Клеймо роскоши - Марина Серова

— Умный он, все придумал, — зло бормотал себе под нос Карпушкин, кусая губы, — ну я ему устрою. Посмотрим еще, кто умнее. — Резко повернувшись ко мне, он спросил: — Эй, Линда, если ты врешь, то сама знаешь, что с тобой будет. Смотри мне в глаза, сука! Как вы договорились насчет сделки? Когда Павлов должен передать тебе деньги?

Я сразу поняла, что в этом вопросе для меня есть небольшой шанс на спасение. Важно правильно разыграть партию. Маштак с усмешкой здоровой рукой поигрывал охотничьим ножом. В подвале на минуту повисла гнетущая тишина.

— Говори, или мой помощник тебе задницу поджарит хорошим разрядом, — пригрозил Карпушкин и отпихнул ладонью мою голову назад, так что я затылком ударилась о перекладину. — Говори, мать твою! Я с тобой нянчиться не буду!

Ох он и пожалеет о своем поведении, если мне доведется освободиться. Ключевое слово «если». Нет, никаких «если» — я не привыкла отступать перед какими-то отмороженными дегенератами.

Маштаку надоело ждать моего ответа, и он протянул руку к кнопочной панели управления электростимулятором.

— Хорошо, не надо, деньги у меня, — быстро проговорила я, наблюдая за манипуляциями палача, — не надо этого. Я все расскажу.

— Не понял? У тебя что, при себе двадцать миллионов долларов? — криво улыбнулся Карпушкин. Было видно, что мое заявление показалось ему небылицей чистой воды.

— Нет, не с собой, конечно, — поправилась я, — они в «Волжском кредите». Получив от Павлова двадцать пять лимонов наличными, я арендовала в банке сейф. Деньги там, в мешках по пять миллионов. Это для того, чтоб я была независимой во время проведения операции. Если б вы увидели кого-нибудь из людей Павлова рядом со мной, то все бы сорвалось. Павлов решил играть по-крупному, пошел ва-банк, вложил почти все свободные наличные средства, используемые в обороте, чтоб отомстить тебе.

— Хе-хе, придурок, вот он и попал не по-детски, — хохотнул Карпушкин, озаренный мыслью, к которой я его тщательно подводила все это время. — Сделаем так, — заговорил драгоценщик, глядя на меня, — ты завтра с утра пойдешь в банк с моими людьми, заберешь бабки и передашь их мне. Потом можешь быть свободной. На тебя мне, в общем, положить. Достанешь деньги — получишь жизнь.

— Я все сделаю, клянусь, только не убивайте меня, — пообещала я с мольбой в голосе, — ведь мы же можем стать партнерами. В жопу Павлова и его проблемы. Я буду работать только с тобой. Это миллионы долларов! У меня налажены каналы переправки камней за бугор, свое ограночное производство и море постоянных клиентов с толстыми кошельками.

— Ладушки, я над этим подумаю, — пообещал Карпушкин, делая честные глаза. — Сначала достань мне деньги Павлова из банка, а затем будем говорить о нашем сотрудничестве. Ты должна заслужить мое доверие, поняла, лапочка? — Он махнул своим людям: — Эй, парни, пошли. Оставим девушку одну, пусть хорошенько подумает, как ей себя вести завтра.

— Подождите! — закричала я им вслед. — Вы что, решили меня оставить вот так, привязанной? У вас что, котелок не варит? — Надавив со всей силы на ремни, мне удалось достичь остановки кровотока в кистях. Руки сразу же покраснели, начали синеть. В голове забрезжила идея…

Карпушкин, остановившись у двери, посмотрел в мою сторону и фыркнул:

— А чего ты хочешь, горячую ванну и кофе в постель, что ли? Особых привилегий ты еще не заработала, поэтому тебе лучше заткнуться.

— Нет, подумай, в каком виде я завтра заявлюсь в банк, — желчно поинтересовалась я. — После ночи висения на вашей дыбе у меня будет такой фейс, что у банкиров могут зародиться подозрения. Возьмут еще да вызовут милицию, и не видать тебе денег как своих ушей.

Подобная мысль Карпушкину показалась не по вкусу. Он остановился в нерешительности. Внутри происходила борьба алчности с осторожностью. Бросил неуверенно:

— Ничего с тобой, сука, не случится. — Внимательный взгляд драгоценщика скользнул к моим рукам. Во взгляде отразилась серьезная озабоченность.

Чтобы подтолкнуть его к нужному мне решению, я сказала:

— У меня руки уже почти отнялись. Как я в банке буду расписываться? Я сто пудов не смогу повторить свою роспись. Вон смотри, кисти уже синие. Банкиры насторожатся, если вы мне, такой несчастной и замученной, будете помогать водить ручкой по бланку в месте для росписи. Закуйте меня в обычные кандалы, ночь пересижу здесь, на полу, — ничего страшного. Бросите мне какую-нибудь тряпку, на чем можно поспать.

Убежденный приведенными доводами, Карпушкин с неохотой приказал:

— Снимите ее оттуда!

Остальным не понравилась его идея. Маштак благоразумно промолчал. Лысый громила-телохранитель не был столь тактичен. Он тронул босса за плечо, замычал и отрицательно затряс головой, показывая, что освобождать меня никак нельзя. Видимо, он правда был немой, а не просто очень молчаливым, как я подумала вначале.

— Ты, блин, телохранитель или трусливая баба? — зло спросил у него Карпушкин, выхватил из-за пояса пистолет, прикрутил к нему глушитель, проверил обойму, потом сунул заряженное оружие громиле в руки. — Вот, дернется — вышибешь ей мозги. Если же ты ни на что не способен, то я найду другого. — Ткнул пальцем в рыжего: — Давай, освободи ее!

Маштак изобразил из себя саму покорность. Кивнув Карпушкину, он недобро посмотрел на меня исподлобья, подошел и стал расстегивать ремни на ногах. Я внутренне ликовала, однако на лице ничего подобного не отражалось. Враги видели только гримасу страдания и отчаяния да глаза затравленного человека.

Лысый громила решительно приставил к моей голове пистолет, щелчком сняв его с предохранителя. Выглядело эффектно. Я и сама не раз баловалась подобным трюком, пугая жертвы до полусмерти.

Наконец ноги свободны. Тут мне в нос дохнуло запахом чеснока. В нескольких сантиметрах от моего лица возникло лицо Маштака. Его бешеные глаза буквально вылазили из орбит от переполнявших бандита чувств.

— Даже не смей дышать, — прошептал он тихо и зловеще. Рука в синих тюремных наколках протянулась к ремню на правой руке.

Прикрыв глаза, я мысленно представляла себе картину предстоящего поединка. Малейшая оплошность гарантировала смерть. Вот правая рука свободна. Я уронила ее вниз, как плеть, показывая, что вроде бы абсолютно не контролирую онемевшую конечность. Маштак взялся за ремень на левой. Я глубоко вздохнула, готовясь к атаке. Холодное дуло пистолета давило кожу на виске. Брошенный на телохранителя быстрый взгляд позволил просчитать оптимальную траекторию движения. Оперативное карате не предусматривало стандартных стоек и перемещений, только чистые удары, каждый из которых должен был стать для противника последним. Левая рука свободна и пошла вниз. Я мгновенно изменила ее направление движения, приложила силу и одновременно рванулась вбок от ствола пистолета, закрывая глаза. Ребро моей ладони ударило по предплечью телохранителя, а в следующее мгновение грянул выстрел. Лицо обожгли пороховые газы. Горящие частицы пороха от выстрела точно миллионы раскаленных иголочек вонзились в мою кожу. Если б глаза были открыты, то я бы ослепла. Часть пороховых газов досталась Маштаку. Послышался его крик. В это время пуля пролетела мимо моего лица, а левая рука продолжала движение, отводя в сторону руку телохранителя с пистолетом. Развернув ладонь, я захватила запястье телохранителя, используя инерцию его тела, продолжила движение, направляя пистолет вверх. Грянул второй выстрел. Пуля угодила в живот Карпушкина, и удивленные глаза драгоценщика встретились с моими глазами. Первая пуля также досталась ему, разворотив ногу. Убойная сила пуль откинула Карпушкина назад. Он стал падать, а я ударила локтем с разворота в лицо Маштаку, ломая нос. Поднырнула под руку телохранителя с пистолетом, ударила напряженными пальцами в уязвимую точку на горле, затем добила прямым в голову. Громила без звука рухнул на пол. Его пистолет остался у меня в руке. Разворачиваясь в обратную сторону, врезала ногой по затылку Маштаку. Тот, теряя сознание, налетел на брус. Его голова с глухим звуком ударилась о дерево, и он упал назад, на спину.

Бой окончен. Я навела пистолет на Карпушкина. Драгоценщик полусидел на полу, держась за рану на животе, и, похоже, так и не мог понять, что произошло.

— Ни звука, — предупредила я его.

Карпушкин поднял на меня глаза, потом отнял окровавленную руку от раны, оскалился и прохрипел с ненавистью:

— Сука, ты за это сдохнешь.

— Пистолет-то у меня, — ответила я спокойно. — Теперь, мудак, скажи мне, где камни, что ты забрал у парней Павлова.

— Пошла ты… — В нескольких фразах матом он выразил все, что обо мне думал. Я с пониманием выслушала и прострелила ему вторую ногу, целясь так, чтоб рана получилась неопасной, но как можно более болезненной.

Карпушкин взвыл. Я погрозила ему пистолетом: