обычно говорит так, будто он все еще «парень». Элфи не знает в точности, сколько лет ее отцу, но думает, что уже около пятидесяти. Но папа не замечает, как летят годы.

Элфи, хоть и медленно, не торопясь, ела свой сливочный домик, все же вскоре покончила с ним.

А вместе с ним иссякли и их темы для разговора. Отец расплатился. Сначала он попытался набрать по карманам мелочь, но это ему не удалось. Тогда он достал из-под белого халата, из заднего кармана брюк, свой кожаный бумажник и вынул из него сто форинтов. Сдачу же со ста форинтов он пододвинул к Элфи. Сдачи было почти восемьдесят форинтов.

Элфи даже зарделась от радости. Отец заметил, как она покраснела, и тут же, вынув из бумажника, который он уже собирался убрать, еще одну сотенную бумажку, положил ее перед дочерью.

— Это за хорошую сдачу экзаменов! — пояснил он.

У Элфи не было при себе сумочки, а только маленький красный кошелек, лежавший в кармане юбки. В него не запихнешь такую уйму денег. Поэтому она раскрыла аттестат и аккуратно вложила в него деньги: сотню и двадцати — и десятифоринтовые бумажки.

Затем отец проводил Элфи до автобусной остановки, поцеловал на прощание. Когда подошел автобус, она быстро вскочила и уже из дверей еще раз напомнила отцу:

— Позвони Тони!

Отец кивнул в знак того, что не забудет. А Элфи всю дорогу крепко сжимала в руках аттестат с деньгами. Ей было радостно и чуточку тревожно. Выходит, хорошо она сделала, что поехала к отцу! Вот только бабушка… Снова будет бранить: «Где болталась? Я уж думала, тебя машиной сшибло». Деньги она, конечно, отберет. Оставит какую-нибудь мелочь, да и то после длинной-предлинной проповеди: смотри не истрать все на мороженое, а то заболит горло. А ногти? Разве спрячешь их от нее? Надо бы смыть лак…

Элфи сошла с автобуса на углу улицы Надьдиофа и медленно поплелась домой. Вот уже их улица. Навстречу на роликовых коньках по тротуару несутся соседские ребята семейства Вида, громко горланя в лицо всем встречным. Они сделали вид, будто летят прямо на Элфи, и лишь в последний миг с громким свистом свернули и пронеслись мимо. Вот и еще один жилец их дома — первоклассник Мики Кочиш, проворный и нагловатый, выбегает ей навстречу:

— Дай форинт. Мне на значок надо.

Мики всегда у всех просит деньги, в особенности у тех, кто уже давал ему однажды. Элфи в девяти случаях из десяти говорила: «Как же, держи карман шире!» Но иногда давала, как вот и сейчас. Мики умчался с форинтом. Теперь недели две от него не будет отбою.

Вдруг ее взгляд упал на тот самый лиловый костюм, который еще с апреля висит в витрине «Химчистки». Стоит он сто тридцать форинтов. Элфи уже давно купила бы его, да не на что, она уже истратила деньги на новые туфли и купальник. Других же покупателей на костюм не находилось, потому что он слишком уж маленький; женщин с таким комариным телосложением и не найдешь, разве что какой девочке-подростку приглянется.

Элфи, недолго раздумывая, вошла в лавку. Юбку она только приложила к себе, жакет же померила и полюбовалась на себя в зеркало. Толстая, белокурая женщина у окна, поднимавшая петли на чулках, сказала, что жакет сидит на ней хорошо и что в талии можно даже немножко забрать. А материя иностранная: владелица, принесшая костюм на продажу, получила посылку из Бразилии. Элфи уплатила сто тридцать форинтов и с гордо поднятой головой отправилась домой, неся на руке лиловое чудо из Бразилии. До сих пор она дрожала при мысли: что скажет бабушка о ее красных ногтях. А тут еще в довершение всего этот костюм…

Бабушка сидела на лавке у ворот.

— Ну, слава богу! Наконец-то! А это что еще за тряпка у тебя на руке?

— Папа купил, — строптиво сказала Элфи побледнев.

Бабушка всплеснула руками и выхватила у Элфи юбку с жакетом. Она мяла костюм, разглядывала его на свет и при этом вовсю ругала Элфиного отца, этого беспутного лоботряса. «Будь у него голова на плечах, — говорила она, — он сообразил бы, что такой цвет вообще не подходит молоденькой девчонке».

— Да ведь этот самый костюм уже три месяца висит в нашей «Химчистке»! — злорадно сообщила дворничиха.

Большего бабушке и не надо было.

— Ах, вот как! Значит, ты соврала? Значит, это не отец купил?

— Нет, отец. Он дал мне на него денег.

— Ну ладно, — сказала бабушка, не желавшая продолжать ссору в присутствии дворничихи. — Отдадим эту тряпку в краску и сделаем из него приличный темно-синий костюм. Материя-то, видно, неплохая.

С этими словами бабушка поднялась с табуретки и пошла домой. А Элфи понесла за нею следом табуретку. Лиловый костюм бабушка крепко держала в руках.

Об аттестате не заговаривали весь день. Бабушка совсем забыла о нем, а Элфи не напоминала. Бабушка ходила и прикидывала: не сходить ли ей в магазин возле Западного вокзала, там продают хорошую краску. Надо будет дома покрасить, а то еще в «Химчистке», чего доброго, форинтов сорок возьмут за это.

Элфи положила аттестат с оставшимися деньгами в ящик, в котором вот уже восемь лет хранит она свои книги и тетради. Она слушала ворчание бабушки, а та все допытывалась, во что обошелся этот паршивый костюм, и говорила, что он, наверняка, не стоит столько. За такие деньги можно купить и что-нибудь получше, более подходящее для девочки. Элфи сидела, сжав пальцы в кулаки, чтобы бабушка не увидела ее накрашенных ногтей; внезапно ею овладело непонятное чувство уныния и горести. И почему так? Ведь бабушка ее не обидела. Может быть, Элфи не хотелось, чтобы бабушка перекрасила ее бразильское чудо из лилового в темно-синий цвет? Да нет, это ее не огорчало. Она была совершенно согласна с бабушкой. Мало того: вероятно, она и сама не стала бы носить лиловый костюм. Во всяком случае, она не уверена, что стала бы его носить. Ведь она и купила его совсем не потому, что он ей понравился, а потому, что ей хотелось отомстить всем, кто постоянно командует ею, все запрещает ей, а на деле так мало ею интересуется. Сегодня у Элфи очень трудный, бурный день. Быть может, она устала и оттого такая унылая, грустная: сколько всего случилось сегодня утром! А ведь с каким нетерпением ждала она дня, когда наконец расстанется со школой! Больших усилий стоило Элфи окончить восьмой класс, да еще успешно, а что в результате изменилось? Выкрасила в красный цвет ногти и купила себе лиловый костюм. Да и то из упрямства! Элфи реветь хотелось от горя, да еще и потому, что она чувствовала: бабушка права, в государственном универмаге за сто тридцать форинтов можно было купить гораздо более красивое летнее платье. Даже в этом она такая невезучая! Хотела отомстить другим, а наказала только себя…

В этот-то миг и появилась Бэби: в цветной юбке и светло-голубой нейлоновой кофточке, совсем прозрачной. Она пришла попросить у бабушки пять форинтов: честное слово, всего на четыре денечка, только до первого. У нее нет ни гроша.

Бэби не впервые просила деньги у бабушки. Но всегда отдавала, и бабушка не отказала ей, только пожурила немного. Ей, мол, все равно, просто она как старшая говорит: нельзя так плохо распределять деньги. Жить в долг — плохая привычка.

Бэби поблагодарила за деньги, шутливо послала бабушке воздушный поцелуй и спросила Элфи:

— А ты что такая мрачная? Неужто провалилась? Ну и плюнь на это!

Как бы то ни было, Бэби оказалась единственной, кто вспомнил, что Элфи сегодня окончила школу. Бабушка сразу спохватилась.

— Ну и хороша внучка! — сказала она. — Да ты мне даже и аттестата не показала!

— А ты и не спрашивала, — возразила Элфи. — Не бойтесь, не провалилась.

Бабушка расчувствовалась, но, не желая показывать виду, воскликнула, обращаясь к Бэби:

— Вот полюбуйся на эту бездельницу! С доброй вестью первым делом помчалась к своему шелапутному отцу. Она его, видите ли, любит! За то, что он ей все позволяет, деньгами балует. А пришлось бы у него жить, посмотрели бы мы тогда! Тебе у него небо показалось бы с овчинку. Значит, он тебе дороже, чем я? А я знай работай на тебя. С пеленок вырастила. Значит, он тебе хорош, а я плоха?

И глаза бабушки — вопреки ее воле — наполнились слезами. Тут бы Элфи вскочить, подбежать к бабушке, прижаться к ней, обнять, поцеловать ее, как того хотелось и бабушке, да и в какой-то степени самой Элфи! Но желала этого только одна половина Элфи, та, которая любила бабушку и хотела вместе с ней и плакать и смеяться. А вторая половина шептала: «Как бы не так! Вот еще!» И Элфи казалось, что она надвое раскалывается.

Бабушка и сейчас ругает ее! Даже нежность свою она выражает бранью. Ругает отца, никогда и ничем она не довольна. Значит, и в бабушке сидят два существа: доброе и злое. И Элфи такая тоже! И, может быть, все такие — и отец и мама, — только Элфи их еще мало знает с этой злой стороны.