Нульт - Константин Аникин

– Ни хера себе! – сказала Инфинити, которая обычно крепких выражений не употребляла. Разве что в момент стресса. – Ну ты даешь, Зойка!

Следующие два часа своей жизни Инфинити оттягивалась на полную. Она разносила в клочья все, что попадалось под руку: бутылки, жестяные банки, кирпичи, ящики, аэрозольные баллончики… Подбрасывала бутылки в воздух и эффектно подрезала на лету. Стреляла от живота, от груди, от плеча. Стреляла сидя, стоя, с разворота, из-за угла и в прыжке. Уничтожила несколько граффити и выбила на воротах завода большой значок бесконечности. Пусть эти вандалы знают, чья это территория! Инфинити вошла в такой раж, что даже решила стрельнуть шариком красной ртути. Устроить, так сказать, праздничный салют. И даже пошла к машине, чтобы взять свой комплект ДБР, что лежал там, в жестяной банке из-под леденцов. (ДБР значило – Для Больших Разборок.) Но вовремя себя остановила. Пожалуй, не стоит. Последний раз, когда она шарахнула красной ртутью… ой. Приехали все. Пожарные, «Скорая помощь» и спецназ на вертолете. Мигалки, сирены, оцепление… Никто, конечно, не подумал на эту миленькую хрупкую девушку, которая, хлопая ресницами, изо всех сил изображала испуг. Вот идиоты. Так что ладно уж. Как-нибудь в другой раз. Тем более мало их осталось. А сейчас достать красную ртуть практически нереально.

Вечерело, и со стрельбами пора было завязывать. Реклама в небе зазывала на лазерное шоу на площади Революции. Поеду, посмотрю, решила Инфинити. Сольюсь с народом. Она оседлала свою ласточку и выехала на шоссе, ведущее в центр города.

010. Дэдлайн доктора Шнобеля

Зиро пришел себя. Пошевелился и застонал от боли. Все тело покалывало, ныла шея. Он у себя дома, в гостиной. Лежит на полу. Руки прикованы наручниками к трубе с проводами. Ноги связаны куском кабеля.

«Я открыл дверь, зашел внутрь и…» – к нему вернулась память.

Зиро услышал какой-то шум. Он с трудом повернул голову на звук и разглядел в полумраке человеческую фигуру. Человек что-то делал с его накопителями. В его руках связка проводов.

– Кто ты такой? – прохрипел Зиро. Язык, как наждак, царапал пересохшее горло.

Человек обернулся, но ничего не сказал и продолжил разматывать провода.

– Как ты попал сюда? – снова спросил Зиро

– Через дверь, идиот, – раздраженно бросил человек.

Он бросил связку на пол и, слегка прихрамывая, направился к нему. Двигался он странно – резко и рвано, периодически замирая в неестественных позах. Он подошел к Зиро и застыл, смотря на него сверху вниз. Зиро рассмотрел своего непрошеного гостя.

У него было худое лицо, желтое, как воск. Оно непрерывно дергалось, по-разному, не лицо, а коллекция всевозможных нервных тиков. Бритая яйцеобразная голова вся в каких-то коричневых пятнах. Высокий лоб. Впалые щеки, крупный нос, который казался еще крупнее из-за его худобы. Синюшный какой-то нос, опухший. Глаза карие, бешеные, влажные. Их зрачки постоянно меняли размер, хаотично увеличиваясь и уменьшаясь, причем в каждом глазу по-своему, словно две сбрендившие видеокамеры, которые никак не могут поймать фокус. Иссиня черные круги-синяки под глазами. Губы мужчины шевелились, как будто он что-то непрерывно проговаривал про себя. Одет он был в черную кожаную куртку-пилот, черные мешковатые штаны со множеством карманов и грубые черные же ботинки на толстой подошве.

Человек отцепил от ремня жетон, нагнулся и хлестнул им Зиро по губам.

Перед глазами мелькнул кулак, сжимающий пучок электромолний – эмблема Службы Информационной Безопасности .

– Инфобезопасность! – заорал человек и ударил Зиро ногой под ребра. – Отдел Очистки! Майор Дэдлайн! Слышал о таком? – весомость своих слов он подтверждал пинками.

Если бы через Зиро совсем недавно не пропустили 50 киловольт, он бы, наверное, сильно испугался. Но после этого даже бояться было больно, болела каждая клеточка тела. Все что он чувствовал – какое-то болезненное удивление. Зиро в Дэдлайна не верил. Слухи о нем циркулировали в Воркуйске-8 с некоторой периодичностью, но Зиро считал, что это все сказки, городские легенды, что-то типа гигантской жабы из его детских кошмаров. Он думал, что эти слухи нарочно распускает пиар-отдел Инфокома для устрашения населения. А сейчас он видел Дэдлайна перед собой. Это походило на сон. Страшный сон.

Говорили – когда-то Дэдлайн был ученым. Он специализировался на биохимии напополам с нейрофизиологией и имел репутацию таланта, который мог бы многого добиться, если бы не эта его постоянная увлеченность странными идеями. Странными, по мнению той части научного сообщества, что обеими ногами прочно стоит на земле. Работал Дэдлайн в НИИИП, в том самом институте, где изобрели легендарную воркуйскую пленку. Как-то Дэдлайну пришла в голову очередная странная идея. Кодировать информацию запахами и через нос напрямую записывать в человеческую память. Как обычно, от этого чудака попытались отмахнуться. Но Дэдлайн настаивал. Он говорил, что роль обоняния в когнитивной деятельности недооценена. Что запахи тесно связаны с человеческой памятью. Что общеизвестно, что информация лучше запоминается, если связана с запахами. Что запах часто является чем-то вроде метки для воспоминаний. Что обонятельная луковица, тот отдел мозга, который распознает запахи, тесно связана с лимбической системой. Что лимбическая система, один из самых древних отделов ЦНС, отвечает за эмоции и пронизывает буквально все отделы мозга, следовательно, обоняние дает доступ ко всему мозгу сразу! Вряд ли эволюция это сделала просто так, говорил Дэдлайн. Он говорил, что обработка запахов идет на глубинных уровнях сознания и часто даже не осознается. Он даже говорил, что все эти так называемые телепаты – просто люди с острым нюхом, чувствующие незначительные изменения запаха человека и интуитивно делающие правильные выводы о его психофизиологическом состоянии. Он говорил, что нервные окончания в обонятельной камере носа настолько чувствительны, что реагируют всего на одну молекулу пахучего вещества, и предлагал использовать это свойство для кодирования информации. Он говорил, что в будущем, чтобы получать знания, не надо будет читать, слушать, смотреть – достаточно будет понюхать. И так далее. В конце концов, Дэдлайн смог пробить этот проект. Несмотря на все свои странности, он мог, что называется, зажечь искру в людях. Местные остряки моментально прозвали его «доктор Шнобель».

Группа доктора Шнобеля работала с муравьями. Муравьи общаются при помощи хемосигналов, пахучих веществ, называемых феромонами. Взломав муравьиный код, они выяснили, что их сигнальные феромоны можно приспособить для передачи информации и для человека. Они назвали этот вещество, из семейства летучих спиртов, информационным феромоном, сокращенно – инфофер. Алгоритм кодирования инфофера разработали в НИИ Проблем Кодирования Информации, который в то время возглавлял академик Глушко; он питал к доктору Шнобелю какую-то странную, по мнению многих, слабость. Алгоритм кодирования основывался на явлении химической изомерии; бралось два варианта одного вещества, одинаковых по составу, но разных по строению, и как следствие, обладавших разным запахом. Одна молекула инфофера принималась за один бит, молекула изомера-1 означала ноль, а молекула изомера-2 – единицу. В КБ проектного отдела Воркуйского Химкомбината разработали устройство, которое могло, как выражались в группе Шнобеля, заряжать инфофер информацией, в основе его были наномембраны с избирательной проницаемостью; в зависимости от условий они пропускали то молекулу изомера-0, то изомера-1. Устройство прозвали «файловыжималкой». Полученные данные должны были усваиваться мозгом, при помощи стимуляции коры головного мозга особым веществом-интерпретатором, этакий коктейль из разнообразных нейромедиаторов, которые декодировали двоичный код в электрические сигналы, понятные нейронам, и передавали возбуждение по лимбической системе во все части мозга. Этот химический интерпретатор инфофера разрабатывали в Воркуйском Центре Нейрофизиологии, и это было самое узкое место проекта. Нейромедиаторы могли только передавать возбуждение нейронам коры – что дальше мозг будет делать со всеми этими сигналами, было не ясно. Кроме того, не было никакой гарантии сохранения целостности вводимой в память информации. Эта схема требовала серьезной доработки на том этапе, доктор Шнобель оптимистично предполагал, что мозг сам разберется, что в какой банк памяти записывать, и сам заполнит возможные пробелы в данных. Все-таки, говорил он, мозг – это весьма устойчивая система, с большим запасом саморегуляции.

Доктор Шнобель развил бурную деятельность: на его проект работали уже три института и два завода. Его проект (и его личность) стали самой популярной темой для обсуждения в воркуйском научном сообществе. Научное сообщество раскололось на две неравные части. Меньшая предполагала, что доктор Шнобель гениален, большая же говорила, что он сошел с ума и заражает своим безумием остальных. Большая часть недоумевала, на что тратятся государственные деньги и время. Куда смотрит ученый совет, вопрошали они. Почему средства тратятся на навязчивые идеи доктора Шнобеля, в то время как многие, практически выгодные для военки и народного хозяйства темы для исследований никак не дождутся финансирования?