Узники Алексеевского равелина. Из истории знаменитого каземата - Павел Елисеевич Щеголев

не помешало бы тому и не предало его в руки финляндской полиции.

Бейдеман упорствует в молчании относительно всего того, что побудило его бежать, того, что он делал за границей, но объясняет с полной откровенностью цель его возвращения в Россию. Его политическую исповедь Ваше Сиятельство уже изволили прочесть: подтверждая все писанное им, он сказал мне, что, обманутый в своих надеждах, убеждаясь с каждым днем более, что государь желает лучшего только на словах, он по примеру Орсини (в его глазах образец всего великого и благородного) решил вывести свое отечество из настоящего его положения, нанеся самодержавию в лице государя смертельный удар, и, как он изъясняется, разом покончить самодержавие. На замечание мое ему, что самодержавие – принцип, а не лицо, Бейдеман отвечал, что теперь настало такое время, что одновременно с переменою царствования изменился бы и характер монархической власти.

Обдумывая свои намерения, Бейдеман пришел к тому заключению, что настоящая минута самая удобная для коренных реформ, он решился теперь же возвратиться в Россию для исполнения своего преступного замысла, но, опасаясь приехать прямо в Петербург, он предпочел направить путь через Финляндию в Архангельскую губернию, где бы он сблизился с раскольниками, от которых надеялся получить материальные средства и паспорт для прибытия сюда и здесь, не медля ни минуты, посягнуть на жизнь Его Величества, что, по его словам, «было весьма нетрудно исполнить, так как, по воспитанию своему в военно-учебном заведении, ему известны все привычки государя» и потому что, «не дорожа жизнью, которую он посвятил на это дело, он даже не намерен был, по нанесении удара, бежать и укрыться от преследований».

Чрезвычайно важным считал я узнать от Бейдемана, действует ли он один и под влиянием личных своих убеждений, или же он состоит в связи с другими лицами или тайными обществами. Я прибегал к разного рода уловкам, но он непреклонно отвечал одно и то же: что действует один и что всякое участие других лиц уменьшило бы в его глазах ту славу, которую [он] приобрел [бы] в случае успеха.

Следует полагать, что он говорит правду; вообще он показался мне правдивым, и когда ему не хочется отвечать на вопрос, то он молчит упорно. Для достижения моей цели я, под видом участия, советовал ему, в облегчение его судьбы, указать даже на мнимые лица и вымышленные общества, но он на это не поддавался и продолжал заверять, что действует один и что этим гордится. Бейдеман выражал мне и мысль, что он надеялся на мщение народа, который, увидев в нем убийцу, подосланного помещиками, стал бы повсюду резать дворян.

Я просил коменданта крепости принять в отношении надзора за ним наистрожайшие меры.

Разговора моего с Бейдеманом я не смел передать великому князю Михаилу Николаевичу, которому известны все прочие обстоятельства дела. Не угодно ли будет указать, как мне действовать в этом случае в отношении Его Высочества.

Я потребовал из Финляндии подробные сведения о заарестовании Бейдемана и о лицах, тому способствовавших, в том внимании, что Его Величеству, быть может, благоугодно будет знать имя того, который, хотя бессознательно, но спас Россию от этого изверга».

В докладе графа Шувалова обращают внимание три подробности. Граф Шувалов начал трактовать дело Бейдемана как неудавшееся покушение на цареубийство и ссылаться на провидение, удержавшее занесенную руку преступника и пославшее своевременно финляндскую полицию. По пути такого толкования он увлекал и шефа жандармов, и царя: забегая вперед, он уже разыскивает финна – спасителя государя – для достойной награды. Затем Шувалов в отчете сообщает и то, о чем Бейдеман не писал: в случае удачи цареубийство было бы объяснено в народе как акт мести со стороны дворянина царю за освобождение от крепостного права и как призыв к резне помещиков. И наконец, еще одна мелкая деталь, характерная для графа Шувалова. Он, входивший во вкус власти, приближавшийся к престолу, запрашивал, должен ли он хранить в секрете дело Бейдемана даже от брата царя, великого князя Михаила Николаевича. Чересчур уже лестным казалось быть третьим при двух знающих тайну – князе Долгорукове и царе.

Действия графа Шувалова заслужили царское одобрение; против строк «я потребовал сведения из Финляндии» царь написал: «хорошо сделал», а против строк «может, благоугодно будет знать имя спасителя», царь написал: «непременно». А общая резолюция царя была: «О том, как с ним поступить, подумаю еще. Все показания его можно сообщить великому князю Михаилу Николаевичу».

В деле Бейдемана оказался один счастливый человек – ленсман Кокк. Нежданно-негаданно за спасение жизни русского государя и великого князя финляндского ему свалилась награда: денежное пособие в 300 рублей серебра.

4

2 октября комендант крепости довел до сведения графа Шувалова, что арестант Бейдеман желает объявить ему какую-то тайну. 6 октября Шувалов был в Алексеевском равелине. О результате посещения он отправил 6 октября следующий доклад:

«Я посетил сего числа в крепости арестанта Бейдемана и пожелал подробным допросом разъяснить те обстоятельства его жизни, о которых он до сего времени так упорно хранил молчание. Я застал Бейдемана несколько встревоженным моим посещением и заметил, что он тяготится незнанием о своей дальнейшей участи. При начале моего с ним разговора я не мог добиться ни до чего, но мало-помалу он стал поддаваться на мои вопросы и объяснил следующее.

Бейдеман утверждает, что, несмотря на его желание отправиться в южную Европу, и в особенности в Италию, он этого исполнить не мог, не имея к тому денежных средств. Все 14 месяцев своего бегства он провел в Швеции, изредка переезжал в Норвегию, следил оттуда за ходом дел в России, и когда узнал о возникших крестьянских беспорядках в Казанской и Пензенской губерниях, то намеревался отправиться туда и пропагандою своею поддерживать в крестьянах дух волнения. На этот конец им составлен проект манифеста, найденный при нем и уже известный Вашему Сиятельству из предшествовавших моих донесений. На замечание мое, что, не сомневаясь сам в смерти великого князя Константина Павловича, он, следовательно, ложью хотел взбунтовать крестьян, Бейдеман отвечал, что «можно прибегать к лжи против лжи и что правительство наше ложь». Я старался дознаться, не участвовал ли Бейдеман в каком-либо скандинавском обществе, но убедился, что он о них не имеет и понятия и не сочувствует скандинаво-финской пропаганде. Впоследствии Бейдеман убедился, что крестьянские беспорядки будут непременно подавлены распоряжениями правительства и что действиям его не предстоит успеха; тогда Бейдеман решился посягнуть на жизнь Его Величества, как на единственный способ вызвать переворот в государстве, и для исполнения сего купил револьвер, который при нем найден.

Бейдеман