Эмиссар Амеронта - Константин Нивский

class="p1">Келла неуверенно улыбнулась.

— С тобой?

— Да, — твёрдо сказал Брайд. — Хочу подольше побыть вместе.

— Хм, — Келла сделала вид, что задумалась. — Я пожалуй не стану думать, что ты хочешь использовать меня в переговорах со Змейкой.

— Ну что ты, — укоризненно произнёс Брайд. — Разве я посмел бы использовать? Ты будешь руководить этими переговорами.

— Другое дело, — ослепительная улыбка осветила лицо Келлы. — Тогда я в твоём распоряжении, мой хитроумный и корыстный Серп.

— Это я в твоем распоряжении, — ухмыльнулся Брайд.

Сколько возможных правил он нарушил, ведя подобные разговоры с Келлой? Предлагая ей не только обсуждать, но и участвовать в событиях его жизни? Но отчего-то о правилах не хотелось думать, их хотелось собрать в один большой мешок и скинуть с самого высокого обрыва. Потому что, как Брайд уже понял, правила всегда будет назначать тот, кто может это делать. Кто забрал, завоевал, выгрыз себе такое право. А значит их ценность весьма сомнительна. В мешок и с обрыва.

***

В Потенгу въехали утром, снявшись с последней ночёвки ещё затемно. Столица всегда просыпалась медленно, как великан после долгого сна, и Брайд очень любил это время, когда воздух ещё чист и холоден и его наполняет аромат свежевыпеченного хлеба — пекари начинают свою работу едва ли не раньше всех. На широких, мощёных серым булыжником улицах центрального квартала ещё нет дневной суеты, только-только открывают свои лавки торговцы, а двери трактиров деликатно и неприметно выпускают ночных гуляк, позабывших о времени за распитием знаменитого тёмного пива Потенги или бархатных вин с островов. В столице не принято выгонять увеселившихся граждан посреди ночи. Негласное правило с давних времён. Наверное даже, добрая традиция.

Но нынче обычное неторопливое утро было нарушено непривычным скоплением людей вдоль главной улицы. Горожане плотно стояли по обе стороны, оставляя не слишком широкий проход. Зрелище нечастое, но, увы, знакомое.

— Казнь, — сказала Келла, поморщившись. — Разворачиваем в объезд?

Казни на площади Первых устраивались редко. В особенных случаях. Таких, которые требовали максимального привлечения внимания народа и обязательного присутствия членов Совета Трёх. И преступления, достойные такого правосудия были совсем непростыми — значительными и очень серьёзными для Амеронта. На площади Первых казнили только лэтов, предавших государство.

— Отправляйся в гостиницу Бодрого Димма, — сухо бросил Брайд, не глядя на шендинку. — Знаешь где это? Снимешь нам комнаты.

— Ты… хочешь пойти туда? — осторожно спросила Келла, не пытаясь спорить — она всегда знала, когда этого делать не нужно.

— Не хочу, но пойду.

Шендинка легонько коснулась его локтя, чуть погладила кончиками пальцев. Брайд не должен был ощущать через плотную ткань шинели, но всё равно ощутил ровное тепло её прикосновения. Ну или ему так показалось.

— Буду ждать тебя, — сказала Келла.

Брайд рассеянно посмотрел ей вслед. На казни будет присутствовать отец. Не лучшее место и время для встречи после долгой разлуки, но вполне символичное для лэтов на службе Амеронта. А значит, так тому и быть.

Глава 11

Когда зачитывали обвинение Брайд смотрел на трибуну, где размещался Совет Трёх. Закутанный в неизменный плащ с капюшоном Серп-Легат, сухощавый, прямой как палка сенешаль Амеронта и, само собой, маршал Бринэйн.

Отец, как всегда, выглядел на фоне остальных внушительнее и ярче. Синий, шитый серебром плащ ордена Холодного Звена, парадный мундир, отделанный серебряным же бордом, сверкающий драгоценными камнями маршальский нагрудный знак, широкий пояс с ножнами, скрывающими один из самых дорогих и редких мечей Амеронта. Уже совсем седые, но по-прежнему густые волосы Кинриг Лэт Бринэйн коротко не стриг — гордился шевелюрой, и сейчас ветер безжалостно трепал тяжёлые, серебристые пряди.

В детстве Брайд думал, что именно так и выглядят настоящие герои-воины. Сверкают, подавляют великолепием и горделивой осанкой. Но сейчас он видел и отмечал иное — чуть опущенные плечи, застывшее неподвижной маской лицо, сцепленные на коленях руки, стиснутые в замок слишком сильно.

Названное цепторам охраны имя позволило Брайду оказаться совсем рядом. Отец был крайне недоволен, а то и вовсе разгневан, судя по его виду. Когда же зачитали приговор, Брайд увидел как стиснутые руки маршала чуть приподнялись и стукнули по колену. Он в ярости, что очень не свойственно ему.

Осуждённый был приором одного из корпусов Клинков Рассвета. И обвинение звучало ни много ни мало, а обвинением в предательстве Амеронта. Организация заговора против Потентара, связь с мятежниками, шпионаж в пользу Тангаты. Да разве возможно, чтобы лэт, один из командиров ордена разведчиков мог связаться с мятежниками и еретиками? Чтобы занять свою должность этот офицер должен был много лет проводить в рейдах в приграничьях, отличаться в бою и видеть своими глазами все ужасы тангатских набегов. Не оттого ли так негодовал маршал, что тоже не мог поверить в слова обвинения? Или же напротив — был в ярости потому, что в подвластной ему армии зародилось подобное зло?

Только на короткий миг маршал перехватил взгляд Брайда — почуял — едва заметно кивнул, без тени какого либо удивления на лице, и снова впился напряжённым взглядом в то, что происходило на площади.

Предателей-офицеров всегда казнили Серпы. Брайд иногда думал о том, что им досталась служба похуже, чем всем остальным. И пусть сейчас он и сам почти привык и к смрадному духу допросных, виду корчащихся от боли пытаемых и к неоднозначным решениям. Но смог бы он хладнокровно приводить приговор в исполнение на глазах у множества людей? Ему казалось, что не смог бы.

Безразличный ко всему эвокат, под контролем легата выжег с плеча осуждённого знак ордена, лишая тем самым лэта покровительства Грит и воинской чести. С этого мига цептор Амеронта переставал существовать. Не было над ним ни света Праматери, ни опоры Закона. Остался только ничтожный человек, имя которого вычеркнут из родовых записей, а дети его никогда не назовут имя отца. Не помню — так скажут они, если кто по-незнанию надумает поинтересоваться.

Два меча, символизирующих собой оружие двух Первых войдут под рёбра осуждённого. Нужно определённое мастерство, чтобы не превратить казнь в пытку и закончить её быстро. Это правосудие, а не зрелище. Люди не должны тешиться представлением, люди должны внимать голосу и воле Закона, для которого нет ни лэта, ни простолюдина — есть долг и честь.

Брайд перевёл взгляд на с отца