Четверги мистера Дройда - Николай Андреевич Борисов

голове сзади за правым ухом. Морщась от боли, пощупал моментально вскочившую шишку, небрежно положил пресс на край письменного стола, неслышно отпер дверь и уселся в кресло писать рапорт о произведенном на него нападении, чутко прислушиваясь в то же время к тому, что происходит в Карантине.

Трещали звонки. Охрана планомерно обыскивала Карантин, заглядывая во все закоулки, под лестницы, в темные камеры. Всюду слышался топот тяжелых шагов и грохот оружия.

Через четверть часа в Карантин примчался Арчибальд Клукс.

Он был взволнован. Сводки, поступившие в последнее время, рисовали перед ним картину брожения, картину какого-то пассивного заговора среди рабочих. Для всех, даже агентов Комитета, серьезного ничего не происходило, но Арчибальд Клукс был встревожен.

Правда, партия не подавала признаков жизни, но, читая между строк сводки, Арчибальд разослал всюду директивы о создании отрядов «Черного Креста» и внимательно изучал списки командного состава всей армии.

Когда он мчался в автомобиле к Карантину, то на улицах видел встревоженные группы жителей, таинственно перешептывающихся, и понял, что слухи о происшествии в Карантине успели проникнуть в город. Недовольный всем, он вошел в кабинет Корнелиуса Крока.

— Что случилось с вами? — почти весело, как будто не придавая никакого значения происшествию, спросил он, в то же время внимательно наблюдая за Корнелиусом Кроком.

— Я и сам еще не могу отдать отчета, — проговорил Корнелиус Крок, здороваясь с ним. — Такая дерзость и смелость! Я не могу опомниться, сэр Арчибальд. Я заполнял карточку, вот эту, — и Крок протянул поднятую с пола испорченную карточку, — и она, видимо, воспользовавшись моментом, нанесла мне сильный удар в затылок… И я ничего не помню, так как потерял сознание.

И медленно, с трудом, морщась от боли, Корнелиус Крок набросал картину нападения на него.

Арчибальд, внимательно слушая, набрасывал заметки в свой блокнот. Ему было непонятно, как Корнелиус, всегда такой осторожный, мог допустить такое грубое покушение, и, вспоминая Катю, вспоминая ее изящную фигурку, он не мог представить себе, как она могла протащить через всю комнату довольно грузную фигуру Корнелиуса. Невольно в блокноте он отметил свое недоумение вопросительными знаками, не замечая того, что Корнелиус Крок чрезвычайно внимательно наблюдал за его заметками.

Вопросительные знаки Арчибальда вызвали у Корнелиуса раздражение, и он, заканчивая торопливо рассказ, сунул руку за платком и взволнованно вскочил:

— Ключи… У меня пропали ключи!

— Какие ключи?.. Удивительно странно, — более отвечая своим мыслям, чем Корнелиусу, проговорил Арчибальд.

Обстановка покушения вызывала у него неясное подозрение против самого Корнелиуса.

— Мои ключи… От некоторых камер и также от секретных выходов.

Арчибальд внимательно взглянул в глаза Корнелиусу Кроку, и от этого взгляда Корнелиусу стало не по себе. Он понял, что еще более усилил подозрение Клукса.

— Что ж, произведем тщательное следствие. Я все выясню, мистер Корнелиус, все, — и улыбнулся немного иронически. — Я бы хотел осмотреть камеры ваших пациентов, а потом допросить вашего лаборанта.

— Идемте, я вам покажу, хоть признаться, я предпочел бы охотнее отдохнуть…

— Я могу осмотреть и без вас, мистер Корнелиус.

— Нет, нет. Без меня никто не может дать разъяснений.

Пациенты, сидевшие в камерах, были встревожены необычным посещением Корнелиуса Крока и Клукса. Эти два наводящие страх человека входили молча, всматривались в лица пациентов и выходили.

Прошли ряд коридоров. Всюду было тихо и спокойно. Пациенты не вызывали никаких сомнений. Подошли к последней камере № 725, находящейся в подвальном этаже Карантина. Караульный начальник, заранее подобравший ключ, готовился открыть дверь, но Крок остановил его:

— Сюда мы не войдем, здесь буйный пациент, он набрасывается на всех входящих.

Клукс бесшумно открыл глазок и несколько минут смотрел через него в камеру.

По ней, жестикулируя, быстро, ходил из угла в угол худощавый человек. Он действительно производил впечатление психически ненормального, то и дело подходил к стене и пробовал стучать в нее кулаком. Но стены и двери были обиты сплошь толстым слоем войлока, который поглощал всякий звук. Тогда он начинал кричать, но, убедившись, что звук умирает, не выходя за стены комнаты, хватал себя за голову, топал ногами, выкрикивая проклятия на всех языках мира.

«На кого он похож?» — думал Клукс, наблюдая продолжающего метаться человека.

Наконец больной, по-видимому, истощив все силы в бесплодных усилиях, бросился ничком на свою постель в позе безысходного отчаяния.

Клукс закрыл глазок и молча пошел обратно по коридору.

«На кого же он все-таки похож?» — продолжал он думать, задумчиво глядя себе под ноги. Оглянулся и на всякий случай запомнил номер камеры.

Корнелиус Крок молчаливо шел за ним. От него не укрылись ни задумчивость Арчибальда Клукса, ни его внимательно-напряженный взгляд, устремленный на пациента из камеры № 725.

«Да, пора кончать, — подвел он итог своим мыслям. — Пора!..»

Глава III

ЛАБОРАНТ ГРЕССЕР НА ПУТИ К КАРЬЕРЕ

На другой день после визита Арчибальда Корнелиус Крок, вполне убежденный в том, что находится под подозрением, решил проверить свое предположение и, вызвав по телефону Арчибальда Клукса, невольно был слушателем его разговора с лаборантом Грессером.

С неприятным чувством Корнелиус Крок положил трубку.

«Ему мало дознания, сделанного в Карантине, он вызывает его к себе, — подумал он. — Ну что ж, посмотрим. В общем, чем я рискую? Чем может рисковать Корнелиус Крок?..» — и он весело засмеялся.

Грессер, войдя в кабинет Корнелиуса, был настолько поражен смехом своего начальника, что совершенно растерялся и стоял, молча смотря в упор на Корнелиуса.

— Можете идти. Я вас не задерживаю.

— Да, да. Я прошу разрешения отлучиться из Карантина.

— Я же вам сказал: можете идти.

Выйдя из кабинета Крока, Грессер направился в свою квартирку, в одном из флигелей Карантина, и стал поспешно переодеваться для своего визита к Клуксу, стараясь придать себе солидный вид, приличествующий будущему ученому и профессору.

Подъезжая в такси к Комитету и подымаясь по лестнице в кабинет Клукса, он держал себя с достоинством, но на душе у него кошки скребли.

«Черт бы его побрал! — думал он о Кроке. — Заварил кашу, а я должен ее расхлебывать. Не иначе как запутал меня в свои грязные дела, а то зачем стал бы меня вызывать к себе Клукс?»

Ординарец доложил о его приходе, и он вошел в кабинет.

— Рад вас видеть, господин Грессер, прошу, — указал Клукс