Я вернусь! Неудачные каникулы - Наталья Парыгина

И Юлька пошла. Но Чёрный пошёл за ней. Юлька зашагала быстрей. И Чёрный прибавил скорость.

— Я тебя буду ждать возле дворца, — сказал он.

— Не жди.

— Билет куплю, — пообещал Чёрный, словно не слышал Юлькиного отказа.

— Ну, хватит, — обернулась к нему Юлька. — Не ходи за мной.

— В десять без пятнадцати, — сказал Пашка. — Не забудь.

— Отстань! — сказала Юлька.

«Ещё не хватало — в кино с ним! На последний сеанс школьникам не разрешают. И мама ни за что не отпустит. И вообще, хватит мне на сегодня неприятностей!»

Но тут же Юлька припомнила, что неприятности ещё не все миновали. Уж если Ирина Игнатьевна сказала, что придёт поговорить с родителями, так она придёт. А мать всякий пустяковый случай готова раздуть в трагедию. Будет ахать и охать… Папа, конечно, не посмеет заступиться. Да и с какой стати ему заступаться? «Я ведь всё-таки виновата. Немножко виновата…»

Пожалуй, лучше было бы подготовить мать к разговору с Ириной Игнатьевной, самой рассказать о сегодняшнем происшествии. Но тогда вместо одной продрайки придётся выдержать две. А чистосердечное признание мало смягчит мать. Нет, лучше уж ждать, будь что будет…

И Юлька вела себя дома как ни в чём не бывало. Только чрезмерное усердие удивило мать: ни погулять не пошла, ни на лыжах покататься. Сидит и сидит за уроками. «Это беда, сколько задают уроков», — думала Анна Тимофеевна, сочувствуя Юльке.

В маленькой комнатке было тепло и уютно. На старом письменном столе лежали тетради и учебники и, возвышаясь над ними, горела настольная лампа с матовым абажуром. Юлька, склонившись над столом, решала задачу по тригонометрии.

Дело подвигалось туго: задача была как будто и простая, но всё упорно не сходилась с ответом. Юлька пересчитывала уже три раза — не сходится, и всё! Уж если выпал невезучий день, так ни в чём не жди удачи.

Юлька решала задачу, а сама прислушивалась. В кухне мать готовит ужин — крошит капусту. Ножик упал. У соседей по радио звучит музыка. Чайковский? Ну да. «Сентиментальный вальс» Чайковского. Отец ещё не пришёл — у него профсоюзное собрание. И Ирины Игнатьевны нет. Может, она всё-таки не придёт? Так, попугала. Смешно жаловаться родителям. Ведь девятый класс! Неужели она не понимает, что это смешно?

Юлька опять склонилась над задачей. Ой, да тут же надо множить, а она делила. Ну, бестолочь!

Не успела Юлька перемножить числа, как раздался звонок. Ручка замерла. Отец или Ирина Игнатьевна? Мать открыла. Послышался мужской голос. Отец.

— Занимается?

— Занимается. Целый день сидит и погулять не вышла.

Это они — о Юльке. «Правда, — подумала Юлька, — в школе уроки, дома уроки, свету белого не видишь…» Ей стало жалко себя.

— Юля, иди ужинать, — позвала мать.

— Сейчас, немного закончу…

Она переписала вычисления в тетрадь и вышла в столовую — вялая и хмурая, как и полагается усталому человеку.

Отец, наоборот, был весел и оживлён, точно не с работы пришёл, а с прогулки.

— Учишься? — сказал Юльке. — Скоро умней отца с матерью будешь, что тогда с тобой делать?

— И то уж без стука войти робею, — подхватила мать.

Юлька промолчала, не до шуток ей было сегодня, только улыбнулась из вежливости уголками губ.

— На той неделе будем пускать новый блок, — сказал отец.

Новый блок — это паровой котёл и турбина в одном агрегате. Словно бы ещё одна новая электростанция присоединится к старой. Уже целый год отец говорил об этом новом блоке. И вот — скоро будут пускать.

— Не знаю, как пойдёт. Опять придётся сутками работать.

— А тебе того и надо, — перебила мать. — Кто тебя на него гнал-то, на новый блок? Сам небось напросился, насильно никто не переведёт.

— Я не говорю, что насильно… Нужны опытные слесари, вот и перевели. Мне честь оказали.

— Да уж тебя только похвали, за похвалу на Луну полететь согласишься, — ядовито проговорила мать.

— На старых турбинах давление сто атмосфер, а тут сто тридцать, — продолжал отец, словно не заметив насмешки. — И пар горячее градусов на семьдесят. Тяжело придётся турбине, тяжело…

— Турбину жалеешь, себя не жалеешь, — сказала мать.

Раньше Юльке казалось, что отец во всём подчиняется матери и немного даже побаивается её. Однако в серьёзных вопросах он всегда поступал, как задумал. В споры с матерью не вступал, действовал тихо, где обходом, где шуточками, а своего добивался.

На работе отца уважали. И грамоты он получал, и премии, и бригаде его присвоили звание коммунистической. А работа у него была сложная. Юлька даже не представляла, какая сложная, пока сама не побывала на электростанции.

Нынче осенью, едва начался учебный год, повёл Алексей Иванович Юлькин класс на электростанцию. Юлька вместе со всеми ходила по просторным, чистым цехам, разглядывала огромные котлы и турбины, множество стрелок, огоньков, диаграмм на щитах управления, слушала грозный гул машин, от которого дрожал пол, а сама всё думала: где же отец? Ей хотелось увидеть отца за работой.

И Юлька наконец увидела его, когда вслед за Алексеем Ивановичем спустилась по железной лесенке в первый этаж машинного отделения. Отец стоял возле разобранной машины и, занимаясь своим делом, не сразу заметил ребят. А Юлька замерла возле колонны под какой-то горячей изогнутой трубой, похожей на огромную колбасу.

Что-то новое, незнакомое, какая-то непонятная красота почудилась тогда Юльке в родном человеке. Почему он казался красивым? Старая спецовка, тёмная рубашка, немолодое, усталое лицо… А глаза необычные — умные, сосредоточенные, строгие. Эти глаза, что ли, делали отца красивым? Нет, не только… Стоял он как хозяин, как властелин, как мудрец в этом царстве металла, и руки бережно, спокойно и умело выполняли тонкую работу.

Отец не ремонтировал машину. Он переделывал лопатки турбины, чтобы увеличить её мощность.

Когда первая машина после реконструкции успешно прошла испытания, бригада праздновала это событие.

Собирались у мастера. Отец вернулся домой подвыпивший и счастливый, пел «Соловьи, соловьи» и «Катюшу» — он не знал современных песен. Мать ворчала: «Ну, распелся спьяну-то!..» — «Я не от вина пьян, — возражал отец, — я — от радости. Эх, не понимаешь ты…» — «Где мне понять…»

Но Юльке казалось — мать всё понимает. И радость его чувствует, и гордость, и сама гордится отцом. Как-то недавно зашла соседка, и мать похвастала: «Моего-то на новый блок переводят со всей бригадой». Мать сама тоже работает на электростанции, в топливном цехе, тут полгорода работает на электростанции…

— Ты что молчишь? — вдруг спросил отец, глядя на Юльку. — Расскажи, как дела, что там нового, в школе…

— Да ничего нового, всё нормально, — сказала Юлька.

Последние слова заглушил резкий звонок. «Явилась всё-таки!» — подумала Юлька.

— Иди открой, Юля, — сказала мать.

Это точно оказалась Ирина Игнатьевна. Пока она раздевалась, Юлька стояла неподвижно, как столб. Вышел отец, принял у Ирины Игнатьевны пальто, бережно повесил на плечики.

— Проходите, пожалуйста. Пообедаете с нами?

От обеда Ирина Игнатьевна отказалась. И от чаю тоже. Мать быстренько принялась прибирать со стола. Юлька ей помогла.

— Ну, как там наша Юля? — спросил отец с такой улыбкой, точно ожидал самых неумеренных похвал и заранее смущался.

— Да в общем-то ничего, — сказала Ирина Игнатьевна сухо. — Но кое-что в её поведении меня беспокоит.

Отец перестал улыбаться, вопросительно посмотрел на Юльку.

— Это что же? — спросила мать, садясь на диван рядом с Ириной Игнатьевной.

— Двоек у Юли нет, — сказала Ирина Игнатьевна. — Просто я зашла поговорить.

— Просто учителя на квартиры не ходят, — грубовато возразила мать.

Юлька собрала груду тарелок, унесла их в кухню и не пошла обратно — принялась мыть посуду.

Вскоре, однако, её позвали. Юлька вытерла руки посудным полотенцем, пришла в комнату, встала у дверей, как утром стояла в учительской.

— Это что же ты, Юля? — сказал отец. — Почему же на контрольную опоздала?

— На контрольную! — подхватила мать. — Это ещё бы не беда. А с каким ты парнем связалась?

— Ни с каким не связывалась, — перебила Юлька.

— Не рано тебе с мальчишками по улице разгуливать?

«Не рано, — подумала Юлька. — Другие уже давно дружат. Что тут плохого?» Но вслух она ничего не сказала.

— Что это за Чёрный? — спросил отец.

— Нехороший парень, — сказала Ирина Игнатьевна, раздосадованная Юлькиным молчанием, которое она всегда считала признаком упрямства. — Его из школы исключили.

— Да знаю я! — затараторила мать. — Хулиган уличный. Да как же ты могла с таким хулиганом связаться? Ведь они все с ножами ходят. Им своей головы не жалко, для них только и есть одно удовольствие — чтобы другому человеку зло сотворить.