Эпоха Возрождения. Быт, религия, культура - Эрик Чемберлин

Самые жуткие формы инквизиция приняла в Испании, достигнув такой степени жестокости и независимости, которая ужаснула даже Ватикан. Учрежденная в 1478 году, она продержалась там до XIX столетия, то есть долгое время спустя после того, как другие нации ее отвергли. Страна, цивилизованно и трезво отказавшаяся преследовать ведьм, окунулась в оргию безумной жестокости, подвергая казни собратьев-христиан наравне с евреями и мусульманами. Однако хотя в Испании рьяная суровость ее доходила до крайности, методы, ею применяемые, были одинаковы во всех странах. В каждом городе, где возникал суд инквизиции, распространялся «Эдикт веры», требовавший, чтобы все, кто знает о ереси, пришли и заявили о ней. Это было недвусмысленное приглашение свести старые счеты, потому что имя доносчика жертве никогда не говорили. Обвиненного брали под стражу, за его собственный счет, и, даже если, хоть это было очень мало вероятно, признавали совершенно невинным, все равно подвергали большому штрафу… потому что инквизиция не могла ошибаться никогда. Прежде чем предъявить улики обвинения, от него требовали присягнуть, что он никогда не разгласит подробности суда. Таким путем трибунал не только оберегал себя, но и усиливал всеобщий страх. Мудрый человек, освободившись из этих тисков, крепко держал язык за зубами, предоставляя друзьям и соседям воображать что угодно. Судебная процедура инквизиции (см. рис. 84) была не хуже судилища светских властей. Пытку применяли не часто, потому что один намек на нее вкупе с угрозой заключения в тюрьму на неопределенный срок развязывал все языки. А когда суд был окончен, осужденного, если он раскаивался, принимали вновь в лоно церкви. Суд был тайным, но покаяние и восприятие обратно, известное как аутодафе, совершалось публично. Аутодафе превратились в своего рода публичные развлечения, которые нередко привязывали к какому-либо королевскому или светскому празднику. Предполагалось, что толпы собирались поглазеть на спасение грешников. На приговоренных, и раскаявшихся и нет, надевали санбенито, просторное одеяние, балахон, помеченный особыми символами (см. рис. 85).

Рис. 84. Инквизиция

Рис. 85. Казнь после аутодафе: на жертве надето санбенито приговоренного

Спереди и сзади на санбенито кающегося был нашит крест святого Андрея. На балахонах нераскаянных монахи-художники, давая волю воображению, рисовали чертей и сцены ада, как бы предвосхищая место посмертного назначения грешника.

Процессия священников, солдат, городских чиновников и приговоренных прибывала на городскую площадь. Церемония обычно начиналась с общего провозглашения веры. Сохранилось письмо от испанского корреспондента Фуггеров, где он сообщает об одном таком аутодафе, состоявшемся в Севилье в воскресенье 3 мая 1579 года. Там было 38 осужденных, чьи преступления колебались между обыденными и тяжкими, причем наказания также различались по степеням. Луис Морено, крещеный мавр, пытавшийся бежать в Берберию (Северная Африка), предположительно чтобы соединиться со своими родными, «был приговорен к санбенито и четырем годам заключения. Там его должны будут наставлять правилам веры, и он получит 100 ударов розгой». Раб-негр получил два года тюрьмы за то, что отрицал чудеса Христовы. Богохульнику прокололи язык, остальных подвергли бичеванию или отправили на галеры. Страшный приговор к смерти сожжением у столба приберегали для самых тяжких преступлений. Но в то майское воскресенье толпу развлекли зрелищем лишь одного человеческого существа, корчащегося в адских муках. Это был некий «Орбиан, уроженец Фландрии, переплетчик, тридцати лет от роду. Он сжег несколько разных картин с изображением Господа нашего Иисуса Христа и полностью отдал свою веру учению Лютера». К нему могли проявить милосердие и удавить его, прежде чем разожгут костер, если бы он покаялся, хотя бы под конец, но он эту милость отверг. Наказание 38 осужденных, должно быть, заняло большую часть воскресного дня, потому что заканчивается письмо идущим от сердца возгласом: «Vale! Как я рад, что это закончилось!»

Рис. 86. Виды казни. Гравюра на дереве. XVI в. Нюрнберг

Глава 7

Мир учености. Книгопечатание

Книгопечатание явилось миру полностью готовым именно в тот момент, когда в нем возникла потребность. Оно стало результатом, а не причиной интеллектуального брожения в Европе, однако без него это брожение так и осталось бы уделом ограниченного круга людей, живущих и работающих изолированными группами. До этого изобретения все книги в мире переписывали от руки. В каждом центре учености, при каждом дворе имелась целая армия переписчиков, и текст, признанный ценным, обязательно воспроизводился в сотнях копий. Однако никакого общего плана в деле переписывания рукописей не существовало: ученый, пожелавший иметь данный манускрипт, должен был отыскать его копию, затем поручить переписчику повторить ее и оплатить ему десятки часов, которые тот проведет, исполняя заказ. Возможность ошибки из-за невежества или небрежности переписчиков возрастала с каждым экземпляром, так что в конце концов возникла отдельная проблема – установить правильный исходный текст. Великие произведения вроде Библии сберегались тем, что всегда находился человек, желающий иметь собственный экземпляр. А вот сочинения людей неизвестных ограничивались несколькими копиями, имевшими хождение среди друзей и пропадавшими на время или навсегда, после того как первый интерес к ним угасал. В результате авторы вновь и вновь возвращались к проблемам, уже решенным другими людьми в дальних странах или в стародавние времена. Книгопечатание открыло средство общения, подобного которому ранее не бывало. Труды избранных становились доступны многим, и среди этих многих находились те, кто продолжал их труд далее, делая еще один шаг по дороге познания и в свою очередь публиковал свои результаты для еще более широкой аудитории.

Споры об истинном изобретателе книгопечатания стары, как оно само. В 1499 году летописец из Кельна уверенно заявляет, что это работа «бюргера из Майнца, рожденного в Страсбурге, по имени Юнкер Иоганн Гутенберг». На летописца яростно напали оппоненты, стремившиеся перехватить эту честь для своей страны, но все имеющиеся свидетельства подтверждают его правоту. Гутенберг родился где-то между 1394-м и 1399 годами. Примечательно, что большая часть информации о нем почерпнута из судебных исков. В 1439 году его привлекли к суду братья человека, который был его партнером, но умер, так и не увидев результатов совместных трудов. Братья стремились заполучить подробности «секретного процесса», над которым работали партнеры. Их иск провалился, однако именно в нем мы находим указания на начало книгопечатания в Европе.

Подробности дела весьма туманны. Тогда не существовало патентного права для защиты нового изобретения, и всем заинтересованным лицам хотелось держать факты при себе. Однако данный процесс почти наверняка связан с изготовлением матрицы для набора. Еще говорили о «прессе», который находился в собственности покойного, но это был предмет обыденный. Тиски с ручкой, которая при опускании сильно давит на пластину, были хорошо известны и широко использовались. Уникальный вклад Гутенберга в величайшее мировое изобретение была не сама идея процесса, а производство тысяч совершенно одинаковых передвижных букв. Печатание – перенос знаков с одной поверхности на другую – достаточно старо. Гутенберг наверняка был знаком с игральными картами, которые печатались с деревянных резных досок, намазанных разноцветными чернилами и потом прижатых к бумаге. Был даже такой прием: напечатать заголовок книги на обложке с помощью больших букв, вырезанных из латуни. Когда Гутенберг был жив, еще существовал в Европе обычай вырезать целую страницу текста на куске дерева, так сказать единым блоком. Эти блок-книжки пользовались большой популярностью, но их применение ограничивалось воспроизведением кратких популярных текстов, потребность в которых всегда оставалась стабильной. Чтобы вырезать один-единственный блок, требовалась многочасовая работа. И его больше нигде нельзя было использовать. Для того чтобы в большом количестве печатать объемные труды, требовалось нечто иное: подвижные буквы, из которых можно быстро складывать бесчисленные комбинации, то есть самые разные слова.

О самом Гутенберге сохранились скудные свидетельства, однако можно сделать вывод, что всю свою жизнь он был связан с изготовлением маленьких металлических предметов. Майнц был широко известен как город, славящийся тонкой и точной работой своих мастеров по драгоценным металлам. Семья Гутенберг долгое время имела отношение к архиепископскому монетному двору. Таким образом, он был знаком с технологией высокоточной отливки и штамповки металла. Это должно было стать ключом к решению проблемы. Деревянные буквы резали вручную, и самый умелый и опытный резчик невольно вносил свои варианты при каждом повторе, которые накапливались по мере сборки. А металл можно было расплавить и вылить в форму, что давало быстрый и простой метод производства тысяч абсолютно одинаковых фигурок. При этом, если фигура стиралась и делалась нечеткой, материал можно было использовать снова. Изобретение Гутенберга свело воедино два привычных знакомых объекта: штемпель (пуансон) и отливку. Штемпель делался из твердого металла, и на его головке вырезалась требуемая буква или символ. Когда им ударяли по куску мягкого металла (матрицы), он переносил на него точное изображение этой буквы или символа. Затем матрицу вводили в основание прямоугольной формы требуемого размера, сделанной на петлях, чтобы можно было потом вынуть готовый оттиск и залить в него расплавленный металл. Простой, но дорогостоящий принцип работы. Гутенбергу приходилось нести большие расходы простого печатника и в то же время иметь под рукой резервы, чтобы решить кучу проблем, с которыми всегда сталкивается новатор. Ему удалось с успехом довести свое изобретение до совершенства, но не хватало деловой хватки. Как вошел он в историю через иски к нему, так и покинул мир, находясь под судом по иску, вчиненному ему Йоханом Фустом, золотых дел мастером, предоставившим ему капитал для крупного выпуска продукции. Гутенберг не сумел выплатить долг, и все оборудование перешло в руки чужого человека.